Опубликована в газете “Невское время”, 19 ноября 2004 года.
Не так давно, в конце октября, исполнилось 40 лет со дня смерти Агнес Мигель, поэтессы, которую называли “дочь Кенигсберга”, а потом – “мать Восточная Пруссия”. А в начале этого года исполнилось 125 лет со дня ее рождения.
Сейчас в Калининграде есть мемориальная доска ее имени, а в Калининградской области, в поселке с толстовским названием Ясная Поляна (в прошлом Тракенен – название, известное во всей Европе любителям лошадей), хотели назвать ее именем и обустроить на деньги немцев целую улицу. Правда, это так и осталось проектом – появились протесты против “нацистской поэтессы”.
А между тем у Мигель, заставшей еще Первую мировую, есть пронзительное стихотворение “У садовой ограды”, где образы двух соседок, беседующих о своих погибших детях, – это символические образы Германии и России: “Наши юные мальчики//спят от весны до весны// на зеленых равнинах// между Волгой и Вислой.// Над твоею избою// не увидать конька,// черный дым от пожарищ// прямо в мой сад пригнало.// Свежим хлебом не пахнет,// не слышно, не видно стало// ни поющего сплавщика,// ни его огонька.// Ночью, когда петух кричит// “Ку-ка-ре-ку!” – жизни ради,// слышу тебя я плачущей// и малышей твоих.// Делят сполохи небо// страшное на двоих”.
А потом наступила еще более страшная война. И пожилая уже Агнес, в 1939 году получившая звание почетного гражданина Кенигсберга с правом бесплатного проживания в родном городе до конца жизни, это право потеряла задолго до конца жизни. Покинула свой город в феврале 1945 года. Была в числе беженцев, затем в лагере для перемещенных лиц в Дании, потом в Германии.
В ее творчестве есть и темы ближней Литвы – “Женщины Ниды”, с четким знанием природы и древней культуры этой завораживающей земли, Куршской косы, дюн. Есть романтизм, есть мистика. И есть тоска ухода из родного города. Это сейчас отдельные наши квазипатриоты скажут: “Какая тоска? Жила в Германии и умерла в Германии”.
Чувство родного места с пересечением различных книжных и фольклорных традиций. “Остров… Герб мой… Судьба… Начало… Все имела – и потеряла”. Это писала она, когда благополучно жила после войны “вообще в Германии”.
…И вот теперь сложный вопрос. Действительно ли уже немолодая поэтесса в свое время вступила в НСДАП? Возможно. Все бывает. “Активным функционером” этой проклятой партии она точно не была, хотя это и утверждают противники ее улицы. Впрочем, в дискуссии на эту тему, развернувшейся среди калининградской общественности, есть следующие аргументы. Кто из живших в СССР писателей, для того чтобы выжить и печататься, не был в правящей тусовке? Если даже знаменитый деревенщик Федор Абрамов был в “органах”, что выяснено, обсуждено и шоком не стало?
…И потом, нужно знать или хоть раз увидеть и прочувствовать эту потрясающую кенигсбергскую землю (всегда духовно отдельную от всех жестоких веяний эпох и посему особенно остро переживающую внешние воздействия), о которой одинаково тосковали и Агнес Мигель, и кенигсбергский еврей Михаэль Вик, испытавший все прелести нашествия нацизма (мы писали о нем в “НВ”): “Пламя обезумевшей Европы, пеплом запорошенные тропы – так войны свистела круговерть, страшная без милости дорога”. (А. Мигель)
В общем, ее улицу в Ясной Поляне не хотят. Наивно полагать, что все там, без исключения, с утра до вечера читают “Анну Каренину” или “Войну и мир”. Хотя настоящие читатели “Войны и мира”, на мой взгляд, восприняли бы близко к сердцу романтические описания земли, на которой волею судеб поселились в результате кровопролитной войны их деды и отцы: “То край был – туманы растаяли в ельнике, и сеть паутинок сплелась в можжевельнике. Светилась березка плакучая, и на полянке краснела от ягод рябина…”