Кэрол Руменс
Перевод с английского А. КУДРЯВИЦКОГО
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ,
ЗАВОЕВАННЫЙ ТОРГОВЦАМИ
Ветер трепал простодушную реку,
шлепал хляби ее по каменной талии.
Туристы глазели: вот ласковый бронзовый Пушкин
смотрит вниз, надувает зеленые толстые губы.
Власти глазели: вот толпы народу
являют образчики разной морали. Наводнение —
длинное слово из “Медного всадника”, школьной поэмы,
когда-то затверженной назубок. Теперь люди помнят
другое: сколько надо просить за икону поддельную,
дальним родственником где-то украденную,
как не быть сплавленным в низовья посмертной реки.
Знают они и другие секреты, темные, словно глаза
русской невесты — красотки со спичечного коробка.
ИЗ ПОЭМЫ “ИКОНЫ И ВОЛНЫ”
Живем и мы теперь уж по-другому,
не так, как жили — и боялись жить — на смутном берегу,
где пробегала легконогая, бесстрастная, блаженная История.
Живаго мужественно прошептал любимой: “До свидания
на том свете”. Мы же — не способны
к такой оптимистичной философии, и время —
единственное наше достоянье. Ты его едва ли сберегаешь,
а я могу лишь запереть его в старинных комнатах,
как призрак настоящего.
Быть может, лучше не пытаться
любить, коль этот свет — единственный, где любишь,
и милосерднее теперь уж не будить дитя,
чей сон мы стерегли все эти годы, —
ведь мы в душе давно и безболезненно с ним распрощались.
ЗИЖДИТЕЛЬ ГРАНИЦ
Явился он на Землю и сказал:
– Не завершен процесс творенья! –
И сотворил границы. О, из плоти из моей
Слепил он кирпичи, затем изрек:
– Чем был бы мир без этих загородок?
И вот, гляжу, ко мне он тянет руку.
– Ты кто? – интересуется. – Где документ твой,
Паспорт или метрика?
Да и потом, на чьей ты стороне?
Вот звездные колючие сплетенья он распутал
И Землю обернул. Стене дал уши и глаза.
И вопрошает: – Род занятий?
Где вид на жительство? Зачем татуировка?
А главное, какого цвета ты,
Какого цвета? Ах, не знаешь?
Это плохо. Очень плохо.
Он взял мой паспорт – тот, что дан природой, –
И наколол на проволоку.
О ладонь моя, пронзенная ладонь!
– Ведь здесь граница, – рек он, –
А границы обожают кровь. Теперь ответишь, полагаю,
На чьей ты стороне?
РАЗЫМЕНОВАНИЕ
Имя отшелушилось с меня – оно и не было моим.
Лицо мое – детское, испуганное –
Ворует чужие черты, ибо ему так велено.
Заберите их, куда время нисходит безропотно –
В историю. Ночью, когда это было,
Моя рваная паутинка с угольно-черным паучком
Вскрикнула, но я кричала громче:
Не думай, что понимаешь, как это бывает,
Приспособленец, пока не попал
Сюда, на полюс холода, точно зная,
Что день твой приходил и больше не вернется.
