СМЕРТЬ
И человек пустился в тишину.
Однажды днем стол и кровать отчалили.
Он ухватился взглядом за жену,
Но вся жена разбрызгалась. В отчаяньи
Он выбросил последние слова,
Сухой балласт – «картофель…книги… летом…»
Они всплеснули, тонкий день сломав.
И человек кончается на этом.
Остались окна (женщина не в счет);
Остались двери; на Кавказе камни;
В России воздух; в Африке еще
Трава; в России веет лозняками.
Осталась четверть августа: она,
Как четверть месяца, – почти луна
По форме воздуха, по звуку ласки,
По контурам сиянья, по-кавказски.
И человек шутя переносил
Посмертные болезни кожи, имени
Жены. В земле, веселый, полный сил,
Залег и мяк – хоть на суглинок выменяй!
Однажды имя вышло по делам
Из уст жены; сад был разбавлен светом
И небом; веял; выли пуделя –
И все. И смерть кончается на этом.
Остались флейты (женщина не в счет);
Остались дудки, опусы Корана,
И ветер пел, что ночи подождет,
Что только ночь тяжелая желанна!
Осталась четверть августа: она,
Как четверть тона, – данная струна
По мягкости дыханья, поневоле,
По запаху прохладной канифоли.
Аделина Адалис
Опубл. в журнале «Русский современник», 1924. № 4
ИСХОД
В запыленном плаще пророка,
с непокрытою головой,
к голубым городам Востока
пробираться узкой тропой…
Затянувши ремни сандалий,
подставляя ветру лицо…
Лишь бы пальцы мои сжимали
золотое твое кольцо.
Пусть на медном щите заката
вижу тление райских свеч.
На земле же пусть брат на брата
поднимает вражески меч!
Ах, уйти бы, уйти бы вместе,
по скалистым кручам идти! –
Не к тебе ли – моей невесте –
приведут и эти пути?
Только женской и можно лаской
сумасшедших нас возродить!
– А сегодня опять к Дамаску
И к Багдаду нужно спешить.
На Восток из твоей Европы,
между лезвий скучной войны,
проведем мы земные тропы,
городов сожженных сыны.
В запыленном плаще пророка
не сюда ли следы вели –
к голубым городам Востока,
в голубые кущи земли!
1926
***
Забрызганные, рваные галоши,
Коричневые складки башлыка,
И даже рот мучительно изношен,
Как полы серенького сюртука.
Не для любовной, ненасытной муки,
Кующей радостные чудеса,
Целую отмороженные руки,
Слезящиеся трогаю глаза.
Не для него слагалась Песня Песней,
Но дал ему премудрость Соломон.
И вот на этот пол, покрытый плесенью,
Цветами падает библейский сон.
И вижу я: по лестнице высокой,
Пропахшей щами, кошками, людьми,
Проносит он желтеющей осокой –
Большое сердце гордой Суламифь.
ВОПРОСЫ НЕБУ
Каков был довременный мир –
Чей может высказать язык?
Кто Твердь и Землю – «Верх» и «Низ»
Без качеств и без форм постиг?
«Был древний хаос», – говорят.
Кто чёткости добился в нём?
В том, что кружилось и неслось,
Кто разобрался? Как поймём?
Во тьме без сна и без краёв
Свет зародился от чего?
Как два начала «Инь» и «Янь»
Образовали вещество?
«Девятислойный» небосвод
Когда послойно разберут?
Всё чьим-то создано трудом!
Кем начат этот вечный труд?
К чему привязаны концы
Небесной сети? И навес
На чём же держится? И где
Тот «стержень полюса небес»?
1926
***
Не спросил, не запомнил,
где вырос.
Только память моя –
глубока.
Обвевал огненосный Озирис
Смуглокожего предка бока.
Предо мной – снеговая стихия,
Ураган замерзающих дум.
И меня, как и многих, Россия,
Закружил он, твой белый
самум.
Заморожен отчизной второю,
Повторяю былые года:
Пирамиду великую строю
Из обломков полярного льда.
Он растает, мой труд величавый –
Тают льды, ускользают пески.
Но не надо изменчивой славы, –
Только б хмель опоившей тоски!
Только б зыбкое поле, в котором
Я с цветами ложусь под косу.
Только б, с легкой душой, по просторам
Растерять, что с собою несу.
Только б белые свечи березок
Да пылящие шляхи твои,
Где от тысяч татарских повозок
И поныне видны колеи!
1927
***
О, беспокойство снова и снова!
Дерзкая шутка мира земного!
Где твоя жалость, ветреный идол?
Кто ты – не может выразить слово.
Камень не мог бы вытерпеть столько!
Нет, не знавал я в жизни такого…
Боль причиняешь, вновь покидаешь,
К выходкам резвым вечно готова!
Если умру я в горькой разлуке,
Ты и не вспомнишь смеха былого…
Слез моих жемчуг топчешь ногами:
’Что ж, – отвечаешь, – в этом дурного?’
О, не печалься из-за Камоля:
Быть одиноким вовсе не ново!
1929
ДВУЛИЧИЕ
Слова, которые пошли с делами врозь
И жизнь в которые вдохнуть не удалось,
На дыню ’дастамбуй’ похожи, как ни грустно:
Она – красавица, душиста, но безвкусна…
Благоразумному указываю путь:
Игральным шариком иль мячиком не будь!
Польстив играющим, в низкопоклонстве пылком
Мяч обращен ко всем лицом, а не затылком.
А ты не сей того, что пожинать не рад.
Те не болтай слова, что самому претят.
1931
***
Ветер ты старые ивы развей.
Нет мне дороги в мой брошенный край.
Если увидеть пытаешься издали.
Не разглядишь меня,
Не разглядишь меня, друг мой,
Прощай…
Я уплываю и время несет меня
C края на край.
C берега к берегу,
C отмели к отмели,
Друг мой прощай.
Знаю когда-нибудь,
С дальнего берега давнего прошлого
Ветер вечерний ночной
Принесет тебе вздох от меня.
Ты погляди, ты погляди.
Ты погляди не осталось ли
Что-нибудь, после меня.
В полночь забвенья
На поздней окраине жизни моей.
Ты погляди без отчаянья,
Ты погляди без отчаянья.
Вспыхнет ли,
Примет ли облик безвестного образа
Будто случайного.
Вспыхнет ли
Примет ли облик безвестного образа
Будто случайного.
Это не сон.
Это не сон.
Это вся правда моя, это истина.
Смерть побеждающий вечный закон –
Это любовь моя.
Это любовь моя.
Это любовь моя.
1934
ХУТА БЕРУЛАВА
Детство было похоже
На звук саламури…
Что ты знаешь об этом?
Что ты знаешь об этом?
Зрелость нашего поля,
Сладость нашей лазури
Нам, подросткам безусым,
Были жизнью и светом.
Как блестели мотыги,
Всё смелей и упорней
Под землей обнимая
Кукурузные корни.
Когда в платьице тонком
Шла девочка мимо, –
Мимо поля и дома,
Вдоль забора и дыма, –
Мы почтительно, нежно
Окликнуть спешили.
Что ты скажешь при этом?
Что ты скажешь при этом?
‘Эй, сестра, мы устали,
Мы уста иссушили.
Дай водички холодной –
Да в кувшине – с приветом!
Так должна охладиться
Ключевая водица,
Чтоб кувшин раскололся
(А теплей не годится).
Мы удержим мотыги,
А вода пусть прольется, –
Не облей только платье!
Слышишь? Песня поется.
Это ты – наша песня,
Это ты – наша прелесть!’
Так у сельских мальчишек
Песни сельские пелись…
Так мы в детстве любили,
Веря песням пропетым…
Что ты знаешь об этом?
Что ты знаешь об этом?
***
Устам уста. Миндаль в пригоршню даром –
Склоняю потемневшее лицо!
Мне сдавливает сердце медью старой
Горячее и узкое кольцо.
Чье имя холодней, чья смерть полезней,
К каким святым местам, в какой народ
Избавиться от счастья, от болезней
От милости, от гнева. От щедрот.
Иду ли налегке, сердясь и плача, –
Из всех дверей, из каждого куста
Преследует покорная удача,
Бесценная сверкает красота!
Когда, когда, в скупом снегу жасмина
В румянцах кирпичей, сквозь дождь и дым
От иудея, от христианина
Освобожденный Иерусалим?!
***
Одно недостижимо никогда:
Спокойствия достигнуть без труда.
Безделье не лекарство, но отрава!
Пусть труд тяжел — в нем нет того вреда,
Пусть даже к смерти приближает, — право,
Безделье всё же худшая беда!
Пусть рок тебя и ввергнет в пасть ко льву,
Не думай — «гибну»! Знай — «переживу»!
Пытайся изловчиться в пасти львиной!
Стремись к освобожденью, к торжеству,
И лев еще придет к тебе с повинной!
В кошмаре — смерть, спасенье — наяву.
Прекрасна жизнь! Какая благодать
Для путников, способных наблюдать
Хорошие обычаи и нравы
И, в очередь свою, пример подать —
Для пользы, для красы и для забавы…
Всё доброе годится, всё под стать!
Увы! Цветок прекраснее всего
В тот крайний миг — удержишь ли его? —
Когда расцвет граничит с увяданьем…
Как с этим быть? Не скажешь ничего!
Взор тешится мгновенным обладаньем…
Благоуханье, вздох… А для чего?
Посмешище! Ты сам тому виной:
Подобен старушонке той шальной,
Что мушку на лицо свое налепит,
В морщинах пудру разотрет слюной…
Беззубые ужимки, сладкий лепет…
…Ты в царедворцы лез? — Очнись, дурной!
Жаль от души лягушечку! Беда,
Коль выпрыгнет из доброго пруда
Не на траву, а вдруг высоко в гору…
Прощай, родная, теплая вода!
Погибнет тварь злосчастная, нет спору,
А как была резва и молода!
Кривому глазу не идет сурьма.
Пусть криводушный, с сердцем безобразным,
Достигнет счастья — спятит он с ума —
Не в полном смысле, — но бесчинствам разным
Откроет путь душа его сама!
Ты хочешь быть на высоте? — Ну что ж! —
Не всякий там блистательно хорош.
Достоинству учись, однако, с толком:
Без лестницы высоко не взойдешь.
Всё от того зависит в деле тонком,
Как ты себя, взбираясь, поведешь!
***
Не спросил, не запомнил,
где вырос.
Только память моя –
глубока.
Обвевал огненосный Озирис
Смуглокожего предка бока.
Предо мной – снеговая стихия,
Ураган замерзающих дум.
И меня, как и многих, Россия,
Закружил он, твой белый
самум.
Заморожен отчизной второю,
Повторяю былые года:
Пирамиду великую строю
Из обломков полярного льда.
Он растает, мой труд величавый –
Тают льды, ускользают пески.
Но не надо изменчивой славы, –
Только б хмель опоившей тоски!
Только б зыбкое поле, в котором
Я с цветами ложусь под косу.
Только б, с легкой душой, по просторам
Растерять, что с собою несу.
Только б белые свечи березок
Да пылящие шляхи твои,
Где от тысяч татарских повозок
И поныне видны колеи!
***
Нет у меня ни родины, ни Б-га,
Но ты меня не смеешь упрекнуть,
Что родилась я нищей и убогой
И на Восток не отыскала путь.
На мне морщинками легли дороги.
Но помню я, как полдень был палим,
И как песок сжигал босые ноги,
И как вошла я в свой Ерусалим.
Но колыбелью мне была Россия,
А пологом холодный Петроград,
И гибнут виноградники сухие,
И в Сепфарисе одичал мой сад.
Журавли
Вышло так, что тепеpь я к дpузьям улететь не могу, —
Над железной доpогой в тумане видны жуpавли…
Мне такая печаль, что в письме написать не могу, —
Сквозь сеpебpяный дождь вы летите на юг, жуpавли!
Что могли вы узнать на беспамятном птичьем веку?
Как мне вам pассказать о жемчужине миpа — Баку?
Чеpный жемчуг — Баку, пеpламутpовый воздух Баку!
О, вдохните его, о, вдохните его, жуpавли!
В половине шестого утpа нефтелив — биpюза;
Темный камень домов, как зеленая в моpе гpоза…
Сотни тысяч дpузей моих вдpуг pаскpывают глаза, —
Появитесь для них, как цветущая ветвь, жуpавли!
Забиpайте южней, где тоскливая длится гpяда,
Где жуpавль не бывал еще с милой счастлив никогда,
Где пустыня была — там уpчит молодая вода! —
О, глотните ее, о, глотните ее, жуpавли!
Забиpайте над моpем — луна высока и сеpа,
Залегла Ленкоpань, зелена, но, как моpе, стаpа,
Ниже светлой воды голубая дpожит Астаpа…
Той глубокой стpане я — влюбленный должник, жуpавли!
Пойте, вытянув гоpла, как длинные гpифы гитаp, —
На полях из котлов поднимается медленный паp…
Где увидите новый засеянный чаем гектаp, —
Затpубите над ним, затpубите над ним, жуpавли!
Забиpайте за гpань, где по pуслам запекшихся pек
По сухому каньону пещеpный бpедет человек…
Вот он заступ кладет и беpется за чеpствый чуpек, —
Я — безвестный должник, я — безвестный должник, жуpавли!
Из кpивых медяков он в платке собиpает казну,
В погоpелой беpлоге безмолвно отходит ко сну…
Не меня ли он видит во сне, если видит весну?
Покажитесь ему, покажитесь ему, жуpавли!
Если спpосит: «Где бpат мой счастливый?» — кpичите: «Пpидет!»
Если спpосит: «Не с ним ли pосли вы?» — кpичите: «Пpидет!»
Если спpосит: «Где час моей славы?» — кpичите «Пpидет!»
Поклянитесь: «Пpидет!», поклянитесь «Пpидет!», жуpавли!
Марта 4-го
На заре туманной юности…
… Нет, ведь года и двухтысячного
Не дожить, не дотянуть…
На каких скрижалях высечено,
Где придётся кончить путь?
Всё одно, куда ни сунешься:
Та же пыль и тот же сор…
А заря туманной юности
Длится, длится до сих пор!
***
Опять, не от любовных бед ли,
Тяжёл и солон жар ланит:
Стрела любви на взлёте медлит,
Высокомерная звенит.
Но боль угадана заране,
И в сердце, крепнущем во мне,
Готово место тёмной ране,
Страданию и глубине!
Покинь защиту зыбкой сени,
Взыскующий иных прохлад! —
Слова любви — лишь сад весенний.
Дела любви — осенний сад.
И летний путь о лёгких кровах,
О звоне стрел, о зное ран!
Из сладких омраков садовых
Бежит в сиянье и туман.
* * *
Войско идолов бесчисленно, мой кумир – один,
Звезд полно, а месяц, явленный сквозь эфир, один.
Сколько всадников прославлены в воинствах земных, –
Мой – в красе его немыслимой – на весь мир один!
Что коронам царским кланяться? Сто таких корон –
Прах дорожный у дверей твоих… А за дверью – пир.
Там во сне хмельном покоишься, на губах – вино, –
Два рубина мной целованы, в сердце – мир один…
Власть любви не стерпит разума, царство сердца взяв!
Падишах второй не надобен, мой эмир – один.
Убиенье жертв невиннейших – вечный твой закон.
Что ж, убей! Я всех беспомощней, наг и сир, один.
Не меняй кабак на сборище дервишей, Джами! –
В махалла любви не разнятся, будто клир один!
* * *
Земля весною ранней тобой благоухает,
Тебя едва увижу – печаль моя стихает…
И мне, и всем, и саду лицо твое приятно!
Нарцисс о кипарисе слезами истекает…
Я цветников не слышу: меня благоуханье
Той улицы заветной повсюду настигает…
Чем венчики нарциссов, глаза твои живее!
Их пламя колдовское то жжет, то потухает…
Камоль в лицо такое глядит не отрываясь:
Тебя предпочитая, о розе не вздыхает!
АЙРЕНЫ ЛЮБВИ
* * *
С той поры, как рожден на свет, мне спасенья в молитвах нет.
И пускай священник зовет – сворочу, не пойду вослед.
А красавица поглядит – славословлю и шлю привет.
У колен ее – мой алтарь, я грудям ее дал обет.
* * *
Ко дверям возлюбленной подведите меня скорей!
Обнажите раны мои, покажите ей!
Вместо свеч мои пальцы отрубленные зажгите ей!
Схороните любовью сгубленного у ее дверей!
ДВУЛИЧИЕ
Слова, которые пошли с делами врозь
И жизнь в которые вдохнуть не удалось,
На дыню ‘дастамбуй’ похожи, как ни грустно:
Она – красавица, душиста, но безвкусна…
Благоразумному указываю путь:
Игральным шариком иль мячиком не будь!
Польстив играющим, в низкопоклонстве пылком
Мяч обращен ко всем лицом, а не затылком.
А ты не сей того, что пожинать не рад.
Те не болтай слова, что самому претят.
В тени чинары …
В тени чинары тыква подросла,
Плетей раскинула на воле без числа,
Чинару оплела и через двадцать дней
Сама, представь себе, возвысилась над ней.
‘Который день тебе? И старше кто из нас?’ –
Стал овощ дерево испытывать тотчас.
Чинара скромно молвила в ответ:
‘Мне – двести… но не дней, а лет!’
Смех тыкву разобрал: ‘Хоть мне двадцатый день,
Я – выше!.. А тебе расти, как видно, лень?..’
‘О тыква! – дерево ответило. – С тобой
Сегодня рано мне тягаться, но постой,
Вот ветер осени нагонит холода, –
Кто низок, кто высок – узнаем мы тогда!’
О, беспокойство…
О, беспокойство снова и снова!
Дерзкая шутка мира земного!
Где твоя жалость, ветреный идол?
Кто ты – не может выразить слово.
Камень не мог бы вытерпеть столько!
Нет, не знавал я в жизни такого…
Боль причиняешь, вновь покидаешь,
К выходкам резвым вечно готова!
Если умру я в горькой разлуке,
Ты и не вспомнишь смеха былого…
Слез моих жемчуг топчешь ногами:
‘Что ж, – отвечаешь, – в этом дурного?’
О, не печалься из-за Камоля:
Быть одиноким вовсе не ново!
РУБАИ
* * *
К вину я в этой жизни привык давно, о шейх!
Чем дальше, тем упорней зовет вино, о шейх!
Мне пить вино приятно, тебе, о шейх, – молиться…
Судить, чей вкус превыше, – не нам дано, о шейх!
* * *
Нет, от вина отречься – твоя, аскет, ошибка.
Хоть согласись, хоть думай, что мой совет – ошибка.
Я пью не добровольно: я пью, пожалуй, спьяна,
И, значит, не виновен, что пьяный бред – ошибка!
БАКИНСКИЕ СТИХИ
“…Где я стpадал,
Где я любил,
Где сеpдце я похоpонил…”
(А.С. Пушкин)
Не пpоклиная свой удел,
Не став любителем легенд,
Всю ночь я, бpошенный, глядел
На весь в огнях Аpменикенд…1)
А ночь не думала темнеть…
Как незабвенно пахнет нефть!
Вдохнуть – и двинуться в ночи,
Как человек из Сабунчи!..2)
Каспийский вал темней чеpнил,
Мне становился стpашно мил:
“Здесь я стpадал, здесь я любил
Здесь сеpдце я похоpонил!..”
Пуpга, пpиятель, занесла
Пpостоp студеного тpуда,
Пpишла зима на пpомысла, –
Валла, какие холода!
Доpогу сносит с ног буpан,
Ушел в беpлогу Лок-Батан 3)
И снова выдал свой тайник.
Пpогpыз налаженный капкан
(Так называемый “тpойник”).
Злой ноpд кpичит на буpовых!
Моpяк пугаться не пpивык!
И был авpал,
И ветеp выл…
Давай pаботать что есть сил!
“Здесь я стpадал,
Здесь я любил
Здесь сеpдце я похоpонил!..”
В тот вечеp видел я заpю,
И моpе в памяти дpожит…
Я видел миp и говоpю:
Миp завтpа нам пpинадлежит!
Ты землю гоpю не отдашь.
Укpась свой гоpод, йолдаш! 4)
Под утpо пpаздника сюда
Пpидут по Каспию суда
Тpансатлантическим путем.
Мы хвоей гоpод оплетем!
Здесь зоpю сбоpную тpубил,
Веpней – вздувал
Гоpнист пылающих гоpнил!
“Здесь я стpадал,
Здесь я любил,
Здесь сеpдце я похоpонил!”
И там, где золот или сед
Пеpеливающийся свет, _
По сеpебpистому пути
От Сабунчинки в Баксовет, – 5)
Где шел я, плача, напpямик
И пел, как малый ученик,
Не в силах стpасть пеpенести, –
Разбей цветник!
Разбей цветник!
(1934)
1) Арменикент – район Баку – там я проживала, окончила школу)))
2) Сабунчи – район Баку.
3) Лок-Батан – окраинный район Баку.
4) йолдаш (азерб.яз.) – товарищ.
5) Баксовет – центр Баку.
* * *
Вино ты осуждаешь, – я пью, о проповедник!
Любовь ты проклинаешь мою, о проповедник!
Мы бросим ради рая и чашу и подругу, –
Но что нам предлагаешь в раю, о проповедник?
ХУШХАЛЬХАН ХАТТАК
Одно недостижимо никогда:
Спокойствия достигнуть без труда.
Безделье не лекарство, но отрава!
Пусть труд тяжел – в нем нет того вреда,
Пусть даже к смерти приближает, – право,
Безделье всё же худшая беда!
Пусть рок тебя и ввергнет в пасть ко льву,
Не думай – ‘гибну’! Знай – ‘переживу’!
Пытайся изловчиться в пасти львиной!
Стремись к освобожденью, к торжеству,
И лев еще придет к тебе с повинной!
В кошмаре – смерть, спасенье – наяву.
Прекрасна жизнь! Какая благодать
Для путников, способных наблюдать
Хорошие обычаи и нравы
И, в очередь свою, пример подать –
Для пользы, для красы и для забавы…
Всё доброе годится, всё под стать!
Увы! Цветок прекраснее всего
В тот крайний миг – удержишь ли его? –
Когда расцвет граничит с увяданьем…
Как с этим быть? Не скажешь ничего!
Взор тешится мгновенным обладаньем…
Благоуханье, вздох… А для чего?
Посмешище! Ты сам тому виной:
Подобен старушонке той шальной,
Что мушку на лицо свое налепит,
В морщинах пудру разотрет слюной…
Беззубые ужимки, сладкий лепет…
…Ты в царедворцы лез? – Очнись, дурной!
Жаль от души лягушечку! Беда,
Коль выпрыгнет из доброго пруда
Не на траву, а вдруг высоко в гору…
Прощай, родная, теплая вода!
Погибнет тварь злосчастная, нет спору,
А как была резва и молода!
Кривому глазу не идет сурьма.
Пусть криводушный, с сердцем безобразным,
Достигнет счастья – спятит он с ума –
Не в полном смысле, – но бесчинствам разным
Откроет путь душа его сама!
Ты хочешь быть на высоте? – Ну что ж! –
Не всякий там блистательно хорош.
Достоинству учись, однако, с толком:
Без лестницы высоко не взойдешь.
Всё от того зависит в деле тонком,
Как ты себя, взбираясь, поведешь!
