ОЗЕРО
Озеро, к чему во сне
Цепенеть твоей волне?
В твоем зеркале на миг
Лик красавицы возник?
Иль сиянье синих вод
Соблазняет небосвод,
Светозарность облаков,
Схожих с пеной берегов?
Озеро, твоя тоска
Так тоске моей близка.
Я люблю молчать, как ты,
Замирать в плену мечты.
Сколько волн рябит в тебе,
Столько дум в моей судьбе.
Сколько пены там, на воле,
Столько в сердце ран и боли.
Только если небосвод
Звезды в твой подол стрясет,
Яркость поверху видна,
А душа — огонь до дна.
Облака в тебе не мокнут,
И цветы увять не могут.
Ты звезду не умертвишь,
Пока гладь в тебе да тишь.
Озеро с челом царицы,
В бурю что с тобой творится!
В глубине своей мятежной
Ты, дрожа, меня удержишь.
Отвергали меня миром:
«Что в нем есть — лишь тень да лира».
«Хил и бледен», — молвил тот.
А другой сказал; «Помрет».
И никто не пожалеет
И не скажет: «Что в нем тлеет?
Если кто его поймет,
Может, он и не помрет…»
И не скажут: «Вскроем сердце,
Вынем горе, чтоб всмотреться
И прочесть его сполна…»
Там пожар — не письмена!
Память там… И пепла слой…
Озеро, взыграй волной;
В твою глубь тоскою канул
Разуверившийся глянул.
Ну, всего вам доброго, солнце и господь.
Вы, блестя, вершите над душой восход.
Новою звездою в небесах взойду я.
Звезды — душ проклятья: смотрят, негодуя,
Ввысь они взметнулись, горестям назло,
Чтобы небу разом опалить чело..
Только копья молний бог нацелил в нас.
Для кого на свете пробил смертный час?
О, что молвлю, боже! Молнией и громом
Порази былинку — дума в ней огромна!
А не то былинка захлебнется небом
В странствии высоком, странствии нелепом.
Ты цари, владыка завязи, волны
И луча, и слога, и моей вины.
Но за что ты отнял трепет уст моих,
Розу лба и пламя взоров молодых?
День завесил тьмою, мрачной крутовертью
И сказал: «Тебе я улыбнусь пред смертью».
Впрок мне жизнь припрятал ты, господь, конечно.
Вечно жить молитве, луч и запах вечны.
Если ж мне надежды на дыханье нету
И мой дух исчезнет средь тумана где-то,
Лучше стану молнией, желтою и тонкой,
Твое имя выжгу, рык издам в потемках
И проклятьем ярым в твой вопьюсь я бок.
Дай же нареку тебя «Мой заклятый бог»!
Нет, я трепещу — немощен я, грешный.
Пенься во мне адом, жги нутро кромешным!
Я стою под черной кипарисной сенью.
Опаду вот-вот я, точно лист осенний.
Дайте же мне искру, чтобы жил я, рос.
Что — обнять могилу в завершеньи грез?
Как судьба жестока, как она черна!
Иль могильной гнилью чертана она?
Дайте мне огонь — жить хочу я, жить!
Дайте мне огонь — я хочу любить!
Звезды, в душу сыпьтесь, звезды, сыпьтесь в кровь!
Дайте мне огонь, дайте мне любовь!
Розу на чело дарили весны.
Нету ничего — поздно, поздно, поздно!
Ночь, как черный гроб, тело принимает.
Лишь луна над бездной, бледная, рыдает.
Плачет тот, над кем плачущего нету.
Лишь луна за тем катится по свету.
Надо мною плачь, надо мною плачь!
Над моей душой меч занес палач!
Зря любовь мне звезды начертали праздно.
Соловей любить меня научил напрасно.
Зря любовью ветерок всколыхнул мне кровь,
Непорочная волна повела в любовь.
И напрасно чащи замолчали вдруг.
И напрасно листья затаили дух:
Чтоб дыханьем грезу не спугнуть случайно,
Дали о любви мне помечтать печально.
Завязь, сна касаясь ранью голубой,
Сладковатым ладаном окурила боль.
Все поиздевалось, жизнь сведя на нет.
СТАЛ ИЗДЕВКОЙ БОГА ДАЖЕ БОЖИЙ СВЕТ!
Розы образ росный
Не будь с девой слит,
С пламенем ланит, —
Кто б уважил розу?
Словно очи девы,
Не будь небо синим
И неугасимым,
В небо кто глядел бы?
Не будь в деве честь
И краса глубокая,
Истинного бога
В ком тогда прочесть?
Когда две слезинки падут
Из темносерых очей
На сумрак могилы моей,
Кости мои не взойдут.
Здесь тишина
И царство сна.
Здесь мир такой —
Здесь мой покой.
Перевод Аллы Тер-Акопян
