***
Что же, наконец, осталось?
Столько пало халифатов,
Столько сгинуло империй,
И династии сменялись,
И менялось все стократ…
Что же, наконец, осталось,
Кроме как «люблю» и «верю»?
Что же, наконец, осталось —
Кроме Патимат?
Развалились государства,
Атлантида — под волнами,
Высыхают океаны
И — не повернуть назад.
Что же, наконец, осталось?
Только лишь вода да пламя…
Что же, наконец, осталось —
Кроме Патимат?
Чингисханы, Тамерланы,
Бонапарты все исчезли,
Как песком сыпучим, время
Всех засыпало подряд…
Что же, наконец, осталось,
Кроме нежности и песни?
Что же, наконец, осталось –
Кроме Патимат?
И великое пространство
Содрогнулось и распалось…
Только бы хватило силы,
Чтобы все пошло на лад!..
Что же, наконец, осталось —
Колыбели и могилы?
Что же, наконец, осталось —
Кроме Патимат?
Над Землей, сто раз сожженной —
Небо, рвущееся в клочья:
Столько боли, столько крови
Здесь текло века подряд…
Что же, наконец, осталось,
Кроме дня и кроме ночи?
Что же, наконец, осталось —
Кроме Патимат?
Обо мне не беспокойтесь,
Так уж повелось на свете,
Что прощанье неизбежно, —
Нет спасенья от утрат…
Я уйду, но перед этим
Полный мне бокал налейте —
Выпью жизнь свою до капли…
И останется на свете
Только Патимат.
ЗАВЕЩАНИЕ
Когда в предутреннюю рань
Наступит миг с землей проститься,
Пускай ни в дерево, ни в лань
Душа моя не превратится:
В меня, живого, столько раз
Стрелок прицеливался меткий,
И знаю я, как в черный час
И рубят, и ломают ветки…
Когда в предвечной тишине
Глаза сомкну и вас покину,
Не оставляйте места мне
В печальном клине журавлином:
От Дагестана вдалеке
Путей проделал я так много,
Что в журавлином косяке
Я больше не пущусь в дорогу.
Не улечу от быстрых рек,
От света облаков узорных.
Хочу остаться здесь навек
У родников высокогорных.
И пусть огнем живым горят
Мои желанья ночью хмурой,
И жилы пусть мои звенят
Живыми струнами пандура.
НОЧНОЙ СНЕГ
Я проснулся вдруг в ночной тиши
Оттого, что лился свет в окошко.
А часы стучали: не спеши,
Не вставай, поспи еще немножко.
Это не рассвет, как мнилось мне:
Излучая свет, в окно глядится
Дерево в снегу, а в стороне —
Олененок маленький из гипса.
Снег слетает, светоносный снег!
Ну а век все стонет, словно старец:
Веру потерял усталый век,
А надежды все-таки остались…
Снег ложится ватой на хребты,
Раны он врачует осторожно.
Дагестан мой, не замерз ли ты?
Ты ведь не из гипса придорожный
Олененок, устремленный ввысь!..
…Я проснулся. Льется свет в окошко,
А часы стучат: не торопись,
Это — снег… Поспи еще немножко.
* * *
Гром в небесах — это песня в пути,
Стоны Али, что томится в пещере:
В пропасть веревку бросаю — и верю
В то, что смогу его все же спасти.
Молния — это желанье мое…
Брошена — как Робинзон в океане.
Лодку послал я туда, но в тумане
Волны швыряют, как щепку, ее.
Ной! Возвращайся потопу на страх:
Новый Ковчег ты построить обязан,
Чтобы спасти человеческий разум,
Тонущий в бешеных мутных волнах.
Что же послужит спасенью Земли?
Кто в небеса восстановит дорогу,
Чтобы поднять к всемогущему Богу
Совесть и честь, что под землю ушли?
Чудо дождя — чистоты торжество,
Господа Бога удачная шутка.
Мир сотворил он всего за шесть суток —
Люди столетьями рушат его.
Может, мечтам наступает конец?
Рушатся стены, надежды и нравы…
Словно игрушку, что дал для забавы,
Жизнь у меня забирает Творец.
* * *
О нас с тобою позабудут, друг,
Как о ручьях весенних забывают.
А если вспомнят на мгновенье вдруг,
То лишь случайно — так порой бывает:
Случайно вспомнят в некий смутный час
Как о надгробьях сломанных, разбитых…
Голодные не станут слушать нас,
И мы завлечь ничем не сможем сытых.
Давай отыщем — не сочти за блажь! —
Безлюдный остров средь пустыни водной.
Из веток мы соорудим шалаш —
Пусть для жилья не очень-то пригодный.
Снега, дожди, ненастная пора…
А мы затихнем у пучины черной,
Кипит она с утра и до утра,
Как нынче наш Кавказ высокогорный…
Но где же лодки? Выше головы
Валы взлетают мощи небывалой
И прыгают с рычанием, как львы,
И тут же разбиваются о скалы.
Не знаю, друг, быть может, это сон, —
Три лодки я увидел в мгле рассветной.
Три лодки приближались с трех сторон,
Как три звезды — надежды знак заветный…
Одна надежда позвала: ко мне!
И поплывем путем привычным к дому!
Другая позвала: скорей, ко мне!
Вдаль поплывем дорогой незнакомой!..
… Мы третью лодку выбрали с тобой,
Чей борт и весла мы впервые тронем.
Не знаю, послана ль она судьбой
И мы на ней спасемся иль утонем?
О нас с тобою позабудут, друг,
В родном краю и в землях отдаленных,
А может, на мгновенье вспомнят вдруг,
Как о надгробьях среди трав зеленых…
Но песенная лодка и вчера
Спасала нас от мглы… И, может, снова
На годекане или у костра
О нас с тобой промолвит кто-то слово.
* * *
Не понимаю, как могло случиться,
Но каждый наступивший день Земли
Глядит глазами загнанной волчицы:
Ее волчонка люди увели.
И стонет каждый наступивший вечер,
И ночь слепая не скрывает слез,
Как мать, которой и помочь-то нечем:
Ее ребенка серый волк унес.
И плачет конь: скачок неосторожный —
И вот уж всадник выбит из седла.
Собака лает над щенком тревожно:
Как быть, чтоб страх растаял без следа?
Мелеют реки. Век шумящий стонет:
Как уберечь детей от всех невзгод?
Как быть, когда в морской пучине тонет
Моей надежды белый пароход?
Дорога ль, конь виновен — не пойму я.
У всадника ль неладно с головой?
Не мы ли сами ищем тень прямую
От палки сучковатой и кривой?!
Песня
Женщины, вино и песни
В день ненастный и погожий
Мне друзей всегда дарили
И врагов дарили тоже.
На каких весах их взвесить
Было бы судьбе угодно?
Видно, будут обе чаши
Кланяться поочередно…
Опасаться стал я женщин
И к вину не прикасался —
Друг врагом вдруг обернулся,
Враг же другом оказался.
Женщины, вино и песни
И потом, как и в начале,
Радости мне приносили.
А случалось — и печали.
И печали, и удачи
Я своею меркой мерю:
На весах любви их взвесив,
Тем весам надежным — верю.
Женщины, вино и песни!
Я от вас не отказался —
Только в друге я ошибся,
Враг врагом не оказался…
* * *
Я друзей своих старых
Боюсь повстречать,
Хоть по ним столько лет
Продолжаю скучать.
Кто — не знаю, —
Я сам или время виной,
Что топчусь у ворот,
Обхожу стороной.
Приоткрыть не решаюсь
Знакомую дверь…
Как все было легко,
И как трудно теперь!
Как без спроса вломиться
Средь белого дня?
И узнают ли жены
И дети меня?
Много было друзей…
А теперь, на беду,
И они не зовут,
И я сам не иду.
Не иду? Не зовут?
Нет, причина не та:
Стала лестница вдруг
Высока и крута…
Как бывало когда-то —
По ней не взбегу
Гаснет сердца порыв,
Как костер на снегу.
И откуда бы ветер
Ни дул — все равно
Барабанят корявые сучья
В окно…
Гаснет в окнах ночных
Задержавшийся свет —
И в душе его нет,
И меня уже нет…
И в знакомую дверь
Я боюсь постучать,
Своих старых друзей
Я боюсь повстречать.
Прошу тебя
Я у тебя защиты не просил —
И так ты даровал мне слишком много:
И так мои грехи ты отпустил,
Меня оберегая всю дорогу.
А я тебя порою забывал,
Чрезмерно ликовал и унывал,
Но ты был щедр и терпелив, Всевышний!
И ты меня щадил и не карал, —
Хоть это было бы совсем нелишне…
Сейчас не обо мне, Создатель, речь, —
О птицах малых — неразумных детях:
Как сохранить их? Как их уберечь
От тех напастей, что их ждут на свете?
Не дай же задохнуться им в дыму
Ошибок наших (мы о них забыли!).
Взываю к милосердью твоему:
Храни детей, пусть их окрепнут крылья.
Прошу тебя — оберегай детей
И вразуми их на пути неровном.
Что станут петь те птицы меж ветвей
На нашем бедном древе родословном?
Какие песни станут петь они?
Добра к ним будет жизнь или жестока?
Их от чрезмерной радости храни,
От снегопада в августе — до срока.
Ты научи их, выпавших из гнезд,
Тем помогать, кто позади плетется,
Ты научи их языку всех звезд, —
Быть может, где-то применить придется…
* * *
Земля во хмелю или время кривое,
А может, в пути поломалась арба?
Гадаю на камешках… В шуме прибоя
Гадаю: что нам уготовит судьба?
Проложит ли путь в буреломах, в завалах
И скажет: сквозь дебри без страха иди?
Беда обойдет ли нас — старых и малых?
Ведь столько бушующих рек впереди.
И сбудутся ль сны поколенья иного —
Рожденного в муках не так уж давно?
… А мною рожденные песня и слово —
Всего лишь мгновенье. Да было ль оно?
Земля оскудела, состарилась песня,
И все же с надеждой, что еле жива,
Как жалкий проситель, с мольбой в поднебесье
Смотрю я, с трудом подбирая слова.
Я землю и небо прошу ежечасно
Спасти от сиротства людей и зверей.
Хоть верю, что время над чувством не властно,
Я все хлопочу над любовью своей.
Прошу, чтоб превыше всего оказались
Великие силы любви и добра,
И чтоб не коснулись ни зло и ни зависть
Рожденных сейчас — и рожденных вчера.
В зимнем саду
Брожу по больничному зимнему саду,
Листва зеленеет здесь, не увядая.
Здесь старая мудрость и страсть молодая
Все спорят и спорят…
А спорить не надо.
Я сам у себя выхожу из доверья:
Из памяти строчки внезапно исчезли.
И вот я остался стоять возле двери,
За нею — здоровье —
Пред нею — болезни.
Похоже, теперь вся земля, как больница,
Мечтает о солнце суровой зимою.
Как путник у ветхого моста — томится
Рассвет ежедневно, соседствуя с тьмою.
Свирепствуют штормы, ревут ураганы,
Порой не укрыться от ливня и града.
Но можно ли вылечить старые раны, —
Ответь мне, о зелень больничного сада!
О стонущий мир, мы и плотью, и кровью
С тобою едины, мы — в общей палате.
Коль ты безнадежен — зачем мне здоровье?
Здоров ты — и я осенен благодатью.
… В больничном саду я ищу исцеленья
Для всех, кто болеет на этой планете…
А доктор напомнил мне:
«В эти мгновенья
Рождаются дети…
Рождаются дети:
Вот только что — двойня
в моем отделении!»
* * *
На камешках гадали мне гадалки:
Вот дом, вот путь, что выпали тебе…
Но, лишь коснувшись потолочной балки,
Я разобрался в собственной судьбе:
Я рос, я потолка уже касался,
Но пред судьбою был и слеп, и мал.
Кривым мой путь хваленый оказался,
А конь-огонь отчаянно хромал.
Стократ перебирала четки мама:
Вот день, вот ночь, вот спуск, а вот подъем.
Но путь мой крив: судьба моя упрямо,
Безжалостно стояла на своем.
Дни горько плачут, и смеются ночи —
Кто может знать, что ждет нас впереди?
Ты, горец, похваляйся, да не очень:
Над пропастью стоишь — не упади…
Я понял, мне нелегкий выпал жребий.
А было время — помню как сейчас:
Под звуки бубна песни плыли в небе,
А на земле под них пускались в пляс.
Но небо вдруг как будто раскололось,
Дрожит земля в оковах темноты.
Рванулся ветер и украл твой голос,
Которому так слепо верил ты.
Преодолев семь гор, не за горами
Нашел любовь я — клевер на лугу…
Как трудно сохранить живое пламя —
Костер, зажженный нами на снегу!
* * *
Печально поле в серый день осенний,
Печальней время, что ушло впустую.
Ушло — и от печали нет спасенья:
Пора понять ту истину простую.
Всего ж печальней человек унылый,
Что ничего на свете не умеет:
В воротах жизни, словно столб, застыл он,
Входить — не входит и уйти не смеет.
* * *
«В одном я счастлив, друг,
Сполна и до конца:
Я не обидел мать,
Не огорчил отца…
Такую держит речь
Ровесник мой седой.
…Я слушаю его,
Поникнув головой.
* * *
Моя жизнь — это дерево: ствол искривлен,
Листьев нет и не будет до лучших времен.
Не придется им осенью на землю лечь,
Если песни мои их не смогут сберечь.
Мои годы — как ветки сухого ствола,
Рассыпаются в прах и сгорают дотла.
Не воскреснут, наполнившись соками вновь,
Коль не станет защитой им наша любовь.
Спасибо
Спасибо тропкам: свив из них веревку,
Мир на спине несла ты, как кувшин.
И радуга, горя, восстала ловко,
Едва касаясь каменных вершин.
Спасибо — уцелел я в эту зиму,
А лето быстро промелькнуло — жаль!
Судьба не проносила чашу мимо —
Пришлось испить и горечь, и печаль.
Дожди не обделили нас вниманьем,
И солнце грело в меру — не сожгло.
Спасибо почте: хоть и с опозданьем,
Твое письмо с трилистником дошло.
Спасибо птице, что в окно стучала,
Оповещая о начале дня:
Стучала — озабочена немало
Бессонницей, измучившей меня.
Друзьям души моей поклон мой низкий:
Как мало их осталось — к рубежу…
Я испытал не раз жестокость близких,
Но им худого слова не скажу.
Любви спасибо, музыке и слову!
О ссорах, о размолвках умолчу.
Чинившим зло не пожелаю злого,
Но вспоминать о них я не хочу…
