“Алеф”, международный еврейский журнал. №6, 2014 г.
В марте в Центральном доме работников искусств вдова Эмиля Яковлевича Горовца Ирина представила фильм «Я был твоим сыном, Россия!», посвященный жизни и творческому пути супруга. Мероприятие собрало тех, кто помнит и любит талантливого музыканта: друзей и бывших коллег, многочисленных поклонников. Зал ЦДРИ был переполнен, в нем царила удивительная атмосфера искренней доброты и сердечности, созвучная песням Эмиля Яковлевича. После демонстрации фильма люди еще долго не расходились, делились впечатлениями с Ириной Горовец и режиссером картины Валерием Шатиным, благодарили съемочную группу. Мне удалось побеседовать с женой Эмиля Горовца и узнать у нее, как создавался фильм.
– Ирина, с каким настроением Вы сегодня представляете фильм?
– Я очень волнуюсь. За время долгой работы над картиной мы успели чудесным образом отснять Эдуарда Хиля, Георгия Вайнера, Валентину Толкунову… Они тоже как будто смогли перед уходом передать зрителям свое тепло. Но самое главное, замечательный прием фильма московскими зрителями убедил, что я не зря столько лет трудилась, чтобы сохранить память об Эмиле. Оказалось, в Москве любят и хорошо знают творчество Горовца: во время демонстрации фильма во время исполнения знакомых песен зал буквально взрывался аплодисментами.
Когда я работала над этим проектом, многие друзья меня не понимали, даже отговаривали от продолжения съемок. Финансовой помощи я не получила ни от одной из организаций, в которые обращалась. Очень благодарна дочери, поддержавшей меня. Над фильмом трудилась удивительно сильная команда неравнодушных и творческих людей, которые вложили много душевных сил в производство картины, поэтому она затронула многих зрителей.
– Эмиль Горовец очень многое сделал для сохранения идиш-культуры. Это была его внутренняя потребность?
– Безусловно. Поэтому во время съемок режиссер с оператором ездили на его малую родину в Гайсин, Винницкой области, чтобы показать корни, места, откуда Горовец вышел. Фактически, Эмиль посвятил всю свою жизнь сохранению и популяризации культуры предков. В Нью-Йорке, в течение почти 15 лет, он работал на радио, где все передачи шли на языке идиш. Каждую неделю он писал новую песню, открывал для слушателей стихи еврейских поэтов, которых уже почти никто не помнил или не знал. Муж купался в этом языке, дышал и жил им.
Эмиль также перевел на идиш и исполнил двадцать русских произведений, среди которых «Ямщик, не гони лошадей», «Клен ты мой опавший», «Жаворонок», «Белеет парус одинокий», «Из-за острова на стрежень» – хотел познакомить стариков с русскими песнями и романсами на родном для них языке. На мой вопрос «зачем это?», ответил – «с целью взаимопроникновения культур»…
Горовец очень переживал, что поколение, знавшее идиш, уходит, а для молодежи этот язык становится недоступным. Таким образом, огромный пласт еврейской культуры и литературы был обречен на забвение. Когда муж заболел, я предложила идею расширить аудиторию радиослушателей с целью знакомства с бесценным достоянием еврейской поэзии и музыки. Просила его переводить с идиш материалы передач, чтобы потом озвучить на русском радио. Эмиль не ходил в синагогу, он был далек от ритуала, но нравственные ценности, порядочность у него присутствовали в крови.
После ухода из жизни Эмиля я подарила библиотеке Нью-Йорка значительную коллекцию редких книг на идиш, которую он собирал всю жизнь. Осознавая, какое огромное количество песен оставил мой муж, мне хочется их кому-то подарить, чтобы они продолжали звучать, а не были похоронены и забыты.
– Почему, на Ваш взгляд, не сложилась жизнь Горовца в Израиле?
– Эмиля, как носителя идиш-культуры, там не приняли, несмотря на то, что он впоследствии неоднократно, и с большим успехом, выступал на Земле Обетованной с концертами. Для того чтобы жить там, нужно было учить иврит, петь на этом языке, а миссия Эмиля заключалась совсем в другом. Он никак не мог понять, почему ему, еврею, нельзя петь на идиш. Об Израиле он написал несколько полных трагизма песен «В твоих глазах тоска», «Израиль мой родной», от которых мурашки бегут по спине.
– Каким Эмиль Горовец был в жизни?
– Поскольку он родился в простой еврейской семье, рос пятым ребенком, трудности жизни знал не понаслышке. Отец его работал кузнецом, был умным, высокопрофессиональным в своем деле человеком, строгим и весьма организованным главой большого гостеприимного дома. Мама – добрейшая душа, замечательная хозяйка, певунья, очень любила всех своих детей, отдала младшему много тепла и нежности. Эмиль впитал от родителей самые лучшие качества – скромность, невероятное трудолюбие и доброту, обязательность, пунктуальность, чувство ответственности. Упорство в преодолении препятствий – фамильная черта. Она не раз выручала его в трудные минуты. До сих пор удивляюсь манерам Горовца: он вел себя как настоящий интеллигент, аристократ в душе! 
С ним я чувствовала себя защищенно и уютно. Вместе нам всегда было интересно. Судя по всему, прежде Эмилю очень не хватало тепла, заботы, интеллектуального общения… Горовец – замечательный рассказчик, обладатель блестящего чувства юмора, его познания в классической музыке, кино и литературе исключительно глубоки.
У Эмиля был свой мир, очень им любимый и оберегаемый. Он не выносил склок, ни о ком не говорил плохо, никого не осуждал. Безусловно, у нас порой случались проблемы, особенно, когда муж заболел. Но мы являлись друг для друга серьезным тылом. Хочется просто сказать: Горовец был замечательным человеком!
Когда Эмиль работал в студии, записывал очередную радиопередачу или работал над новой песней, в доме устанавливался особый режим. Но муж был настолько доброжелательным, терпеливым и нетребовательным человеком, что это не создавало для меня никаких проблем. Напротив, я получала огромное удовольствие от чарующего голоса Горовца. Пел он всегда так, как будто стоял на сцене.
– Кому Эмиль Яковлевич доверял свои новые творения?
– Зачастую мне, несмотря на то, что я человек совсем иной профессии. Он говорил, такого критика у него еще не было, считал, что у меня потрясающие слух, вкус и очень высокая планка требований. Разногласия возникали чаще всего по поводу его репертуара.
Эмилю повезло с учителями: он учился в еврейской театральной студии и буквально пропадал за кулисами театра С.М. Михоэлса. На втором курсе он играл роль жениха в спектакле «Фрейлекс». А после окончания Гнесински началась его певческая карьера. Потенциал Горовца был неисчерпаем, могу с уверенностью сказать, что он себя реализовал в лучшем случае наполовину, несмотря на то, что так много успел сделать. Его Бог поцеловал. Каждую песню Эмиль не пел, а проживал, сам писал слова и музыку, при этом относился к своему творчеству более чем самокритично. Поэтом себя не считал. Во всем стремился к профессионализму, совершенству. Внутри него жил и большой актер, который тоже не раскрылся до конца, к сожалению.
В возрасте 72 лет Горовец записал арии Каварадосси, Ленского, последнюю, кстати, перевел на идиш. Вообще Эмиль исполнил все теноровые арии самых известных опер. Специалисты говорили, что ему должно было стать оперным певцом, но жизнь распорядилась иначе.
Восхищаюсь фантастической памятью и огромным трудолюбием мужа. Наша квартира больше похожа на архив нотных записей, партитур, пластинок, бобин, кассет. Всю работу над музыкальными материалами он осуществлял сам в своей скромной домашней студии.
Сейчас я обновила аппаратуру, освоила перезапись музыкальных материалов с различных форматов на современные носители, занимаюсь сохранением и систематизацией творческого наследия Эмиля Горовца. Очень обидно, что не у кого уже уточнить детали, многие фотографии и материалы остались не подписанными… Продолжаю осваивать работу по коррекции фотоархива, музыкальных файлов.
Муж не собирался уходить, мы вообще не говорили о смерти. Эмиль был очень молод душой. Я любила говорить: «нам на двоих – 70 лет: мне 32, а ему – 38». Так мы воспринимали друг друга и окружающий мир.
– Сколько лет Вы прожили вместе с Эмилем Яковлевичем?
– Три счастливых года. У нас была большая взаимная любовь и удивительное взаимопонимание: чувствовали друг друга с полувздоха. После смерти Маргариты Полонской, которая была для него не только супругой, но менеджером и коллегой, до нашей встречи он шесть лет жил вдовцом, глубоко ушел в себя. Предложение мне Эмиль сделал на второй день после нашей встречи. К этому моменту я дважды побывала замужем, утратила уважением к мужчинам, но все же решилась ответить согласием. Больше мы не расставались.
У него не было никаких капризов и требований. Эмиль с обожанием относился ко всему, что я делаю. Любая еда казалась ему замечательной и вкусной. Когда я подходила к нему, он сразу вставал. На мой вопрос: «Зачем ты вскакиваешь?», отвечал недоуменно: «Ведь ты же Дама!»
Муж был всегда удивительно нежен, внимателен, потрясающе заботлив, гордился мной, очень уважал. С одной стороны, это счастье, что в жизни я встретила такого необыкновенного мужчину, с другой – горе, поскольку его сейчас нет рядом. Это огромная потеря!
Когда Эмиль заболел и ему назначили процедуры гемодиализа, я уговорила его прибегнуть к передвижению в госпиталь на коляске. Мы выходили на улицу, гуляли, дышали воздухом, иногда, нарушая диету, захаживали в ресторан. С Горовцом жилось очень легко!
Вспоминаю его остроумие: кажется, я за всю жизнь столько не смеялась, как с ним за короткий период жизни. Эмиль очень тосковал, когда я его ненадолго оставляла, уезжая за продуктами. Он приглашал моих друзей, чтобы мы встречались дома. Был очень гостеприимен. Это идет из семьи, как и у меня. Прекрасно общался с разными людьми, в том числе, – молодыми, был чудесным собеседником.
Муж очень многому меня научил, например, никогда не отзываться плохо о его коллегах по цеху. Никуда не опаздывать – сам он был сверхпунктуален. За три года мы не наговорились!.. У меня осталось так много вопросов, которые мне очень хотелось бы ему задать. Эмиля нет уже более 12 лет, но до сих пор мне очень не хватает его. Я продолжаю мысленно с ним общаться, советуюсь.
– Скучал ли он по России?
– Конечно, но никаких обид на страну не осталось. Эмиль считал, что не он уехал – его вынудили это сделать. Много гастролировал, выступал с концертами почти во всех штатах Америки и Канаде, в странах Латинской Америки и Европы, в Австралии, но никогда не забывал, где родился и вырос. У Горовца есть потрясающая автобиографическая песня «Русланд», которая звучит сначала на идиш, потом на русском, а заканчивается на английском: так Эмиль переживал чувство Родины. На еврейском кладбище в Нью-Йорке, где он похоронен, на памятнике по моей инициативе изобразили партитуру и написали по-русски: «Я был твоим сыном, Россия!»
