Валерий Шубинский представляет стихи Аллы Горбуновой
ОТВАГА
Первое стихотворение Аллы Горбуновой, которое я прочитал, заканчивалось словами:
Смотри, стрекозы любятся, смотри —
По-настоящему, совсем как люди.
Бывает, по двум строчкам можно сказать, что человек, написавший их — поэт. Большой, небольшой, состоявшийся, несостоявшийся — это уж другой вопрос. Но — рожденный поэтом. В данном случае поэтом делает человека способность видеть мир в его постоянных само- и взаимопревращениях, в его подвижности, в его таинственной не-человечности. И истинная нежность и страсть ко всем вещам этого мира.
Страстность, отвага, неосторожность, способность выходить за границы своего «я» не в холодной медитации, а в дионисийском порыве — кажется, это именно то, что ценится сейчас у молодых поэтов; это нормальная реакция и на безличные постмодернистские игры, и на пришедшую им на смену слезливую и самоупоенную «новую искренность». Но темперамент не всем дается от природы в равной степени. Горбуновой он дан. Ее голос, еще не до конца сформировавшись, уже с первых шагов оказался способен брать сильные ноты, и ее юная бесшабашность смогла выразиться так живо и так убедительно, как мало у кого, не только в наше время. Мы еще не видели «женского» аналога Рембо и раннего Маяковского (я говорю о типаже творческой личности, а не о масштабах таланта). И оказывается, что это и не девушка даже, а так — «шантрапа, унисекс», существо, пьяное своей молодостью настолько, что ему не хочется, и гордость не позволяет, и сил нет как-то правильно сформатировать свои отношения с окружающим миром – все равно ведь кривая вывезет:
Дайте мне монетку — поблагодарю
Дайте мне под дых — я заговорю
Но скажу только тем, кого я люблю, для чего весь огонь и гон
Странно требовать от начинающего поэта безупречного мастерства, и ничего удивительного в том, что в лирическом голосе Горбуновой порою слышится не только обаятельная хрипотца, но и фальшивые, петушиные ноты. Это свидетельство не поддельности чувства или энергии стиха (и то, и другое у нее — подлинное), а недостаточного умения. Вопрос о том, есть ли у Горбуновой и ее сверстников и сверстниц (а в этом поколении немало талантливых людей) стимул для обретения этого умения, для меня остается открытым. В любом случае это умение будет уже новым. Жить на культурную ренту второй половины XX века больше нельзя. Горбунова принадлежит к первому поколению, для которого вопрос стоит именно таким образом. У нынешних «мальчиков и девочек» есть небольшой, но уникальный шанс начать новый цикл, новую большую поэтическую эпоху, которая (первый случай в отечественной истории) может последовать за прежней практически без перерыва. Будет жалко, если их максимализм растратится даром, если они (как многие из родившихся в 1970-е годы) замолчат или соскользнут в нервное ерничество, в грошовый «социальный протест».
Но есть вещи, которая никуда не деваются, которые вечны. Поэзия всегда была и всегда будет священным ремеслом, в котором сам стихотворец — и мастер, и орудие, и материал. А с другой стороны, она всегда была и всегода будет энергетическим мостиком в мир мертвых и в мир вечно живых, мир погибших и мир блаженных, мир нематериального и сверхматериального. И именно эта связь особенно остро ощущается молодым поэтом, знающим, что «земля и тайна неприкосновенна, и смерть верна, как первая заря». Судя по всему, ей ближе образ поэта-мага, а не поэта-мастера. Но и магические искусства требуют долгого и кропотливого изучения.
Живя (в силу избранной профессии) в мире философских учений разных времен и культур, зная и современную русскую поэзию (в которой ей особенно близки Елена Шварц и Виктор Соснора), и, думаю, отечественную и мировую классику, Алла Горбунова, как правило, умеет избегать бича молодых поэтов — эклектизма. Если сначала ее стихотворный корпус как будто распадался надвое («серьезные» и провокативно-шуточные стихи), то сейчас мрачный юмор, приобретя метафизическую окраску, смог интегрироваться в ее лирику, придав ей своеобразный колорит. О любви и смерти она может говорить не только языком высокой элегии, но и стилем народной баллады, фольклорных «страшилок». Природное композиционное чутье избавило ее от другого греха молодых — фрагментарности. Постепенно она уходит и от соблазна достигать экспрессивности слишком простыми способами, соблазна, которому сперва до известной меры поддалась.
Небольшая подборка дает, думается, достаточное представление о поэте, от которого мы вправе ждать и требовать многого. Хочется верить, что у Аллы есть не только отвага, чтобы начать путь, но и силы, чтобы идти по нему дальше.
Валерий Шубинский
