Мои думы
Хотела б быть зерном пшеницы,
Упасть на нивы Божьи.
Зазолотиться, без метлицы
Дать вкусный хлеб немножко.
Хотела б быть я речкой быстрой,
Умчаться в край родной.
Где напоить, где искупать,
А где умерить зной.
То зашуметь, то зашептать,
Мечтать в прекрасном сне,
То вновь сорваться и гулять,
Огнем кипеть верней.
Так разгореться, так слепиться,
Чтоб ввысь волной взмывать,
Похитить солнце, вновь спуститься
Свет человеку дать.
Страстно двигаться к свободе,
Каплю счастья, доли влить,
Думать всюду о народе,
Край родной всегда любить.
То рассыпаться росою
По травинкам вдоль дорог,
То обняться так с землею,
Чтоб никто разнять не мог!
Либо ветром обернусь я
Да над миром пролечу,
Черным вихрем закручусь я
И на месяц заскочу,
Со всей силы и размаха
Огнивом по звездам дам.
Искры высыпет от страха,
Задрожит и месяц сам.
«Кто, откуда, чего хочешь,
Чего воешь и шумишь?
То сквозь слезы нам хохочешь,
То горишь весь и дрожишь?»
– Я – посланец, ветер буйный,
Прилетел на суд вас звать!
У нас ночь и край наш хмурый,
Люди спят – не оторвать.
Я там бился, я там вился,
Я им хаты поломал,
Но и все же не добился,
Чтобы глас народ подал!..
1905-1906
Перевод Г. Римского
Буря идет
Вновь нависли злые тучи,
Вновь туманы небо кроют,
Вновь простор мечтам летучим,
Вновь сильнее вихри воют.
Вновь нас буря сотрясает,
Вновь грома грохочут рядом,
Вновь природа поражает,
Вновь нас бьет дождем и градом.
1906
Перевод Г. Римского
Через моря, океаны
Полечу я в далекий край,
Потому что люблю ураганы,
В бурях я ощущаю рай;
Ибо в дикой, страшной буре
Легче думам моим плыть;
И на гривах волн могучих
Песню я могу сложить;
Ибо только на просторах
В звонкой лире зреет слух;
Ибо в дикой страшной буре
Крепнет мой свободный дух.
1906
Перевод Г. Римского
***
Орлы-братья, дайте крылья!
Надоело жить в бессилье.
Киньте пёрышко не мимо:
Жизнь внизу невыносима.
Я хочу помчаться с вами
Над горами, над лесами,
Рассекать крылами тучи,
Быть и смелой, и могучей,
Жить, парить по-над землёю,
Приготовив крылья к бою,
Кровью недругов упиться –
И в родные горы скрыться…
Орлы-братья, дайте крылья!
Меж людей не жизнь – бессилье.
Киньте пёрышко одно лишь,
Исцелите жизни горечь.
Перевод Сергея Луценко
***
Сиротина слëзы льëт –
Небо взоры мечет.
Сам Бог силы ей пошлëт,
Смелостью излечит.
Хоть и камень, хоть и сталь –
Всë прожгут слезины,
Ведь великая печаль
В плаче сиротины.
Перевод Сергея Луценко
БЕЛОРУССКИЙ МУЗЫКАНТ
Засвищу на дудке,
Выйду в чисто поле,
Запою на скрипке
О мужицкой доле.
Что-то стало тяжко,
Душа не смеется,
Слезы так и льются,
Сердце больно бьется.
Ну играй же, скрипка,
Лейся, моя песня, –
Или мир услышит,
Или сердце треснет.
Скрипка горько плачет,
Лес и тот стал тише,
Только этот голос
Сытый не услышит.
Если ж и услышат,
Злобно обругают:
“Как же так, холопы
Равенства желают!”
Как огнем плесну я –
Струны звонко грянут.
Даже неживые
На кладбищах встанут.
Так играй же, скрипка,
Расскажи паночкам,
Как холопу негде
Приютиться ночью.
Не стихает скрипка,
Голос невеселый.
Задрожали птицы,
Замолчали пчёлы.
Не стихает песня,
Рвется к небу, выше,
Скоро песню “хама”
Целый мир услышит.
1904
Перевел с белорусского Петр КОШЕЛЬ
НАШЕ ПОЛЕ
Наше поле меж раздолий
И засеяно пшеницей,
Только вот на нашем поле
Ничего не колосится.
Может быть, земля плохая
Или руки не такие,
Что мы чуть не подыхаем,
Что мы ходим, как слепые?
Нет, в руках найдется сила
И земля покров свой нежит,
Но оратаев манило
На большой простор, за межи.
Мы за межами, весною,
Зерна жёлтые бросали,
Но под нашею рукою
Только камни вырастали.
Не готово наше поле,
Сорняки в нём и крапива.
Собирайтесь, братья, что ли,
За работу станем живо!
Кто легко пахать умеет,
Разбирается кто в жите,
Кто зерно счастливо сеет,
Приходите, приходите!
Живо, живо! Ждёт работа!
Вместе весело трудиться.
Все равны мы без расчёта,
Всяк на поле пригодится.
1906
Перевел с белорусского Петр КОШЕЛЬ
КРЕСТЬЯНКАМ
Ой, крестьянки, ой, сестрицы,
Вы, как цветики, увяли,
Восковыми стали лица,
И глаза от слез запали…
Как калину град сбивает
И гроза деревья губит,
Так и вас судьба ломает,
Красоту сводя на убыль.
Сколько горя, сколько боли,
Кос, до срока поседевших,
Сколько пота и мозолей
На ладонях огрубевших!..
А за это на пригорке
Будет сбит вам крест сосновый,
И заплачут дочки горько –
Не видать им доли новой.
Ой, крестьянки, ой, сестрицы,
Ой вы, цветики больные,
Ой, бескрылые вы птицы,
Бессловесные, родные!..
1908
Перевел с белорусского Петр КОШЕЛЬ
СКРИПКА
То, что слову не дается,
Пусть без слов расскажут звуки.
Взять мне скрипку остается,
Взять смычок и скрипку в руки.
До тех пор, пока до неба
Мчатся думы – наши крылья,
И душа в нас просит хлеба, –
Пусть я сердце в песне вылью!
Мой смычок, будь полон силы,
Будь ему послушна, скрипка!
Все, что дорого и мило,
Я доверю песне зыбкой.
В скрипке громы раздаются,
Скрипка сердце рвет на части.
Если струны не порвутся,
Я сыграю вам о счастье.
Пусть сольется гул дубравы
С шумом поля золотистым.
Пусть коса тугие травы
Подсекает с легким свистом.
Я хочу сыграть на скрипке
То, что ночью в темной хате
Мать поет, склонившись к зыбке,
Задремавшему дитяти.
Весь народ я обняла бы
Песней жаркой и свободной
И в алтарь передала бы
Золото души народной.
И у врат его открытых
Эта песня с новой силой
Поднимала бы забитых
И соседей веселила.
То звучала бы молитвой,
То проклятьями гремела
И звала народ на битву, –
Только б струны были целы!
Что ж, начну я. Струны туги.
Лег на них смычок мой гибкий.
Вот уж к вам, друзья – подруги,
Первый звук летит со скрипки!
Перевод Самуила Маршака
ДЕРЕВЕНСКИМ ЖЕНЩИНАМ
Ой, вы, милые сестрицы!
Как цветочки в зной жестокий,
Так увяли ваши лица,
Восковыми стали щеки.
Точно град трясет калину,
Точно гром каменья рушит, –
Так и вас гнетет судьбина,
Красоту забота сушит.
Не узнаешь в вас, подруги,
Девушек звонкоголосых.
Истомили вас недуги,
Серебро сверкает в косах.
Вам награда – бугорочек
Да безвестный крест сосновый.
Безутешных ваших дочек
Ждет такой же труд суровый.
Вы увянете, сестрицы,
Как трава в жару без тени…
Ах, бескрылые вы птицы,
Бессловесный цвет весенний!
Перевод Самуила Маршака
МОИ МЕЧТЫ
Хотела б быть зерном пшеницы,
Упасть на нивы крошкой,
Зазолотится, без метлицы*
Дать хлеб вкусней немножко.
Хотела б быстрой речкой стать,
И течь сквозь край родной!
Где напоить, где искупать,
В лесу найти покой,
То зашуметь, то зашептать,
Забыться в сладком сне,
То вновь сорваться, вновь играть,
Огнем кипеть на дне.
Так разогреться и вспенИться,
Волной небес достать,
Похитить солнце, вновь спуститься
И больше света людям дать.
Заглянуть ко всем в дороге,
Каплю счастья, воли влить,
Всюду думать о народе,
Край родной везде хвалить.
Вдруг рассыпаться росою –
Лечь на листья, на цветок,
И обняться так с Землёю,
Чтоб никто разнять не мог.
Или ветром обернуться,
Да над миром полететь,
Темным вихрем всколыхнуться
И до месяца взлететь.
Со всей силы и размаха,
Как огнивом, в звезды – бам!,
Брызнув искрами от страха,
Задрожит аж месяц сам:
“Ты откуда, чего хочешь,
Чего воешь и шумишь?
То сквозь слезы нам хохочешь,
То горишь и весь дрожишь?»
– Я-посланник, ветер буйный,
Прилетел вас звать на суд!
Тьма у нас, весь край наш хмурый,
Люди сонные живут.
Я там бился, я там вился,
Я дома им поломал,
Только так и не добился,
Чтобы голос кто подал!…
Перевод Д. Говзича
НА ЧУЖОЙ СТОРОНКЕ
Чужой я людям. Мне так грустно.
Ноет в груди. На душе пусто.
Сбегают мысли в край далёкий,
В лес тёмный, в лес высокий,
В свою деревню, в свою нивку.
Вижу выгон, вижу Сивку;
Вон коровки бегут с поля…
Прямо к дому! Брось мне, доля,
Из деревни нашей трошки
Хоть былинку, хоть две крошки
Из обеда моего брата.
Как люблю родную хату!
Как мне мил родимый край!
Полетел бы, будто в рай!
Любимая моя сермяжка(1),
Шнурок и лапти, дежа(2) и фляжка…
Всё там милое, всё наше,
И от соринки сердце пляшет.
Перевод Д. Говзича
“СТАНУ ПЕСНЕЮ В НАРОДЕ…”
В белорусской поэзии конца XIX – начала XX в. первая из первых – Алоиза Пашкевич, известная в Беларуси под псевдонимом Тётка.
Родилась Алоиза Степановна Пашкевич в 1876 г. на Гродненщине. Детство ее прошло в фольварке Старый Двор, где она росла у деда. Старый Двор, казалось бы, уже одним своим названием определял ее жизненные стежки-дорожки в мир издревле обжитой, над которым лишь горестно взмывали вслед за улетающими журавлями грустные белорусские народные песни – прекрасные и безымянные. Большинство песен было о горькой женской доле. Да и сказки любимой бабуси Югаси, которая воспитывала Лизоньку, были о той же доле. И не из того ли печального крика журавлей на отлете и впечатляющих белорусских народных песен и сказок Старого Двора зарождалась уверенность поэтессы: “Стану песнею в народе!”? И поэтическое предвидение свершилось – слово Тётки действительно стало песней.
Ее путь оборвался в 1916 году. Это было в Старом Дворе, куда поэтесса приехала из Вильно спасать отца, больного тифом. Но ни отца, ни других стародворцев от эпидемии она не спасла, и сама не убереглась. Старый Двор провожал ее в последний путь, как вольную птицу белорусского болотного края.
Псевдоним Тётка вначале появился на обложке “Первого чтения для деток-белорусов”, вышедшего отдельной книжкой в Петербурге в 1906 году. Добрая, славная Тётка сказывала детям сказки, сочиняла стихи, учебные тексты о родной земле, загадки, прибаутки.
С этим псевдонимом Алоиза Пашкевич стала “песней в народе”, выразительницей его дум и чаяний. А белорусская литература в лице Тётки обрела свою первую поэтессу.
(источник текста old.lgz.ru/archives/html_arch/lg092003/Tetrad/art12_10.htm)
