Каганец
Тихо. Сумрак все темнее,
Кажется, минута прочь –
И, надвинувшись плотнее,
Нас задушит эта ночь.
Не сдаваться черной ночи,
Громче, четче стук сердец!
Мы засветим огонечек,
Знаменитый каганец.
В пузырек одеколонный
Масла постного нальем,
Скрутим фитилек суконный,
Уголек в печи найдем.
И во тьме откроет глазки,
Рябоватый и простой,
Огонек из старой сказки,
Мой светильник золотой.
Где-то там, в землянке тесной,
В ночь февральскую зарыт,
Мой товарищ неизвестный
Над светильником сидит.
Может, он, готовясь к бою,
Вспоминает отчий дом…
Мой товарищ! Мы с тобою
Побратались огоньком.
Нам дано в дыму столетий,
В грозном грохоте боев
Быть хранителями этих
Предрассветных огоньков.
Трудно мне – тебе труднее!
Холодно и горько мне,
А тебе и холоднее,
И мучительней втройне!..
И когда веселым людям
Будет горе невдомек,
Мы с тобою не забудем
Наш полночный огонек.
Каганец наш рябоватый,
Незатейливый, простой,
И чадящий, и лохматый,
И в потемках золотой.
ТАШКЕНТУ
О, мой город пунцовых маков
И задумчивых тополей,
Ты радушен всегда и ласков
В золотой синеве твоей.
Как я скупо тебя любила,
Как я плохо тебя берегла,
Как я мало в себе скопила
доброты твоей и тепла.
Я, не глядя назад, бросала
Твой осыпанный солнцем порог.
Озабоченный гул вокзала
И тревожная даль дорог,
И ночёвок степных усталость
Над углями чужих костров
Мне дороже всегда казались,
Чем родной камышовый кров.
Только ветка джиды у дороги,
Только синь горизонта и зной,
Только пыль – опалит мне ноги
И на серых крылах – за мной
По горам и озёрам, в пламень
Каракумов, в сугробы зим.
Каждый угол и каждый камень
Были домом моим родным.
Было много дорог на свете,
А теперь пролегла одна,
Испещрённая шагом смерти,
Та, которой идёт война.
И друзья мои пред сраженьем
В тьме окопа, в чужом краю
Просветлевшим внезапно зреньем
Видят дальнюю жизнь свою.
Заслонясь от огня рукою,
Между жизнью и вечным сном
Каждый вспомнит своё дорогое,
Светлый город, родимый дом.
И я знаю, когда придётся
Мне за родину жизнь отдать, –
Золотое ташкентское солнце
Наклонится ко мне опять.
* * *
Это было давно и недавно, когда-то:
По Ташкенту ты шла, как плыла.
Мне казалось, что лунная это соната,
А не женщина в белом была.
Твой всевидящий глаз был прозрачно зеленым,
В жестах – сдержанность и простота,
А лицо было добрым и вдруг отрешенным,
Как у статуи на “Пиета”.
Зацветает миндаль. Глинобитной стеною
Полускрытые, ветви цветут,
Белый цвет осыпают… И певчей водою
Отраженья цветные плывут.
За спиною – война, Ленинград в тьме блокады.
Рядом госпиталь средь тополей,
Где улыбкой сыновней встречают солдаты,
Сестры дарят подснежники ей.
Разве я понимала, что время умчится,
Но останется эхо шагов,
Этих легких шагов,
Этих легких шагов твоих, светлый учитель,
В драгоценные дали стихов.
26 августа 1981
***
Виноградные листья
Зеленые тени листов винограда
На глиняной белой стене!
Вы часто мне снитесь, как будто награда,
Что с детства обещана мне.
Но странно мгновенное обозначенье
Изломанных ветром углов,
Как резкий рисунок лишенных значенья
И чем-то волнующих слов.
А может быть, в бликах зеленого цвета
И пляшущих белых лучей
Таится тропа виноградного лета,
Что так и не стала моей?
Быть может, там зреют тяжелые гроздья,
Волшебною чернью маня?..
Глядят виноградины зорко и грозно,
Как жизни зрачки на меня.
И все, что меня не любили когда-то
И все же могли бы любить,
Склонились над чашей кипящего злата,
Что я не сумела налить…
Ни добрых друзей, ни знакомого сада,
Ни песен. И только во сне –
Зеленые тени листов винограда
На глиняной белой стене.