Река текла и вдруг решилась – и бросилась с обрыва вниз! И словно новою явилась из радужных, холодных брызг. А то, что с нею вместе было: и стадо волн, и стаи рыб, остановилось и застыло, – их разделял теперь обрыв.

Тяжелые рябины гроздья, срываясь, падают в кусты. Озера, как большие гнезда, туманом выстланы, пусты. Над ними кружат птичьи стаи и улетают за леса, и долго-долго в небе тают и крыльев шум, и голоса.

В лес иди да погляди: по осеннему остужью золотая стая кружит — лист березовый летит. Красота! И неспроста на ветру сгорает роща: даль отчетливей                           и проще, и яснее…

В печи ревело, клокотало, пылало, пенилось, текло… Не жидкая струя металла и не текучее стекло, а камень!            Первозданный камень, пузырясь, брызгая – кипел! Тот камень, что лежал веками и был как будто не у дел.…

Серебряные стрелы опустив с янтарным,       золотистым опереньем, как лучники, готовые к сраженью, стояли сосны, стрелы опустив. И кажется:       подай им только знак и двинется вперед громада смело, и ввысь взовьются стрелы,       …

Мы уходили в Валаамский лес. Путь был широк, подобно шляху. Вот впереди возник огромный крест, воздвигнутый Дамаскину, монаху. Экскурсия взяла его в кольцо, и в том кругу людей заезжих мне бросилось в глаза одно лицо, как будто виденное прежде. Загородила…