Оригинал материала находится по адресу:
www.netslova.ru/karakovski/ppb.html
От переводчика
“Поколение битников” – это, скорее, указание эпохи 40-70-х годов ХХ века, чем определение понятия (как известно, Чарлз Буковски себя к битникам не причислял). Сейчас это направление называют “The Maverick Poets”, тогда же удачного названия придумано ещё не было.
Мне бы хотелось этими текстами вернуть ощущение эпохи протеста, создаваемое за счёт смешения таких компонентов, как безработица, алкоголизм, джаз, феминизм, буддизм, напускной эпатаж. В соединении с непричёсанным верлибром и техникой “спонтанного письма” (по Дж. Керуак), всё это обретает некий неповторимый колорит, который иногда хочется ощутить не в качестве музейного экспоната, а по-настоящему. Надеюсь, эти тексты создают необходимое настроение…
P.S. Выбор авторов, во многом, соотносился с концепцией проекта “BeatPage”, но тексты брались и из других источников (за что я не могу не выразить благодарность Семёну Беньяминову, приславшему мне книгу стихов Буковски).
ОКНО
ты – мой хлеб,
и тонка, словно волос
дрожь в костях…
ты почти
океан
ты – не камень,
не льющийся звук
я уверена:
ты – без рук
эти птицы обратно летят
за оконным стеклом,
и разбита любовь,
и нельзя – о пустом
и не время,
чтобы пересеклись языки
(никогда здесь
не менялись пески)
и, мне кажется,
завтрашний день
тебя включит – носком сапога,
и ты будешь светить и светить
неустанно-подземно
всегда
ХРОНОЛОГИЯ
я любила тебя в октябре
когда ты прятался в волосах
и катался на своей тени
по углам дома
а в ноябре ты вторгся
заполнив воздух
поверх моей кровати с мечтами
кричащими о любой помощи
моему внутреннему слуху
в декабре я держала руки твои
единственный день; свет ослаб
всё вернулось
рассветом на шотландском взморье
тобой, певшим нам на берегу
сейчас январь, ты растворяешься
в своей половине
сокровищ его плаща; твоя тень на снегу,
ты ускользаешь ветром, кристальный воздух
несёт новые песни сквозь окна
наших грустных, высоких, милых квартир
СТИХИ ОТКАЗА
Нет – сильным мужчинам в одной рубашке
шагающим через
мою кухню страстно и тупо.
Нет – мне свернувшейся-как-котёнок вокруг
спящего ребёнка и соблазнительно
улыбающейся.
Нет – коротким юбкам, нет – длинным
вздохам; я не буду
глядеть, после того, как дочитаю стихи,
понял ли ты их.
Нет – уютным патио, передним дворам,
мои кошки
никогда не растолстеют. Никто
не налепит моё лицо на футболку;
я могу никогда
не научиться пользоваться косметикой.
Не хочу сидеть
неподвижно в машине, когда кто-то другой
за рулём. Нет – кругам, по которым
ходишь. Нет – шахматному
линолеуму. Нет.
Нет – посудомоечной машине (да и стиральная –
маловероятна). Нет – цветам,
милым ножкам, заунывным
поэмам о свадьбе. Ветер –
это как люди, и мои стихи –
море. Дети – как трава
на холмах, они пускают
корни. Или как лес.
Они не приходят и не уходят.
Нет – радуге. Только пеликаны,
неловко барахтающиеся в надежде
на ту самую
Большую Рыбу. Ты можешь спорить,
я не буду задумчивой, пусть оно проходит
подумаем позже, на что могло быть похоже.
Мои воспоминания проходят рядом.
И сейчас я не слишком уверена в том,
кто что кому сделал.
Что мы сделали не так.
Но я сожгла рукопись,
в которой встретила твои глаза и улыбку.
ПЕРВЫЙ СНЕГ, КЕРОНСОН – АЛАНУ
Этот дар, должно быть, дан миром
(дан мне тобой)
мягко снег
разливается в чаши пустот
на поверхности пруда,
подровняв длинные белые свечи –
те, что стоят на окне,
те, что будут гореть в сумраке, пока снег
наполняет нашу долину
этой пустотой
никто из друзей не поедет на юг
никто не приедет загорелым из Мексики,
с солнечных полей Калифорнии, не привезёт травы
все разбежались – или мертвы, или молчат
или движутся к сумасшествию
от унылой яркости нашего тогдашнего мировоззрения
и этот твой дар –
белое безмолвие, наполняющее контуры моей жизни.
ЭТЮДЫ О СВЕТЕ
claritas:
солнце
поймано в росе
искрящаяся бесформенность
мы стоим снаружи
candor:
свет
хор нарастает,
заполняя контуры архитектуры
собор
дворец
театр
lumen:
свет
как рельеф, написанный сам собой
выше и выше, на поверхности
воды, необъяснимое
вечное движение
lux:
острие иглы
выходит
из ядра
Земли
тончайшие
пронизывающие лучи
Примечание переводчика.
Названия четырёх частей
– почти синонимы, вариации
на тему блеска, света,
сияния.
ГЛУПОСТЬ
В крайнем случае заметила я ты всегда можешь стать художником.
Брэд взял свой кофе и позвенел льдом.
Это было премиленькое па сказал он
О конечно кивнула я. Хромота просто прелестная. Байроновская.
Я никогда не видела ничего подобного.
Брэд скомкал салфетку и запустил ею в сторону моего стула.
Он сказал французы обожают такие па.
Ради всего святого взмолилась я.
Если ты устал танцевать брось пока не повредил связки.
Но я вовсе не устал от танцев возразил Брэд.
Прекрасно отозвалась я тогда отправляйся к врачу.
У всех танцоров бывает вывих лодыжки буркнул Брэд.
Затем он глазом знатока оглядел свою собственную.
Разумеется согласилась я.
И большинство из них обращаются к врачу.
Брэд положил ногу на кушетку и поглядел на нее.
Выглядит совсем как здоровая заметил он.
Врачам здесь нечего делать.
Знаешь у них есть такая штука вставила я.
Называется рентген. Она мигом найдет любые вывихи.
Да нечего тут находить бросил Брэд.
Поставив свой кофе он принялся кружить у соседнего столика.
На столике почти лежала маленькая блондика.
Я подняла и отправилась в туалет.
Вернувшись я обнаружила что Брэд болтает с блондинкой.
Совсем свихнулся подумала я и залпом допила кофе.
Подожди минутку окликнул меня Брэд и расплатился по счету.
Мы вышли на улицу. Ну уходи попросила я.
Боже воскликнул он. Что угодно только не это. Он почти смеялся.
Сев в автобус мы поехали к Брэду домой.
Жил он на шестом этаже и нам пришлось долго подниматься по лестнице.
Наспех застелив постели Брэд снял повязку и принялся долго разглядывать
свою лодыжку. Мы оба не проронили ни слова.
Я выключила свет.
Выходит ты по-прежнему без ума от меня удивился Брэд.
Ну уж не возразила я. На улице было полно огней и я отлично видела его.
Вовсе не без ума отвечала я. Я просто люблю тебя и здорово испугалась.
Да со мной все в порядке заверил Брэд. Хотя признаться я тоже перепугался.
Подойдя к постели я поцеловала его.
Кожа у него была прохладной и дряблой и я откинув волосы со лба улыбнулась.
Не уходи вздохнула я и сделай какую-нибудь глупость.
Я ужасно устала.
ИЗ ЦИКЛА «ТРИНАДЦАТЬ НОЧНЫХ КОШМАРОВ»
КОШМАР 6
Убери из-под моего ножа перерезанное горло.
КОШМАР 9
Валяйте отсюда, сказал коп. Парк закрывается ровно в девять, суки.
Дрянь паршивая, возомнили себя хозяевами парка.
Молчите, да? Не желаете уходить? Ну, поглядим.
Вот засажу вас для обследования на недельку.
Держу пари, электрошок вам понравится.
И свистит в свой свисток.
Подкатывает белая машина с санитарами,
которые хладнокровно берутся за дело.
Уж не в первый раз привиделось кататоническое дерево.
ОДА КИТСУ, 2. Сон
Огороженное, как мы – пророками
и табу –
Сердце магического круга всё ещё покрыто серым линолеумом
Над моей головой витают демоны прошлого
Рой
Лори
Джимми, они проносятся
Со свистящим звуком
Только дух, стоящий на полу (стоящий на своём)
Это Фредди.
Я поднимаюсь на несколько дюймов над кругом и переворачиваюсь.
Я хочу пройтись по магазинам, но всё, что я вижу – моё отражение,
Я выгляжу усталой и старой. Я ношу красное. Я ищу любви.
На тротуаре – больной и голодный,
Слышу: “Королева фей” Спенсера стоила им всей их жизни”
И Спенсеру? Я спрашиваю: “Что окупило эту жизнь?”
Через дверь – выход, в проёме стоит Алан,
Словно – уходя; его голова повёрнута,
Как если бы он прощался, но он стоит неподвижно.
Окружённые первоцветами
и обещаниями,
Волшебные слова, сказанные нами во время молитвы
Образуют туман вокруг нас…
Примечание переводчика.
Эдмунд Спенсер – ренессансный поэт,
автор монументальной мифологической поэмы “Королева фей”
с аллюзиями на политические события
времён королевы Елизаветы.
