«Мы не в Золотом веке, но испанцы остаются испанцами…»
Интервью с поэтом и переводчиком Натальей Ванханен
Наталья Ванханен – поэт и один из лучших переводчиков испанской поэзии на русский язык. Несмотря на то, что в последнее время много русских поселилось в Испании, любопытно, что лучшие российские знатоки испанской культуры продолжают жить в России. Наталья Ванханен приехала в Мадрид в качестве путешественницы, хотя хорошо знает этот город. Впервые она привезла сюда и свою маму, чтоб показать той, чему ее дочь посвятила свою жизнь. Первые мамины впечатления очень хорошие, больше всего ее внимание привлекла любезность испанцев в отличие от русских… В начале нашего разговора с Натальей мне захотелось прояснить одно мое старое сомнение:
– Наталья, когда-то давно я начинала читать в вашем переводе «Тайные лики» Сальвадора Дали в журнале «Урал», и мне показалось очень любопытно, с тех пор я даже стала считать Дали больше писателем, чем художником… Но, кажется, окончание так и не было напечатано?..
– Ну, вы прямо «черный человек» какой-то: заговорили – и сразу попали в больное место. Это пятно на моей совести: меня отвлекла другая работа, и я так и не смогла закончить тот перевод. Я – переводчик поэзии, переводить прозу мне трудно. Это абсолютно разные виды работы (не люблю слово «творчество»)…
– А почему не любите слово «творчество»?
– Потому что сейчас выходят на ТВ 16-летние девочки и говорят: «В моем творчестве я раскрываю то-то»… Мне дурно становится. На мой вкус, слишком помпезно звучит это слово. Мы, конечно, понимаем, что мы творцы, но – ведите себя прилично.
– И в чем коренная разница между переводом прозы и поэзии?
– Переводчики поэтов – это всегда поэты. Если кто-то из них говорит, что никогда собственных стихов не писал, – не верю. Писали – хотя бы в детстве. Когда переводишь стихотворение – то приходится его пере-сочинять. Конечно, и проза не влезает в узкие штаны чужого языка, но в поэзии это намного заметнее. Перевод прозы требует усидчивости, а с поэзией – заложил сонет в голову и пошел гулять в Ботанический сад. Меня пугают объемы, у меня, наверное, неправильный подход к переводу прозы: я сижу над каждой фразой – звучит-не звучит?
– Значит, перевод поэзии и перевод прозы – как разница в беге на короткие и на длинные дистанции?
– Да. И самая «длинная дистанция» у меня была – перевод пьесы Кальдерона «No hay cosa como callar», я перевела название – «Молчание – золото». Она идет сейчас в московском театре «Сопричастность» под руководством Игоря Сиренко. В данном случае перевод был финансово поддержан испанской стороной. Это тоже проблема, ведь объемный перевод – это очень большая работа.
– Но если собрать все ваши переводы латиноамериканских и испанских поэтов – то выйдет книжка пообъемнее многих романов. А что вам кажется недонесенным до русского читателя?
– Мне бы хотелось перевести что-то еще у Кальдерона. Не сделан как следует Антонио Мачадо, последний раз его книга у нас выходила в 75 году. А ведь спроси испанцев: «Кто ваш любимый поэт?» – обязательно среди трех первых назовут Антонио Мачадо. Вы знаете дом-музей Мачадо в Сеговии? Я там была много раз, но в этот приезд опять не удержалась, пошла. Потрясающий музей!
– Потрясающий – чем?
– Выглядит очень натурально. Это убогий пансион, он еще в 70-х годах действовал. У хозяйки, видно, не было денег, и она там ничего не меняла, так что все просто осталось так, как было при Мачадо. Бедность, аскетизм и непритязательность… Быт на уровне святого отшельника. И думаешь: он же все-таки языки преподавал, мог бы получше жить. А ему ничего не нужно было! Поэту единственное нужно – чтоб его не покидало это состояние, в каком пишутся стихи. Там лежит эта книжечка на русском 75 года, с моим переводом…
– А еще кого из испанцев в России не хватает?
– В России нет книги Луиса Сернуды, нет Хорхе Гильена и многих других поэтов «поколения 27 года», переведены только отдельные их стихи, а ведь это был Серебряный век испанской поэзии! Я переводила Хорхе Гильена с ощущением, что это совершенно не «мое». Но, кажется, получилось… Кстати, Гарсиа Лорка чувствовал свою с ним противоположность: Лорка – трагичен, Гильен – восторжен. А у нас в России – где восторженность? У него такая радость, что не выразишь, даже больно становится… А, вообще, испанская литература – огромное поле деятельности.
– Наталья, вот вы замечательный поэт. Я тоже это как-то не люблю в лицо говорить, как и вы – боюсь помпезности. Недавно я прочитала вашу поэтическую книгу «Зима империи», которая почему-то издана в Мадриде. В Мадриде и на русском – абсурд. Не зная, кто вы, я бы даже не заподозрила, что автор этой книги может быть переводчиком с испанского. Испания никак не отражается в ваших собственных стихах?
– Начала отражаться после того, как я стала сюда ездить. У меня есть цикл об Испании – «Далекие ласточки», издан в 95 году отдельной книжкой. У меня много стихов об Испании, многие остались «за бортом» книг.
– А как вы попали в Испанию в первый раз?
– Мое «попадание» длилось долго. В первый раз приехала сюда в 1989 году, на один конгресс, потом приезжала сама по себе и надолго. Проехала по многим местам.
– И что вам нравится больше всего?
– Наверное, что лучше знаешь, то больше нравится. Мне очень нравится Арагон. Там, в Тарасоне, в Доме переводчика, я прожила один дивный год. По идее, я должна была переводить, но именно там я написала «Далеких ласточек» и «Зиму империи». Все, что касается Арагона, я очень полюбила, прочувствовала: древность, бедность, скудность… запах дров. Я даже написала стихотворение о запахе дров. В разных странах они пахнут по-разному. Наверное, для любого человека запах – самая «вспоминательная» вещь. Выплывает какой-то запах – и за ним вся память выплывает. Мне нравится Сантьяго-де-Компостела. Мне удалось побывать на крыше его собора! Там шел ремонт, и архитектор был знакомый знакомых… Кордова тоже меня очень поразила. Я, помню, почему-то там застряла, кажется, у меня кончились деньги… И знаете, кто меня в конце концов выручил? Дочка и внучка Хосе Диаса, которые живут в Севилье. Вы помните, был такой лидер испанской компартии?
– Да… В школе проходили… А, когда вы начали ездить в Испанию, у вас не возникло противоречия между Испанией культуры, «выдуманной», и Испанией реальной?
– У меня противоречия нет. Я воспринимаю все вместе: людей, соборы, пейзажи, запахи. Я понимаю, что это не Испания времен географических открытий, Золотого века в культуре. Мы не в Золотом веке. Люди – другие. Но они остаются испанцами. Представьте, что испанец едет в Россию и ожидает увидеть на улицах героев Толстого и Достоевского. Он разочаруется! Но разочаровываться не стоит: надо вникать, без спешки, без отрицания.
– Насчет отрицания: сейчас много нас, русских, живет в Испании, и среди нас часто считается, что, скажем так, культурные запросы испанцев ниже, чем у россиян…
– Да, я знаю такую позицию, и не только по Испании. Русский человек – открытый, даже Пушкин писал: «наш переимчивый народ». Но почему же он так закрывается за границей?.. Возможно, они не находят свою среду. Я считаю, что интеллигентный человек – везде интеллигентный человек. Даже в Африке найдется человек, с кем интересно поговорить! Замкнутость напрасна, надо идти навстречу.
Впервые опубликовано в “Московском-Комсомольце-Испания», Nº23 (6-13 июня) 2007
