Автор: Виктор КИНЕЛЕВ.
Анна Андреевна Ахматова (1889-1966) старше Марины Ивановны Цветаевой (1892-1941) всего на три года, но в поэтическом измерении это немало. Ахматова уже заняла место в первых рядах русской поэзии, когда 18-летняя Марина Цветаева выпустила свой первый сборник стихов “Вечерний альбом”. Ее похвалили Валерий Брюсов, Мариэтта Шагинян назвала юную поэтессу настоящим талантом. А вот как откликнулся Максим Горький: “Я читал и некоторые из ее последних, видимо, вещей. Хорошо. Но в одной ее поэме мне одно ее выражение не понравилось: “Я любовь узнаю по трели всего тела вдоль…” – неудачное выражение. Так сказать нельзя. Но дарование у нее большое…”
Цветаева была поглощена поэзией Ахматовой, мечтала встретиться с поэтессой, казавшейся недосягаемой. Зимой 1915-16 гг. Марина едет в Петербург, участвует в литературном вечере, на котором присутствовали С.Есенин, М.Кузьмин, О.Мандельштам, но не было долгожданной Анны Ахматовой. Марина “от лица Москвы” читала свои юношеские стихи. Много лет спустя в очерке “Нездешний вечер” она вспоминала: “Читаю – как если бы в комнате была Ахматова, одна Ахматова… И если я в данную минуту хочу явить собой Москву – лучше нельзя, то не для того, чтобы Петербург победить, а для того, чтобы эту Москву Петербургу подарить. Последовавшими за моим петербургским приездом стихами о Москве я обязана Ахматовой, своей любви к ней, своему желанию ей подарить что-то вечнее любви”.
Встреча двух поэтесс в те годы не состоялась, потом Цветаева на долгие годы эмигрировала за границу. И обратилась к Ахматовой в стихах:
Я тебя пою, что у нас – одна,
Как луна на небе!
Цветаева долго сохраняла восторженное отношение к Ахматовой, о чем свидетельствуют уцелевшие письма и черновики: “Ах, как я Вас люблю, и как я Вам радуюсь, и как мне больно за Вас, и высоко от Вас!” – писала она Анне Андреевне в 1921 г. И в 1926г. из-за границы:
Ахматова! – Это имя – огромный вздох,
И в глубь он падает, которая безымянна.
Ахматова благосклонно принимала это поклонение, надписывала книги собственных стихов и посылала Марине. Ахматову Цветаева причисляла к “чистым лирикам”, или “поэтам без развития”, “чья душа и личность сложились уже в утробе матери” (таким же она считала и Б.Пастернака): “И Ахматова, и Пастернак черпают не с поверхности моря (сердца), а с его дна (бездонного)”.
Но к концу жизни Цветаева изменила свое отношение к Ахматовой. В 1940 г. она пишет об ахматовском сборнике “Из шести книг”: “Прочла, перечла почти всю книгу Ахматовой, и – старо, слабо. Часто… совсем слабые концы, сходящие (и сводящие) на нет… Но что она делала с 1917 по 1940 годы? Внутри себя… Жаль”.
…Минуло 25 лет с момента первой попытки Цветаевой увидеть Ахматову. Единственная встреча двух великих российских поэтесс наконец состоялась в начале июня 1941 года, когда Марина вернулась из Франции в Москву. 52-летняя Ахматова с профилем Данте Алигьери, грузная, одетая в неизменное непритязательное домино, читала Цветаевой свою “Поэму без героя”. Это были лишь начальные части триптиха, а всю поэму Ахматова сочиняла 22 года, завершив ее в 1943 г. в Ташкенте, во время эвакуации. Прочитанное привело Цветаеву в недоумение и вызвало ее иронические реплики. Как выслушивала Ахматова замечания, никто не знает. Но на прощанье она приняла подаренную Цветаевой “Поэму воздуха”, усложненную, трудную для восприятия. Ахматова позже написала: “До меня часто доходят слухи о нелепых толкованиях “Поэмы без героя”. И кто-то даже советует сделать поэму более понятной. Я воздержусь от этого. Никаких третьих, седьмых и двадцать девятых смыслов поэма не содержит. Ни изменять, ни объяснять ее я не буду”.
Первая встреча – последняя встреча вершин российской поэзии. Через несколько дней началась война. Ахматова была эвакуирована в Ташкент, Цветаева – в Елабугу, где в августе 1941 г. покончила с собой (“И все цветы, что только есть на свете, навстречу этой смерти расцвели” – Ахматова). Шагинян писала: “Если бы Цветаева была эвакуирована в Ташкент со всеми деятелями литературы и исскуства, она не погибла бы”. Из заметок Цветаевой: “Когда кто-нибудь умирает, настает всеобщее оцепенение – до того трудно бывает осмыслить вторжение небытия, заставить поверить в него”.
Ахматова всегда берегла память о Цветаевой. Прошлое наливается тяжестью невысказанного: “И вот когда горчайшее приходит: мы сознаем, что не могли б вместить то прошлое в границы нашей жизни”. Незадолго до смерти, находясь в больнице, Ахматова пишет предсмертные стихи с эпиграфом “О, Муза Плача, прекраснейшая из муз!” – из цикла стихов Цветаевой, посвященных Ахматовой еще в 1916 г. Несколько строк из ахматовского стихотворения:
Все мы немного у жизни в гостях,
Жить – это только привычка.
Чудится мне на воздушных путях
Двух голосов перекличка.
Двух? А еще у восточной стены,
В зарослях крепкой малины,
Темная, свежая ветвь бузины…
Это – письмо от Марины.