Сажида Сулейманова

“Со звездами наедине”

Избранные переводы с татарского.
Казань, Татарское книжное издательство, 2006
Редактор и составитель Анвар Маликов.
Фотографии из личного архива Маликовых.
Корректор Асия Маликова.

Замечательная поэтесса Сажида Сулейманова (1926-1980) оставила неизгладимый след в поэзии, и не зря ее называли «татарской Анной Ахматовой». Творческое наследие С.Сулеймановой стало известно читателям всей страны благодаря книгам, вышедшим в московских издательствах. В данный сборник вошли ранее изданные, а также новые переводы ее стихов. В последнем разделе – «Сквозь годы» помещены стихи, которые переведены два и более раза.

ОНА БЫЛА АРИСТОКРАТКОЙ ДУХА

Я русская. Родилась в российской провинции. До семнадцати лет, погруженная в чисто-русскую среду, мало задумывалась о находящейся где-то совсем близко культуре иной. И в последующие годы в моем отношении к ней была спокойная нейтральность, как к миру параллельному, со мной не соприкасающемуся. Только постепенно, с возрастом приходит все более четкое понимание – все мы вместе, нам только кажется, что отдельно. Мысли эти, счастливо омывшие душу, заметно укрепились после моей встречи с изумительной татарской поэтессой Сажидой Сулеймановой. Разумеется, заочной, потому что очная, увы, невозможна. Минуло более четверти века с тех пор, как она безвременно ушла из жизни, оставив, однако, словесный слепок со своей удивительной души, шифрограмму чувств и мыслей – ни много, ни мало – более 30 книг прозы и стихов.

…Вглядитесь в фотографию. Какое милое, светлое лицо. И в жизни, говорят, она была очень мягкой, сентиментальной. Хотя та ее не щадила, испытывала на прочность с самого раннего детства. По значимости для татарской поэзии Сажиду традиционно сравнивают с Анной Ахматовой. Сама она любила Цветаеву. Но, помилуйте, то были изнеженные барышни, чьи чувства в детстве и юности истончились в счастливой праздности. Она же с детства – вечная труженица, а пищей для нее часто служил черный хлеб вперемешку с потом. Родилась Сажида 3 октября 1926 года в селе Верхние Татышлы Янаульского района Башкирии, вдалеке от больших дорог и городов. Вокруг только и было что – поля, луга… словом, обочина “большой” жизни с ее тогдашними бурями и кровавыми драмами (вспомним, какое это было время!), электрификацией, индустриализацией.

Впрочем, время коснулось и этих почти девственных мест, пролегло по середине маленького сердечка алой полосой. Сажида была первым ребенком в семье красноармейца-двадцатипятитысячника. После нее родились еще шестеро. Отец создавал колхоз, искренне веря в скорую победу “мировой революции”. Но нам ли судить тех людей, их наивную, но такую звонкую цельность духа, пусть и растраченную на миражи? Тем более что за свою веру эти люди очень скоро расплатились. Отца Сажиды в тридцатые годы репрессировали. Она рассказывала своему сыну об одном из своих детских впечатлений: как прямо на улице лежали умершие от голода люди, и никто не в силах был подобрать их. И это была первая встреча с миром, где правда и ложь обручены. Слава Богу, что Сажида выстояла, не ожесточилась. Возможно потому, что в ней жило чисто женское терпеливое всепрощение, не рабская, но мудрая гибкость духа? Она не стала поэтической хромоножкой с вечно уязвленным самолюбием. Я не обнаружила в ее поэзии претензий и обид. Только ликующая радость жизни. Хотя на наш, сторонний взгляд, много ли ее могло быть в детстве и юности поэтессы?

Семья осталась без кормильца, а впереди их ждала голодная, холодная война. И на руках у Сажиды были отнюдь не кольца, как говорит она сама, а мозоли от серпа. Но в ее глазах скопилась синь неба, ее душа заполнилась солнечным светом – именно этому и суждено было, по всей видимости, прорасти чистыми, светлыми стихами. С началом войны отец попросился на фронт в штрафбат. И вернулся-таки после победы цел и невредим, хотя и седой, как лунь… А потом была Уфа. Педагогический институт, исторический факультет. Снова жизнь на грани нищеты, но такая тесная, общинная, наполненная теплотой непосредственного, от сердца к сердцу общения. Новые друзья, новые впечатления, и, конечно же, труд, труд… После института ее по собственному желанию распределили снова в глухомань – башкирскую деревушку Аскарово, где на башкирском языке она преподавала историю девчонкам и мальчишкам.

Нет, никогда она не знала ни покоя, ни праздности, но при этом удивительным образом соединяла в себе землю с небом. И, пожалуй, именно чувство неба и полета сближает Сажиду Сулейманову с другими женщинами, прервавшими немоту и выразившими себя в слове. И еще. Талант, как и красота женщины, весьма привлекателен для мужчин. Но одни из них намеренно гасят его порывы, чтобы не застил глаза, а другие – напротив, помогают дару расцвести в полной мере. Сажиде повезло. Она встретила своего человека…

* * *

Станция Куеда Пермской области. Два односельчанина – немолодых, битых жизнью человека встретились на перроне. Один – Гадельша, только что проводил дочь, которая уезжала в Аскарово. А другой – Малик, встретил сына, приехавшего погостить в родной дом из Москвы, где он учился в Литературном институте. Молодые в этот день разминулись, но Гадельша показал старому другу и его сыну Адибу фотографию дочери. Через некоторое время Сажида получила от начинающего литератора письмо и ответила на него. За короткой перепиской последовало приглашение в Москву. Собственно, с тех пор и началась их совместная жизнь. Адиб перевелся на заочное отделение, и новорожденная семья переехала в Мензелинск, где он стал работать собственным корреспондентом республиканской газеты. Жили молодожены в убогой комнатенке, “обставленной” двумя табуретками и грубосколоченным столом. Еще одним столом служил большой фанерный чемодан с приданым Сажиды. Там же у них родился старший сын, а затем дочь, которая не прожила на свете и года. А младший сын – Анвар появился на свет уже в Альметьевске, только начинающемся тогда городе нефтяников.

Со временем Адиб Маликов, тогда уже известный писатель, организовал литкружок, из которого выросло отделение Союза писателей Татарстана. Сажида работала преподавателем газового техникума, затем лектором горкома партии и, наконец, руководителем местного радио. Жили они сначала в коммуналке, затем – в хрущевке, сталинке, но провинциальный быт и двое сыновей диктовали свои порядки. Мозоли на руках у Сажиды так и не кончились. Сажали огород. Запасали на зиму варенья-соленья. Готовка, стирка – вечные женские заботы всегда были ее спутницами, но тем удивительнее, что эта, казалось бы, затягивающая в трясину обыденности, жизнь не смогла укротить ее поэтический дар. Стихи прорывались, росли из ничего… или из всего? Наверное, это был ее способ выживания, сохранения себя. Не благодаря, а вопреки всему…

Дом Адиба и Сажиды стал привлекательным центром для всей альметьевской интеллигенции. У них останавливались писатели и композиторы, приезжавшие в город. Часто у них бывал Хасан Туфан. Собственно, этот благообразный старец, называвший Сажиду ласково “Солнышко” и благословил ее в большую поэзию. Сажида Сулейманова считала себя ученицей Пушкина, Блока, Цветаевой, Есенина, Тукая, Туфана, Гафури, Такташа, Джалиля и, конечно, своего мужа. Для татарской литературы 60-е годы были периодом ренессанса. Ведь начиная с 30-х годов сталинские репрессии, а затем война практически уничтожили лучших представителей национальной культуры. Сулейманова в немногочисленной когорте татарских литераторов- «шестидесятников» заняла свое особое место. Ее стихи с удовольствием переводили известные московские поэтессы Людмила Щипахина, Ирина Волобуева, Елена Андреева. Звезда Сажиды стала путеводной для многих женщин, получивших от нее дружескую помощь и благословение в большую литературу.

* * *

Чужая душа… Замкнутые на себя, беспробудно обыденные, зашоренные, часто ли мы раскрываемся для света, мерцающего в ближнем? Сознание наше тускло горит одинокой свечой в темной комнате без дверей и окон, если только вдруг не позовет, не поманит волшебная свирель стиха и не заструится твоя, уставшая от замкнутости душа к другому, влекущего тайнами берегу…

Куда увлекли меня стихи Сажиды Сулеймановой? В мир, где царит почти детское, непосредственное чувство сопричастности всему живому. Снегопад, шелест опадающих листьев, заря, алеющая над лугом – этот немой, казалось бы, мир ищет голоса и прорывается, наконец, в музыке стиха. Озвучить тайну леса и луга дано лишь тому, кто от рождения наделен особой, впечатлительной до болезненности душой, тем удивительнее, что Сажида всю свою жизнь крепко стояла на ногах. В ней была некая гордая струна, не позволяющая растечься в аморфное нечто. Она была аристократкой духа и этим она действительно напоминает мне королеву серебряного века русской поэзии Анну Ахматову. Особенно это заметно в интимной лирике, хотя догадываюсь, что многое скрыто от меня завесой незнакомого языка.

Да, Сажида была королевой (несмотря на свою нежность и лиричность). Она была женщиной, осознавшей свою власть над миром, но никогда бы не употребившей ее во вред кому бы то ни было… Читая ее стихи, я чувствую ее мягкую, добрую силу. Силу любви. И как не хватает ее нам, нынешним, чаще всего соприкасающимся с силой ненависти.

* * *
Сажида Сулейманова умерла 10 мая 1980 года от тяжелой болезни, длившейся шесть долгих (или коротких?) лет. В 1975 году была сделана первая операция, которая позволила ей еще какое-то время подышать земным воздухом, порадоваться солнцу, помочь подняться на ноги сыновьям. Но главным, разумеется, были стихи. Именно в эти тревожные, полные тяжких предчувствий, годы она написала большую часть стихов, повесть “Дикая рябина”, по-видимому, торопясь себя высказать, чтобы мысли и чувства, переполнявшие ее, не пропали втуне. “Знаете, – говорила Сажида, уже лежа на больничной койке, в тот момент, когда ее терзали непереносимые боли и высокая температура, – Поэзия – это образ жизни. Я лежу на больничной койке, а в голове стихотворные строчки, словно шмели жужжат. Только бы успеть записать”. Одним из последних стало жизнеутверждающее стихотворение «Здравствуй, жизнь!»

Очень многие стихи превратились в песни. Их около тридцати, но возможно, что гораздо больше, потому что стихи Сажиды привлекают внимание не только профессиональных композиторов, но и самодеятельных. А одна из песен “Урсал-тау”, в которой говорится о некой придуманной горе, дала имя реально существующей, ранее безымянной горе, возвышающейся рядом с Альметьевском, и стала неофициальным гимном этого города. Есть такие стихи Сулеймановой, на которые создано сразу по две песни. Например, “Казанский вальс” положили на музыку Масгуда Шамсутдинова и Ренат Бикбулатов. Творчество Сулеймановой привлекло классиков татарской музыки Сару Садыкову и Рустема Яхина.

Песни Сажиды Сулеймановой поют, стихи читают, в скверике рядом с альметьевской центральной библиотекой имени С.Сулеймановой установлен ее бюст. Ее именем названы улицы в Казани, Альметьевске, районных центрах Башкирии Янауле и Татышлах. В далеком Тобольске защищена диссертация по ее творчеству… Не получившая при жизни ни званий, ни регалий Сажида Сулейманова через четверть века после того как ее не стало, сама дала имя литературной премии, которую учредило ОАО «Татнефть».

Это ли не лучшая память? Последний сборник ее стихов на русском языке «Книга судьбы» вышел в свет в издательстве «Советская Россия» в 1988 году, и библиотечные его экземпляры истрепаны донельзя. Но настоящая поэзия – как доброе вино: от выдержки ее букет становится только ярче. И вот нам посчастливилось представить Вам, дорогой читатель, новую книгу Сажиды Сулеймановой.

Елена ДЕНИСОВА (г. Москва).