* * *
Когда — одиннадцатая — о миску ложка звякнула,
И старый хлеб был съеден весь, а новый только цвёл,
Сердито поглядел отец на нового нахлебника,
Что пóд боком у матери смирнёхонько лежал.
А рядом в люльке хныкало, нытьём себя баюкало
Двухлетнее дитя.
Ворчал, как старый злобный пёс, муж на жену болящую:
— Не баба — кроличиха ты! Не жизнь с тобой, а вред!
Всё с прибылью да с прибылью! Такая уж плодливая!
У Марты, чай, двенадцать душ, да поле — полверсты!
Вставай, вставай, котомки шей!
Двенадцатую, дрянь, себе, тринадцатую — мне!
Плевок высокой радугой
Прорезал ночь оконную,
И дверь от страху взвизгнула
Под тяжкою рукой.
Свекровь, к печи приросшая, что мох к стволу дубовому,
На ненависти ниточке спустила паучков:
Слова, что кровь высасывают, из кости мозг вылущивают:
— Что делать, дочка! Муж есть муж! Мой — бил меня ремнём,
Когда не сына — первого, а дочку принесла ему,
На снег грозился выбросить
С младенцем на руках.
И в самом деле, милая, где видано, где слыхано,
Чтоб в дом ребёнка нового рожать до хлеба нового,
К последнему картофелю — одиннадцатого?
И дети, под ударом слов отцовских оробевшие,
Как неприкрытые стога под розгами дождя,
Чуть хлонула за грозным дверь, все десятеро — к матери,
Все десятеро едоков, и на десятеро ладов:
— Ой, мамочка, мы есть хотим!
Мы в ларь за хлебом лазили,
Но хлеба нет в ларе!
Тот носом шморгает, а тот
Встал, пальчики себе грызёт:
— Поесть! Поесть! Поесть!
Младенца отодвинула лежащего, и на ноги
С постели — и за мельничку, ржи намолоть на хлеб —
Последнее, заветное голодное зерно.
Глядят ребята, пялятся — хоть мама, а какая-то
Не та, от смеха давятся: гримасничает мать!
Шатается: туда — сюда, теперь: сюда — туда.
И мельничка, открывши рот, вот-вот о чём-то скажет им,
Сейчас всю правду скажет им, всю — громко прокричит!
Но дети смехом давятся, та — рожью непромолотой
И кажет им большой-большой, смешной мучной язык.
Десятерым и новому —
Одиннадцатому.
Перевод М. Цветаевой
5 января 2009, 15:19
Тебе
Пропитана тобой, как почва в дождь весенний;
мой самый яркий день
захвачен ровным пульсом твоих чуть слышных слов,
как липовым нектаром захвачена пчела.
Я над тобой, как предсказание достатка
в то время, когда в поле
вызревают рожь с пшеницей
и затем ложатся
с напрасными надеждами
на вычищенный голый пол амбара.
Как моя преданность течет на твой усталый лоб
с кончиков пальцев…
И годы моей жизни – поле,
которое ты вытоптал, –
будут богаты, зрелы, и распухнут
от боли
любить тебя,
возлюбленный.
1936 Перевод Р. Беларевой
ПО ТУ СТОРОНУ ПЕСНИ
По ту сторону песни есть маленький сад,
Дом с соломенной крышей запрятан в саду.
Три сосны возле дома качаются и молчат —
Три сторожа на посту.
По ту сторону песни птица живёт.
Пёрышки желто-коричневы, грудка красна.
Птица каждую зиму в тот сад прилетает опять
И на голых ветвях, как бутон, качается тихо она.
По ту сторону песни тропинка проходит, узка,
Словно тонкий надрез, и по ней среди тишины
Кто-то, кто потерялся во времени, ходит один, босиком,
И шаги его не слышны.
По ту сторону песни случается чудо порой
Даже в этот пасмурный день, когда свет на небе погас.
И пульсирует день, и дрожит на оконном стекле,
И горячка тоски терзает в израненный час.
По ту сторону песни, может быть, мама выйдет ко мне,
Задумчиво постоит на пороге, возле двери,
и домой позовёт меня — как тогда, как тогда:
«Рохл, хватит играть, на дворе уже ночь, посмотри».
Перевод О. Аникиной
