ИЗ ЦИКЛА «КРЫМСКИЕ ВОСПОМИНАНИЯ»
Посвящается брату Михаилу
ЗАПЕВ
Край солнечный! Ты так теперь далеко,
Ты за горами от меня крутыми,
За долами просторными, за морем,
Которое туманами густыми
Покрылось, бурное… Но думы
Мои не устрашатся непогоды
На Черном море. Ведь быстрее чайки
Они перенесутся через воды,
Они перелетят в тот край любимый,
Где небо по-весеннему синеет,
Где виноград в долине зеленеет,
Где солнца луч все так же пламенеет.
Туда я быстрой полечу мечтою,
Привечу ясный край, где я бывала,
Где дней когда-то провела немало,
А счастья ни минуты не знавала…
Не брошу укоризненного слова
За это я тебе, мой край прекрасный!
Не виноват ты в том, что нет мне доли,
Не виноват ты в том, что я несчастна.
1891, пер. Вс. Рождественского
БАХЧИСАРАЙ
Как зачарованный стоит Бахчисарай.
Сияет месяц золотистым светом.
Белеют стены в дивном блеске этом.
Уснул весь город, как волшебный край.
Серебряным деревьям, минаретам,
Как часовым, доверен сонный рай;
Среди кустов таинственным приветом
Плеснет фонтан во мраке невзначай.
Природа дышит сладостным покоем.
Над сонной тишью легкокрылым роем
Витают древние мечты и сны.
И тополя, вершинами кивая,
Неторопливо шепчут, вспоминая
Седые были давней старины…
1891, пер. П.Карабана
БАХЧИСАРАЙСКИЙ ДВОРЕЦ
Хоть не разрушен он, во всех углах сурово
Таится пустота, ушедшие года.
Как будто только что промчалась тут беда,
Сметая грозной бурей след былого.
Фонтан чуть слышное в саду лепечет слово,
По камню медленно журчит, бежит вода,
Роняет капли слез, не молкнет никогда.
То плачет сам дворец средь сумрака дневного.
Жилище ханских жен — развалины одни.
Вон башня и сады, где в те былые дни
Гарема пленницы красу свою губили.
Здесь сила грубая с неволею царили.
Но сила умерла, погребена в руинах,
Неволя ж властвует и до сих пор в долинах.
1891, пер. Вс. Рождественского
БАХЧИСАРАЙСКАЯ ГРОБНИЦА
Бросает солнце стрелы без пощады,
На кладбище, где мирно опочили
Под камнями тяжелыми, в могиле,
Сыны аллаха, ждущие награды.
Ни дерева, ни розы, ни ограды…
Как страж, лишенный тени и прохлады,
Стоит гробница. Те, кто в ней почили,
Навеки имя под плитою скрыли.
Чужих краев певцы здесь побывали
И тени милой пленницы искали,
Но призрак здесь иной встает кроваво.
Нет, тут не отыскать красы гарема,
Марии грустной, пламенной Заремы.
Бахчисарая здесь почила слава.
1891, пер. Вс.Рождественского
Из цикла “КРЫМСКИЕ ОТЗВУКИ”
ОТРЫВКИ ИЗ ПИСЬМА
Не сетуйте, друг, что стихом отвечаю ленивым,
Рифмы, дочери трудных ночей, покидают меня,
Смутной волною размер набегает,
О преграду ничтожную вдруг разбиваясь внезапно, –
Не ищите вы в нем понапрасну девятого вала,
Могучей волны, что качается в такт с океанским теченьем.
Раздумье теперь навевает мне Черное море –
Дико, неверно оно, ни закона, ни лада не знает.
Все играло-шумело вчера
При ясной спокойной погоде.
Сегодня же тихо и ласково шлет к берегам свои волны,
Хоть ветер и гонит неистово тучи седые.
Так вот всегда и лежала б я рядом с живою водою,
Смотрела б, как щедро бросает она жемчуга-самоцветы
На прибрежные камни;
Как тени цветные от туч золотистых
Идут, серебрясь, голубою равниной
И вдруг исчезают;
Как белая пена слегка розовеет,
Как будто красавицы облик стыдливый;
Как горы темнеют, покрытые белою дымкой;
они так спокойно стоят, –
Ведь их стережет колоннада немых кипарисов,
Высоких и важных.
Я только что вновь прочитала
Ваш сильный, как будто бы сталью окованный,
Вооруженный ваш стих.
Чем заплатить я могу вам теперь за него?
Сказку хотя б расскажу, а «мораль» выводите уж сами.
Торной дорогой крутой
Мы поднимались на взгорья Ай-Петри.
Вот уж проехали мимо садов виноградных кудрявых,
Что, как прекрасный ковер, все подножье горы покрывают.
Вот уже лавров, любимых поэтами,
Пышных магнолий не видно,
И ни прямых кипарисов, густо обвитых плющом,
И ни шатрами нависших платанов.
Только встречали мы ветви знакомые белой березы,
Яворов, темных дубов, к непогоде и к бурям привычных.
Но и они уж остались далеко за нами.
Чертополох, да полынь, да терновник росли у дороги.
Скоро их тоже не стало.
Мел да песок, красноватые, серые камни
Висли над нашей дорогой, бесплодны и голы,
Будто льдины на северном море.
Сухо, нигде ни былинки, всё камни кругом задушили,
Словно глухая тюрьма.
Солнце горячие стрелы на мел осыпает.
Пылью швыряется ветер.
Душно… Ни капли воды… Словно это дорога в Нирвану.
Страну побеждающей смерти…
Но вот в высоте
На остром, на каменном шпиле блеснуло вдруг
что-то, как пламя,—
Свежий, прекрасный, большой цветок лепестками раскрылся,
И капли росы самоцветом блестели на дне.
Камень пробил он собой, тот камень, что все победил,
Что задушил и дубы, и терновник упрямый.
Цветок по-ученому люди зовут Saxifraga,
Нам, поэтам, назвать бы его «ломикамень»
И уваженье воздать ему больше, чем пышному лавру.
(пер. Н.Брауна)
ЗИМНЯЯ ВЕСНА
Тихо, тепло. Неужели и вправду весна?
Небо порой загорается отблеском ясного лунного света,
Золотом и серебром озаряются тучки;
Только прозрачная тучка окутает месяц —
Сразу он в ней засияет, как радуги отблеск далекий.
Звезды меж тучками водят свои хороводы,
Снег на вершине горы ослепительно блещет,
Так, что мне кажется будто огни маяка засветились;
Залиты крыши домов серебристым сияньем,
Резкою тенью очерчен балкон с балюстрадой,
А кипарисы стоят у балконов, как башни высокие замка;
Словно литые, тяжелые листья магнолий
Скованы сном, недвижимы;
Тени латаний на мраморный пол прихотливо упали.
Лавры стоят зачарованно, как неживые молчат,
Тихо в саду, затихает и город, уж поздно.
Редкие окна домов городских еще светят
Золотом красным. Вокруг все затихло;
Горный поток в темноте, словно мельничный жернов, шумит;
Еле доносится песня далекая и замирает…
Редко по улице люди проходят беззвучно, как тени;
Море далекое ластится нежной мечтою.
Легкий туман кисеей укрывает уснувшие долы.
Тихо… тепло… Не могу я ни спать, ни работать.
Все по балкону хожу своему. Он высокий и длинный,
Как пароходная палуба. Вижу я горы,
Неба широкий простор и далекое море,
Мыслям отсюда легко разлетаться по свету…
Так и ходила я взад и вперед; мои мысли сновали,
Словно на ткацком станке, когда нить оборвется и снова сплетется
Часто летели мечты мои в край дорогой и родимый —
Снегом покрытый, закованный льдами, лежит он вдали, за горами.
Горы иные привиделись мне. Там дома, переулки,
Та же луна освещает сейчас этот город сиянием ясным.
Кто там спит? Кто не спит? И чьи светятся окна?..
Вспомнилось вдруг почему-то мне старое мрачное зданье,
Тяжкий замок на воротах, и стража у крепкой ограды,
А за оградою — вы, мой товарищ, в каморке тюремной.
Может быть, спать не придется вам в эту минуту?
Может быть, та же луна освещает холодные стены
Светом тоскливым и бледным? Вы, может, в окно посмотрели
И при луне увидали дома, переулки и горы…
Нет, не могу я ни спать, ни работать. Как ночь и ясна и длинна!
Быстро ушла я с балкона и крепко захлопнула двери.
Тяжко мне стало в саду, зачарованном ночью.
Дрогнули звезды внезапно, и небо померкло,—
Может, туман их закрыл или взор у меня помутился…
1898, Ялта (пер. Ал.Дейча)
ИФИГЕНИЯ В ТАВРИДЕ
(Драматическая сцена)
Действие происходит в Тавриде, в городе Партените, перед храмом Артемиды Тавридской. Местность у моря. Море образует залив у скалистого берега. Побережье оголено и покрыто дикими серо-красными скалами; выше, по склонам гор, буйная растительность: лавры, магнолии, оливы, кипарисы, образующие целую рощу. Высоко над обрывом небольшой полукруглый портик. Всюду по склонам гор между деревьями белеют лестницы, которые спускаются к храму.
Слева, на самой сцене, большой портал храма Артемиды с дорической колоннадой и широкими ступенями. Недалеко от храма, между двумя кипарисами,— статуя Артемиды на высоком двойном пьедестале; нижняя часть пьедестала представляет собой большой выступ в виде алтаря, на выступе горит огонь. От храма к морю идет дорожка, выложенная мрамором, она спускается к морю лестницей. Из храма выходит хор девушек тавридских в белых одеждах и зеленых венках. Девушки несут цветы, венки, круглые плоскодонные корзины с ячменем и солью, амфоры с вином и маслом, чаши и фиалы. Девушки украшают пьедестал статуи цветами, венками и поют.
Хор девушек
Строфа
Богиня таинства, благая Артемида,
Хвала тебе!
Хвала тебе, недостижимо-ясной,
Как свет луны!
Антистрофа
Горе тому, кто увидеть отважится
Гордой богини нагую красу,
Горе тому, кто руками нечистыми
Тронуть одежды богини дерзнет, –
Тени, сплетенные лунным сиянием,
Будут прекрасней, чем образ его,
Скорбная мать, на него поглядевшая,
Сына родного не сможет узнать.
Строфа
Могучая защитница Тавриды,
Хвала тебе!
Хвала тебе, неумолимо-сильной
Богине стрел!
Антистрофа
Горе тому, кто словами бесчестными
Грозной богине обиду нанес,
Горе тому, кто не склонит в покорности
Гордую голову, падая ниц.
Лунному свету добраться немыслимо
До глубины океанского дна,
Но Артемиды стрела неизбежная
Сердце безумца сразит наповал.
Из храма выходит Ифигения в длинной белой одежде с серебряной диадемой на голове.
Строфа
Идет любимая богини жрица —
Поем ей честь!
Поем ей честь! Ее сама богиня
Нам привела.
Антистрофа
Из неизвестного края, далекого,
Нам Артемида ее привела,
Все в этой девушке тайной окутано,
Род ее, племя и имя само.
В роще священной мы в ночь Артемидину
Жертвенный там совершали обряд,
И показала нам в лунном сиянии
Девушку эту богиня сама.
Тем временем Ифигения берет большую чашу у одной девушки и фиал у другой; третья девушка наливает в чашу вино,четвертая — масла в фиал. Ифигения выливает вино и масло в огонь, потом посыпает алтарь священным ячменем и солью, беря их из корзин, которые подают девушки.
Ифигения (принося жертву)
Чутко внемли мне, богиня,
Слух свой ко мне обрати!
Жертву вечернюю я приношу, благосклонно прими.
Ты, что выводишь на путь мореходов по волнам бушующим,
Наши сердца освети!
Пусть же, тебя прославляя, предстанем мы,
Сердцем, и телом, и мыслями чистые,
Перед твоим алтарем!
Хор
Слава тебе!
Сребропрестольная
И осиянная,
Дивно-могучая,
Слава тебе!
Ифигения
Ты, победившая, стрелами ясными
Ночи враждебную тьму разогнавшая,—
Нам свою милость пошли!
Темные чары, Эребом рожденные,
Нам помоги побороть!
Хор
Слава тебе!
Сребропрестольная
И осиянная,
Дивно-могучая,
Слава тебе!
Ифигения отдает девушкам чашу и фиал, делает знак рукой, и девушки уходят в храм. Ифигения ворошит костер на алтаре, чтобы он горел ярче, поправляет на себе украшения.
Ифигения (одна)
Ты, Артемида, богиня-охотница,
Чести девичьей защитница верная,
Помощь свою нам пошли!..
(Падает на колени перед алтарем и в отчаянии простирает руки к статуе.)
Прости меня, великая богиня!
Устами я произношу слова,
А в сердце нет их…
(Встает, отходит от алтаря и смотрит на море.)
В сердце только ты,
Единственный, родной мой, край любимый!
Всё, всё, чем красен век людской короткий,
Осталось далеко, в моей Элладе.
Любовь и молодость, семья и слава
Покинуты за дальними морями,
А я одна чужая на чужбине,
Как тень, давно забытая родными,
блуждающая по полям Гадеса,
Печальная и призрачная тень…
(Поднимается по ступеням портала и прислоняется к колонне.)
Одно пристанище — холодный мрамор!
Я, помню, часто голову склоняла
На лоно матери моей любимой
И слушала, как ровно билось сердце…
М так любила обвивать руками
Высокий юношеский стан Ореста,
Золотокудрого родного брата…
Латоны дочь, сестра родная Феба!
Прости воспоминания рабыне…
О, если б ветры принесли мне вести,
Как там живет мой царственный отец,
Как мать родная… А сестра, Электра,
Повенчана, наверно. А Орест?
Должно быть, он на играх олимпийских
Венки стяжает. Как блестит красиво
Оливы серебристая листва
На златокудрой голове Ореста!
Наверно, ты не в беге победитель —
В метанье диска… Ахиллес всегда
Награду брал за состязанье в беге.
Он жив, мой Ахиллес!.. Теперь не мой,—
Там эллинка иль пленная троянка
Зовет его своим… О Артемида,
Спаси меня ты от меня самой!
(Спускается по лестнице и садится на последней ступени, под кипарисом.)
Как грустно зашумели кипарисы!
Осенний ветер… Скоро будет зимний
По этой роще зверем завывать,
Закружится метелица над морем,
И небо с морем в хаосе сольются!
Я у огня скупого стану греться,
Недужная душой, больная телом,
А там, у нас, в далекой Арголиде,
Где расцветает вечная весна,
Там девушки аргосские пойдут
Фиалки собирать и анемоны,
И может… может, песни пропоют
О славной Ифигении, что рано
Погибла за родимый край… О Мойра!
Зачем тебе, суровой, грозной, надо
Глумиться так над бедными людьми?!
Стой, сердце, ты безумно! Стихни, гордость!
Не нам же, смертным, на богов идти,
Не нам бороться против грозной силы
Карателей земли и громовержцев!
Из глины мы сотворены… Но кто же
Вложил в нас душу и святой огонь?
Ты, Прометей, оставил нам наследство,
Большое, незабвенное! Ту искру,
Что ты для нас похитил на Олимпе!
Огонь ее горит в моей душе,—
Он дышит буйным пламенем пожара,
Он осушил мои девичьи слезы
В тот час, когда я смело шла на жертву
За честь и славу родины — Эллады.
Вы, эллинки, что слезы проливали,
Когда пришлось меня на смерть вести,
Теперь не плачете, что ваша героиня
Напрасно и бесславно угасает?
(Становится перед алтарем.)
Зачем же ты спасла меня, богиня,
В далекую чужбину завела?
Кровь эллинки была тебе потребна,
Чтоб загасить твой гнев против Эллады,—
Но кровь мою пролить ты не дала,
Возьми ее — она твоя, богиня!
Пускай не обжигает жил моих!
(Достает из-за алтаря жертвенный нож, отбрасывает плащ и заносит нож над сердцем, но быстро опускает его.)
Так поступить потомку Прометея?
0 нет! Кто мог идти на смерть отважно,
Тот должен все с отвагою принять.
Когда для славы родины, Эллады,
Нужна такая жертва Артемиде,
Чтоб Ифигения жила в изгнанье
Без имени, без славы, без семьи,—
Пусть будет так.
(Печально опустив голову, идет к морю, останавливается на верхней ступени лестницы, ведущей к морю, и некоторое время смотрит вдаль.)
Аргос! В родных стенах
Я б умерла охотней во сто крат,
Чем здесь томиться! Водам Стикса, Леты
Не угасить мечты о родине моей!
Да, тяжело наследство Прометея!
(Спокойной и медленной поступью удаляется в храм.)
15 января 1898, Villa Iphigenia (пер. Ал.Дейча)
