“Зарубежные задворки”, литературная газета. №2/3, 2012 г.
Давид Иосифович Гарбар чудесным образом вошел в мою жизнь несколько лет назад. Нас связала Карелия – моя родина и место, где в молодости Давид Иосифович неоднократно бывал в научно–исследовательских экспедициях во время его работы в области геологии. Он с такой теплотой, нежностью написал о своем знакомстве с русским севером, Мурманской областью, Карелией, так искренне поделился воспоминаниями об Обонежье, Петрозаводске, что сразу стал очень близким человеком, фактически – земляком.
Слово – за слово, началась наша дружба, полетели электронные письма: из Дуйсбурга, Германия, где сегодня живет известный ученый, доктор геолого–минералогических наук Давид Иосифович Гарбар, ко мне в Москву, и ответные – обратно… Вдруг оказалось, что у нас, людей, принадлежащих к разным поколениям и системам координат, есть множество интересных тем для обсуждения, чуть позже выяснилось, что и общие знакомые – тоже есть! Почти мистическая история: жизнь нескольких членов моей семьи очень тесно связана с Онежским тракторным заводом. Давид Иосифович однажды в поезде познакомился с директором предприятия Борисом Наумовичем Одлисом, они долго беседовали. А еще оказалось, что Давида Иосифовича и его приезды в край белых ночей прекрасно помнят сотрудники Карельского филиала Академии Наук. Спустя несколько десятилетий Давида Иосифовича Гарбара с давним товарищем из Петрозаводска Гарри Цалеловичем Лаком вновь соединила невидимая ниточка Интернета.
В лице Давида Иосифовича мне открылся не только добрый, искренний друг, о котором сегодня справляются все члены моей семьи, но и учитель, наставник. Через его литературные и исследовательские труды я открыла для себя поэзию Розы Ауслендер, Нелли Закс, Марии–Луизы–Кашниц и многих других замечательных авторов. Переложения и заметки Гарбара существенно пополнили Антологию женской поэзии на моем сайте. Благодаря усилиям неутомимого Давида Иосифовича современные читатели знают больше о жизни и литературном творчестве Александра Дракохруста, Наума Кислика, Микеланджело Буонаротти, Константина Кавафиса…
Очень много хорошего сделал Давид Иосифович для подготовки проекта «Шрамы на сердце», включающего военную лирику поэтов разных поколений. Всегда помню, что именно с его легкой руки я познакомилась с Ионом Лазаревичем Дегеном, который тоже стал в моей жизни мудрым и строгим старшим товарищем, многими другими яркими и мудрыми людьми, настроенными на высокую творческую волну.
Особенной, глубинной струной нашего общения стала еврейская тема. Живя в Германии, Давид Иосифович много лет подряд серьезно занимается иудаикой, изучает Тору и даже делает поэтические переложения отрывков из Великой Книги. Меня просто поражает его систематический ежедневный труд по изучению наследия древнего знания! Тора вдохновляет Давида Гарбара на творчество, заряжает идеями и мыслями, взывает к исследованию и осмыслению «вечных тем».
А еще Давид Иосифович своими трудами мягко направил меня к изучению еврейских молитв, открыл смысл многих праздников, традиций, поделился своим опытом на непростом духовном пути. Это человек удивительной душевной силы, достоинства, благородства. Давид Иосифович способен отстаивать свою позицию и заниматься тем, что ему действительно важно и интересно. Его лекции по еврейской истории пользуются огромным успехом в общинах Германии, а эссе и переложения публикуются на сайтах в сети Интернет. Важная тема в его работах – Холокост. Ученый и писатель делает все, чтобы память о Катастрофе жила в человеческих сердцах и не оставляла людей равнодушными.
Давид Гарбар – тонкий лирик, пишет задумчивые философские стихи, его душа очень отзывчива ко всему прекрасному. Он не скупится на добрые слова и способен разделить с друзьями радость и печаль, успех и неудачу, поддержать, ободрить. Все удары судьбы сам Давид Иосифович держит по–мужски. Не может не вызывать восхищения и его трепетное отношение к супруге: чувствуется, что они с Раисой Вениаминовной уже много лет действительно живут душа в душу!
В канун дня рождения этого замечательного Человека с открытым сердцем мне хочется пожелать ему в первую очередь – крепкого здоровья и вдохновения, чтобы и дальше Давид Иосифович изучал древнюю мудрость, делился с нами своими открытиями, активно работал, творил, горел и зажигал других!
До 120 Вам, дорогой наш Давид Иосифович!
Два года назад Давид Иосифович Гарбар ответил на мои вопросы, касающиеся его жизни и работы. Итогом этого стало интервью «От истории земли к истории еврейского народа», опубликованное в журнале «Алеф». Расширенный текст этого интервью я предлагаю вниманию читателей, чтобы портрет ученого, писателя, Человека Давида Иосифовича Гарбара получился более полным.
– Давид Иосифович, расскажите, пожалуйста, о своей семье. Я знаю, что Вы родились в Белоруссии, которую еще называют «Северным Израилем»…
– Да, действительно, я родился в Мозыре, в большой еврейской семье. Оба деда были сапожниками и жили в маленьких местечках, в пределах «черты оседлости», в Белоруссии. Вообще фамилия Гарбар по старонемецки означает кожевенник, дубильщик. Так вот, насколько я знаю, все мои предки были дубильщиками, закройщиками по коже, сапожниками.
Дед Давид, в память о котором назвали меня, погиб во время революции. Легенда гласит, что когда он плыл на барже по делам, на корабль напали бандиты Булак–Булаховича. Узнав, что дед еврей, они попытались сбросить его в воду и утопить. Но он так просто не дался: схватил одного из нападавшихв за глотку, (а руки у сапожников крепкие), и вместе с ним бросился в воду. Так они и утонули вместе – палач и жертва. Очень теплые воспоминания сохранились о бабушке, которую звали Хая–Рива Давидовна. Она была очень твёрдой и очень доброй к нам – внукам, баловала нас.
– А какой была Ваша мама?
– У мамы Беллы была непростая судьба. Ей в 14 лет подделали документы, приписав 2 лишних года, с тем, чтобы она смогла пойти работать. Она воспитывалась в детском доме, как и многие в то время, была рьяной комсомолкой. Папа любил вспоминать, как он впервые увидел маму в кожаной куртке и красной косынке, и сразу влюбился. От ужасов 37 года её спасло моё рождение (она родила меня в 1935 году и на это время отошла от активной комсомольской деятельности). Помню, как уже в первые годы перестройки, приезжая из Ленинграда в Минск, я слышал, как она, видя новые названия улиц, переименованных в честь первых комсомольцев – жертв сталинских репрессий, вспоминала имена своих сподвижников. Мама всю жизнь работала: в мирное время в разных медицинских учреждениях, а в войну – на военных заводах. В 1991 году они с отцом и с семьёй брата эмигрировали в Израиль. Сейчас и мама, и папа лежат в Израиле, на кладбище Беер–Шевы.
– Вы и Ваши родители пережили Великую Отечественную Войну. Расскажите, какой была война для Вашей семьи?
– Моей маме вся наша семья обязана тем, что мы остались живы, ибо папе уже 22 июня пришла повестка, а мама сумела не только собрать всех родных, но и вывести нас сначала в лес, а потом вернуться в горящий Минск, добраться до разбомбленного вокзала и сесть на предпоследний отходящий поезд. И тут нам «повезло»: шедший перед нами состав был разбомблен, шедший за нами – пущен под откос. А наш проскочил. Во время войны никто из нас не погиб, не умер, не остался в оккупации! Вот такая у нас была мама.
Папа самостоятельно окончил бухгалтерские курсы, он ещё до ВОВ стал начальником отдела инкассации и перевозки Белорусского Госбанка, и именно под его руководством в первый день войны вся валюта Госбанка БССР была вывезена и в Смоленске передана представителям Госбанка СССР. А сам отец в том же Смоленске сошёл с поезда и влился в части Красной армии. Он прошёл весь путь от Смоленска до Москвы, был ранен и после госпиталей отправлен на Дальний Восток. Туда, в Читу он и вызвал нас с мамой и братом. Поскольку он служил в Забайкальском военном округе, то на его долю досталась ещё и война с Японией. Демобилизовался папа в Манчжурии. Оттуда в качестве «трофеев» он привёз маме, сёстрам и бабушке по японскому халату (потом они долго перешивали их в разные платья и юбки), а нам с братом – по настоящему дамскому браунингу (такие у нас в то время были «игрушки»), за хранение которых уже в Минске по доносу соседей он, чуть было, не угодил в КГБ. А ещё привёз два фибровых японских чемодана: один с выпивкой, второй с закуской . Вот с этим «снаряжением» мы и отправились обратно в Минск, по дороге заезжая в разные города и собирая своих родных. Более радостного путешествия через всю Россию я и не помню!
– Как я слышала, именно Ваш отец повлиял на то, что Вы сделали блестящую научную карьеру…
– Да, действительно, это так. Папа, сам так и не получивший высшего образования, всю жизнь был фанатиком знаний. Именно он начал собирать нашу первую послевоенную библиотеку, давал мне деньги на книги. Самым уважительным определением папы было: «он учёный!». Может быть, именно поэтому и мой младший брат Исаак, и я стали докторами наук. Брат с женой живут сейчас в Израиле. Он – физик, профессор Университета им. Бен Гуриона в Беер-Шеве, а с недавних пор читает лекции ещё и в Тель-Авивском университете.
– Соблюдались ли в те непростые времена в Вашей семье еврейские традиции?
– К сожалению, почти нет. Помню только, как по субботам бабушка зажигала у себя в комнате свечку и что–то долго шептала над ней. Но ни бабушка, ни родители не пытались приобщать нас к религии, может быть, боялись – то были опасные годы, да и к чему было приобщать: синагоги–то были закрыты! Помню, что как-то на Песах бабушка взяла меня с собой, чтобы принести мацу. Мы шли с нею по Немиге (район в старом Минске) по незнакомым переулкам, дворам … Потом попали в какое–то помещение, нам вынесли узелок с мацой, и мы так же долго шли назад, стремясь быть как можно неприметнее. Мы с братом росли вне религии. Да и мало кто из моих знакомых рос иначе. А если кто и рос, то не рассказывал об этом.
– В советские времена «пятая» графа для кого–то была поводом для анекдотов, но для иных оборачивалась проблемами, а то и трагедией всей жизни. А чем была для вас печально известная «пятая графа»?
– Осознание того, что я еврей было всегда, а вот понимание, что это такое – быть евреем – пришло с годами. В школе иногда «обзывали». Но за такое нередко следовал удар в морду. Тем более, что в моей минской 4-ой средней мужской школе имени товарища Кирова, нас, еврейских мальчиков, было немало. Причем, к силе и ум был впору. Я горжусь тем, что из десяти выпускников-медалистов в нашем классе евреев было большинство.
В 1953 году, меня с серебряной медалью не приняли в Минский Политех, объяснив отказ «ошибкой» в заявлении. А когда я подал то же заявление в Университет, в приёмной комиссии намекнули, что на истфак подавать не следует, ну разве что на геолого-географический. Так я и сделал. И не жалею.
– А каково оно – быть евреем–геологом?
– На геологических путях-бездорожьях проблем с «пятым пунктом» не возникало. Там где надо было по-настоящему трудиться, бороться за выживание и работать на результат, анкетные графы со всей очевидностью превращались в рядовую фикцию. А в начальство, в партию, в контору я никогда не рвался – мне было интересно изучать природу Земли, страны. Кандидатская, а потом и докторская диссертации о пятые рифы не бились, – к тому времени я достиг заметных высот и в геологических, и в научных кругах.
– Почему Вы, тем не менее, приняли решение эмигрировать?
– К тому времени в Германии уже жили сыновья, внуки и внучки… Я был как раз в самом пике своей научной карьеры – защитил докторскую, выходили статьи, брошюры, книги, много ездил по конференциям, бывал уже и заграницей (в той же Германии, в Польше, в Финляндии…). Но жена (она инженер–электрик), после выхода на пенсию очень тосковала без внуков и внучек. Я, может быть, и не самый хороший муж, но видеть, как она страдает, не мог. Вот и решились мы на отъезд. Иногда немного жалко недоделанных работ по тектонике (которой была посвящена моя докторская диссертация), по внедрению синергетики в геологию. Впрочем, это когда-нибудь кто-нибудь ещё доделает. Обязательно! А я, в общем, не жалею о сделанном выборе.
– Ваши дети и внуки читают Книгу? Соблюдают ли еврейские традиции? Кем они себя ощущают, живя в Германии?
– Нет, пока не читают. И не соблюдают. Жаль! Но давить на них я не считаю возможным. К Книге надо прийти самому. Это я знаю по себе. Думаю, однажды они её откроют. Для того чтобы прочесть. Недавно я задал вопрос своему старшему сыну: кем он ощущает, проживая в Германии? Он подумал и ответил: немецким евреем российского происхождения.
– Как, по–вашему, повлияла историческая манкуртизация народов СССР и евреев, в частности, на формирование последующих поколений? Какие негативные тенденции Вы видите в такой исторической ретроспективе?
– О, это очень сложный и очень важный вопрос. Мне кажется, что советская власть в своём стремлении создать «советский народ» (думаю, что в начале такая мысль, действительно была в головах первых большевиков), всячески старалась выкорчевать из памяти народов, особенно малых, а среди них особенно – евреев, память, знания о прошлом их предков, об их истории, философии, культуре…. Именно с этой целью закрывались национальные школы, факультеты, театры, музеи.
Иногда шли на прямую и достаточно грубую фальсификацию истории,– вот Вам всего один пример: в двухтомном академическом издании «Истории древнего Востока» (издание главной редакции восточной литературы, Москва. 1983 г.) на 534 стр. –1т. + 623 стр. – 2 т. нет ни одного упоминания государства Израиль или Иудеи, хотя есть и Ассирия, и Вавилония, и Финикия, и Египет…
Знаете, кто–то мне рассказывал, что Станиславский как-то спросил одного из своих учеников: с чего начинается полёт птицы? И когда ученик не смог ответить, сам ответил: полёт начинается с того, что птица становится гордой, распрямляет крылья. И летит…Так и человек. Пока он не знает своей истории, пока он не становится гордым за свой народ, за его прошлое, – он не сможет ни сам «полететь», ни уважать «полёт» других людей. А, значит, будет их бояться. И свой страх будет прятать в оболочку ксенофобии, ненависти и злобы. Изменить это трудно. И трудиться придётся над этим долго. Но это необходимо, прежде всего, самому человеку.
– Вы – доктор геолого–минералогических наук, с чем связан такой поворот Ваших интересов в сторону истории и религии? Когда и как это произошло? Почему Вы пришли к изучению Библии?
– Я уже говорил о том, что всегда интересовался историей. Геология – это, между прочим, тоже история, история Земли, происходящих с ней, на ней и в ней процессов (магматических, седиментационных, эрозионных, тектонических…), история формирования минералов, структур, история живших на ней существ (палеонтология, палеоботаника…).
Параллельно с работой в своей научной области я всегда в свободное от работы время читал книги по истории и писал (в стол) стихи. А когда времени стало побольше и возможности проникновения в нормальную историческую литературу пошире, я попытался внедриться в мир моих предков – древних жителей Иудеи. Этому способствовал и мой первый, ещё из СССР, приезд в государство Израиль, где уже проживали мои родители и брат с семьёй. Это было незабываемо! Тогда, кстати, начались и мои основные циклы: израильский, еврейский, «Иудейские праздники», библейский и некоторые другие.
Первым «путеводителем» на этом пути были книги Иосифа Флавия. Я просто влюбился и в этого человека, историка, патриота своего народа. А уж через Иосифа Флавия я пришёл и к Библии – на иврите ТАНАХ. Пришёл, чтобы остаться с Ней, я надеюсь, до конца своих дней.
– Расскажите, пожалуйста, о Вашем опыте публицистики и поэзии на библейские темы. Для кого Вы пишете?
– Когда я соприкоснулся с историей моего народа и попытался обсудить некоторые её аспекты со своими знакомыми, я с удивлением и огорчением увидел, что большинство из них практически ничего не знает ни о прошлом Народа Книги, ни о связях этого прошлого с настоящим. И тогда я решил поделиться этими своими знаниями с окружающими. Сначала в своей общине (Дуйсбург – Мюльхайм – Оберхаузен). Потом меня пригласили выступать на постоянной основе в Дюссельдорф, потом в Дортмунд. Время от времени по приглашению общин я выступаю и в других городах Германии.
Сначала это был цикл «Евреи в России и Российской империи», потом границы изучаемого предмета расширились – появился цикл «Этюды из древнееврейской истории», потом – цикл «Этюды из истории еврейского народа от древности до наших дней». Теперь всё это объединено в общую тему под названием «Краткие истории из еврейской истории».
– Расскажите, пожалуйста, об опыте Ваших поэтических переложений Книги…
– Многократное чтение Библии – ТАНАХА не могло не привести меня к ЕЁ Великим Книгам. Началось всё с Экклезиаста – на иврите он называется Коэлет. Однажды мне показали переложение Экклезиаста, сделанное бывшим москвичом, а ныне жителем Израиля Наумом Басовским. Что–то мне в этом переложении понравилось больше, что–то меньше. И захотелось прочесть сам текст. Прочёл раз, другой, третий…. И ужасно захотелось попытаться самому сделать переложение этого замечательного текста. Пять дней и пять ночей продолжалось это «наваждение». Потом всё закончилось: остался текст – переложение всех 12 глав – двенадцати проповедей «сына Давидова царя в Иерусалиме».
Потом так же случайно стал листать Псалтирь – на иврите Тегилим. К тому времени я знал о том, что в России нет ни одного крупного поэта, который бы так или иначе не касался этой Книги. Не посягая на их ранг и статус, я попробовал по–своему пересказать эти псалмы, пересказать их не в религиозном плане, не в плане отражения красот, а в контексте тех исторических событий, которые в них отражены, пересказать с позиции простого человека, участника этих событий. Прошло чуть больше полугода непрерывной работы (даже трудно назвать это работой, настолько это было в радость), и все псалмы – 150 библейских и один дополнительный, с греческого, были готовы.
Потом последовала апокрифическая Книга псалмов Соломоновых, потом тоже апокрифическая «Книга премудрости Иисуса бен–Сираха», потом библейская «Книга притчей Соломоновых» ( Мишлей на иврите). Пока этим и исчерпываются мои переложения и тексты по мотивам. К такой «адаптации» можно относиться по–разному: кому–то они нравятся, кто–то считает, что я «отхожу от буквы или духа» перелагаемого текста. А я вспоминаю слова замечательного немецкого слависта, бывшего директора Института славистики Кёльнского университета, профессора Вольфганга Казака, который, прочитав первые «монологи» моих «библейских героев», сказал: “Это Ваш путь к Богу”.
– В чем, на Ваш взгляд, заключается поэтика Книги? Как она повлияла на развитие литературы и искусства в мире?
– Если Вы оглянетесь вокруг, то легко заметите, что всё: литература (и проза, и ещё более – поэзия), живопись, скульптура, музыка, архитектура, этика, эстетика, философия, и даже социальная политика (вспомните пресловутый «кодекс строителя коммунизма») в мире иудео–христианской (да во многом и исламской) цивилизации основано на идеях, образах и коллизиях, изложенных в ТАНАХЕ. Художник или композитор, или поэт, или писатель может не принимать некоторых идей, образов, текстов. Но, тем не менее, всё равно будет отталкиваться от них. Такова сила этой Книги!