СТРОИМ БАРРИКАДУ
Мы боялись, строя под обстрелом
Баррикаду.
Трактирщик, любовница ювелира, парикмахер,
Все трусы.
Упала наземь служанка,
Волоча камень из мостовой, очень мы боялись,
Все трусы.
Сторож, лотошница, пенсионер.
Упал на землю аптекарь,
Он волок дверь от уборной,
Боялись мы ещё больше, воровка,
Портниха, трамвайщик,
Все трусы.
Упал парень из исправдома,
Он нёс мешок с песком,
Ведь мы и вправду боялись.
Хотя никто нас не заставлял,
Мы строили баррикаду
Под обстрелом.
Перевод с польского Льва Бондаревского
ПУСТЬ СЧИТАЮТ ТРУПЫ
Те , кто отдали первый приказ войны,
Пусть посчитают теперь наши трупы.
Пусть пройдут вдоль улиц,
Которых нет,
Через город,
Которого нет,
Пусть считают неделями, месяцами,
Пусть считают до самой смерти
Наши трупы.
Перевод с польского Льва Бондаревского
БАБА
Тащит на себе
дом, огород, поле,
корову, свинью, телят, детей.
Хребет ее удивляется,
что не сломался.
Руки ее удивляются,
что не отвалились.
Она не удивляется.
Ее подпирает, как кровавый костыль,
каторжный труд
умершей матери.
Прабабку
били кнутом.
Этот кнут
сверкает над нею в тучах
вместо солнца.
Перевод Натальи Астафьевой
Стихи
о Варшавском восстании
Здесь и далее перевод с польского Натальи Астафьевой
Последнее польское восстание
Будем оплакивать
час когда все началось
час когда прозвучал первый выстрел.
Будем оплакивать те шестьдесят три дня
и шестьдесят три ночи сраженья.
И час
когда все кончилось.
Когда на место где жил миллион людей
пришла пустота по миллионе людей.
Девушки с носилками
Маруте Стобецкой
Через груды развалин,
сквозь горящие арки ворот,
по мостовой, расстреливаемой пулями,
они бегут и несут на носилках
человеческие тела.
Их бессонные очи
ищут на баррикадах
тех, что пали.
Исхудавшие пальцы
поднимают из лужи крови умирающие головы.
А когда в них самих попадут,
умирая,
они будут с отчаяньем думать,
кто же дальше понесет носилки
под пулями.
Порадуемся
— Читали сегодня газетку, — говорит слесарь, —
весь мир идет нам на помощь,
через неделю все кончится, у моей старухи
именины, я приглашаю
весь дом на праздник,
— говорит слесарь.
Щенок
Когда утром он стал расставлять в подворотне
бутылки с бензином,
дворник ругался как бешеный.
Щенок
показал ему длинный язык.
Вечером принесли его солдаты,
он поджег танк.
Дворник, ругаясь потише, копал во дворе
небольшую яму для щенка.
После налета
Из груды рухнувших стен
торчит в небо
серая как стена
рука с пятью пальцами.
Господь Бог ее спас
Женщина умирала во дворе на матрасе,
в матрасе были спрятаны доллары.
Другая женщина сидела рядом,
ждала, когда же умрет.
Потом бежала с долларами по улице,
падали бомбы.
Она молилась: спаси меня, Господи Боже.
И Господь Бог ее спас.
Часом дольше
Памяти Станиславы Сверчиньской
Ребенку два месяца.
Доктор сказал:
без молока он умрет.
Мать пробирается целый день подвалами
на другой конец города.
В Чернякове
у пекаря есть корова.
Мать ползет на брюхе
среди развалин, грязи и трупов.
Приносит три ложечки молока.
Ребенок живет
часом дольше.
Мое смирение
Я падала на землю смирения
столь смиренная что невидимая
столь смиренная что меня не было
перед мученичеством
несоразмерным
которого не чувствовала себя достойной
даже быть очевидцем.
Я носила судна
Я была санитаркой в госпитале
без лекарств и без воды.
Я носила судна
с гноем, кровью и калом.
Я любила гной, кровь и кал,
они были живые, как жизнь.
Жизни было вокруг
все меньше.
Когда мир погибал,
я была лишь двумя руками, которые подают
раненому судно.
Когда солдат умирает
Возле его носилок
я стала на колени
куртку его целовала
говорила: ты такой красивый
можешь дать столько счастья
не знаешь сам сколько счастья
ты будешь жить мой красивый
мой храбрый.
Он улыбался и слушал
веки его слипались
он не знал что слова такие
говорят солдату
только когда он умирает.
Погребаю тело врага
Враг, ты тоже боялся,
хоть ты имел отличный автомат.
Страх в твоих глазах
умер позже, чем ты.
Многих людей убил твой автомат,
многих людей ты ставил к стенке,
но пришел черед и твоей
человеческой бренности.
По тебе будут плакать дети,
ты был добрый
для своих детей.
Враг, я погребаю твое тело
в той земле, что запятнал ты кровью.
Она тебя примет,
как если б ты не был ее врагом.
Паника
Люди прибежали к офицеру,
жестикулировали, кричали, плакали.
— Клянемся Христовыми ранами, там шпионы.
У нас доказательства.
Офицер приказал расстрелять
шпионов. Лежали в ряд
отец, дочь, зять,
прижимались друг к другу
мертвые.
Прибежали другие люди.
Жестикулировали, кричали, плакали.
— Клянемся Христовыми ранами, ты приказал
расстрелять невинных.
Это уже конец
В ту ночь
все поняли, что конец.
Не осталось воды
и сил, чтобы воду искать,
три дня
как нет ни ложки ячневой каши,
бинты
смердят гноем и кровью,
глаза, неделю не спавшие,
закрываются даже
на боевом посту, под обстрелом,
ноги, волочившиеся по каналам,
тяжелы как камни,
пустой пистолет
падает из рук.
И поэтому, услышав на рассвете
грохот вражеских танков, идущих в очередную атаку,
поняли, что это конец.
Эту атаку
уже не отобьют.
Час позора
Когда он учил парней
как добывать у врага пулеметы
с одним пистолетом —
он шел первый.
Когда ж получил приказ научить их
как отдавать врагу
пулеметы добытые
ценою жизни товарищей —
струсил.
Последняя пуля в его пистолете
открыла ему путь к бегству
так он бежал от своих парней
и не было его с ними
в час позора.
Разговор с матерями
Он идет в неволю, словно тащит
на себе тела своих парней.
Он считает, шепотом считает
восемнадцатилетние имена,
очи матерей глядят в него.
— Твой сын погиб в бою за баррикаду,
которой нет, в бою за дом,
который рухнул и распался в прах.
Твой сын погиб в бою за тот квартал,
которого не существует.
За эти кирпичи, песок и пыль
отдали они свои тела живые.
Я их вел на смерть,
и я живу.
Немцы говорят: Быстрей, поручик,
быстрей шагай в неволю.
А он быстрей не может, он ведь тащит
тела своих парней.
Сказал: не плачь
Вошел с винтовкой
чтобы выгнать ее из дому.
Дом сожгут
ее в лагерь.
Ждал пока она застегнет
ремень рюкзака
смотрел как плачет
сказал: не плачь
молоденький немецкий солдат.
Как кровь из артерий
Идут
улицами дорогами
везут раненых
ведут стариков
несут узлы и детей.
Идут
изредка кто-то оглянется
за спиною пылают тучи.
Идут
вытекают как кровь из артерий города.
Земля и небо
Такой был крик
кричали самолеты и огонь и отчаянье
кричало до облаков
воодушевленье.
Теперь молчит
земля и небо.
