Источник: Печали и радости. Двенадцать поэтов эпохи Сун: Пер. с кит. Сост. Е. А. Серебряков и Г. Б. Ярославцев — М.: ООО Издательский дом Летопись-М, 2000.
* * *
Вижу снова простор голубой,
Над беседкою тихий закат.
Мы совсем захмелели с тобой,
Мы забыли дорогу назад.
Было счастье — и кончилось вдруг!..
В путь обратный пора нам грести,
Только лотос разросся вокруг,
Всюду лотос на нашем пути.
Мы на весла
Дружней налегли,
Мы гребем,
Выбиваясь из сил…
И в смятении чайки вдали
Улетают с песчаной косы.
(Мелодия «Жумэнлин»)
* * *
Ночь сегодня ненастной была,
Дождь и ветер стучали в окно.
И под шум их я крепко спала,
Только хмель не прошел все равно.
Шум шагов. Шорох шелковых штор.
И разлился по комнате свет…
Я спросила: «С бегонией что?
Или за ночь осыпался цвет?
Неужели она —
Как была,
Неужели
Не отцвела?»
«Нет. Но красного меньше на ней,
Оттого она зеленей.»
(Мелодия «Жумэнлин»)
* * *
Всюду в доме моем тишина,
И душа паутиною грусти
Крепко-крепко оплетена.
Вот и снова уходит весна:
Лепестки под дождем облетают,
И опять я на башне одна.
Где же тот, кто лишил меня сна?..
Поросло все высокой травой,
И дорога ему домой
В гуще зелени не видна.
(Мелодия «Дяньцзянчунь»)
* * *
Весна заметней, ярче с каждым днем.
Уютный дворик. Тихое окно.
Еще не поднят занавес на нем,
Но пали тени синие давно.
В молчанье с башни устремляю взгляд,
И струны цитры яшмовой молчат.
Над горною вершиной облака —
Они ускорят сумерек приход.
Зыбь по траве прошла от ветерка,
Кропит дождем померкший небосвод.
Цветущей груше холода страшны,
Боюсь, цветам не пережить весны.
(Мелодия «Хуаньсиша»)
* * *
Весна тревожней стала и грустней,
И День поминовенья недалек…
Курильница из яшмы. А на ней,
Редея, извивается дымок.
Не в силах встать — лежу во власти грез,
И не нужны заколки для волос.
Прошла пора цветенья нежных слив,
Речные склоны поросли травой.
И пух летит с ветвей плакучих ив,
А ласточка все не летит домой.
И сумерки. И дождик без конца
И мокрые качели у крыльца.
(Мелодия «Хуаньсиша»)
* * *
Куда ни обращу я с башни взор —
Лазурь небес и дали синева,
До горизонта выткала ковер
Душистая зеленая трава.
Мне лучше бы на башню не всходить,
Чтоб старых ран в душе не бередить.
Давно ль пробились первые ростки?
Теперь бамбук у храма — в полный рост.
Сошли цветы, опали лепестки,
Смешались с глиной ласточкиных гнезд.
Гляжу на лес, и всей душой скорблю,
И крик кукушки из лесу ловлю.
(Мелодия «Хуаньсиша»)
* * *
Бескрайняя весенняя тоска,
И волосы убрать желанья нет.
Вдруг ветер налетел издалека,
На землю слива уронила цвет.
Бледны в холодном небе облака,
Плывущие за месяцем вослед.
И я опять наедине с собой
Вдыхаю ароматных трав дымок.
За пологом с жемчужной бахромой,
Как вишня, красный светит огонек.
А вдруг наступит холод, как зимой?
Поможет ли тогда волшебный рог[1]?..
(Мелодия «Хуаньсиша»)
* * *
Слабый луч. Ветерок несмелый,
То вступает весна на порог.
Я весеннее платье надела,
На душе ни забот, ни тревог.
Я с постели только что встала,
Охватил меня холодок.
В волосах запутался алый
Мэйхуа опавший цветок.
Где же край мой, навеки милый?..
Нам в разлуке жить суждено.
Нет, забыть я его не в силах,
Не поможет мне и вино!
Свет курильницы тускло мерцает,
Словно омут, манит постель…
Догорает свеча и тает,
Но еще не проходит хмель.
(Мелодия «Пусамань»)
* * *
Крик залетного гуся слышу,
Вижу яшмовой тучи следы.
Снова снег осыпает крыши,
Из курильницы тянется дым.
Птица-феникс — заколка резная,
И на ней отраженье свечи.
Отчего — я сама не знаю —
Радость в сердце мое стучит.
Где-то звуки рожка на рассвете
Ускоряют утра приход.
Ковш с Тельцом — два созвездия встретить
На востоке заря встает.
Ни цветочка нигде не видно,
Только знаю: весна в пути.
Ветер западный — так обидно! —
Холодам не дает уйти.
(Мелодия «Пусамань»)
* * *
С веток осыпав цветы,
Ветер пронесся и стих.
Из лепестков за окном
Алый сугроб намело.
Знаю, как только начнут
Бегонии дружно цвести,
Значит, расстаться с весной
Грустное время пришло.
Чаши из яшмы пусты,
Песни умолкли давно.
Свет фонаря то горит,
То исчезает на миг.
Даже во сне совладать
С грустью не суждено!..
Где-то далеко в ночи
Птицы пронзительный крик.
(Мелодия «Хаошицзинь»)
* * *
Падал снег. А в саду мэйхуа,
Как всегда, в эту пору цвела.
Помню, веточку алых цветов,
Захмелев, я в прическу вплела.
Но осыпались эти цветы
И моих не украсят волос.
Неуемные слезы бегут,
Стала мокрой одежда от слез.
И теперь в чужедальнем краю
Новый год я встречаю одна.
Непонятно, когда же могла
Побелить мне виски седина!..
Вечереет. И ветер подул.
И за окнами стало темно.
Нет, не стоит искать мэйхуа —
Не увидишь ее все равно.
(Мелодия «Цинпинлэ»)
УТУНЫ
Гор молчаливые толпы
Вижу я с башни высокой.
И на безлюдной равнине
Стелется дымка седая,
Стелется дымка седая…
Угомонились вороны —
Спят, прилетев издалека.
Ярким закатом любуюсь,
Голосу рога внимая.
Свечи давно не курятся,
И опустели бокалы.
Грустно мне так и тревожно,
А отчего — я не знаю.
А отчего — я не знаю…
Не оттого ль, что с утунов
Листьев так много опало?..
Осень, глубокая осень,
Тихая и глухая.
(Мелодия «Ицинъэ»)
ХРИЗАНТЕМА[2]
Твоя листва — из яшмы бахрома —
Свисает над землей за слоем слой,
Десятки тысяч лепестков твоих,
Как золото чеканное, горят…
О хризантема, осени цветок!
Твой гордый дух, вид необычный твой
О совершенстве доблестных мужей
Мне говорят.
Пусть утопает мэйхуа в цветах,
И все же слишком прост ее наряд.
Цветами пусть усыпана сирень —
И ей с тобою спорить не легко…
Нисколько не жалеешь ты меня!
Так щедро разливаешь аромат,
Рождая мысли грустные о том,
Кто далеко.
(Мелодия «Таньпо хуаньсиша»
* * *
Болезнь ушла. И на моих висках
Печальная осталась седина.
Лежу в постели. На луну гляжу
Сквозь шелковую сетку на окне.
Мускатные орехи в кожуре
(Особая заварка не нужна)
Бросаю в кипяток — и этот чай
Как раз по мне.
Я к изголовью руку протяну,
Нащупаю стихов любимых том
И на досуге, чтобы не скучать,
Возьму его, раскрою наугад…
За дверью словно заново возник
На горы вид, омытые дождем,
И щедро льют цветы мусихуа[3]
Свой аромат.
(Мелодия «Таньпо хуаньсиша»)
БАНАНОВАЯ ПАЛЬМА
Не знаю, кем посажена та пальма,
Что разрослась с годами под окном.
Она весь двор
Закрыла черной тенью.
Она весь двор
Закрыла черной тенью.
Листы ее
При каждом дуновенье
Все шепчутся
О чем-то о своем.
Печальная, лежу в своей постели,
До третьей стражи — дождик за стеной,
За каплей капля
Проникает в душу,
За каплей капля
Проникает в душу.
Мне больше не по силам
Шум их слушать
И ночь в разлуке
Коротать одной.
(Мелодия «Тяньцзы цайсанцзы»)
* * *
Стих ветер наконец-то, и вокруг
В пыли цветы душистые лежат.
Мне не поднять к прическе слабых рук,
Гляжу с тоской на гаснущий закат.
Мир неизменен. Но тебя в нем нет.
Лишь на судьбу осталось мне пенять.
Мешают говорить и видеть свет
Потоки слез, а их нельзя унять.
Как хорошо на Шуанси[4] весной —
О том уже я слышала не раз.
Так, может быть, с попутною волной
По Шуанси отправиться сейчас?..
Но лодке утлой не под силу груз
Меня не покидающей тоски.
От берега отчалю — и, боюсь,
Тотчас же окажусь на дне реки.
(Мелодия «Улинчунь»)
* * *
Прозрачной дымкой, тучею кудлатой
Уходит долгий
Непогожий день.
Девятый день грядет луны девятой[5],
Свеча курится пряным ароматом,
Пугливую отбрасывая тень.
К полуночи
Повеяло прохладой,
Под полог проникает ветерок.
И будет одиночеству наградой
Лишь яшмовой[6] подушки холодок.
Припомнилось мне: в тихий час заката
Мы за плетнем восточным
Пьем вино[7]…
Еще поныне в рукавах халата
Таится запах сорванных когда-то
Цветов, которых нет уже давно.
Какой измерить мерою страданье!
А ветер западный
Рвет шторы полотно…
Ты желтой хризантемы увяданье
Увидеть мог бы, заглянув в окно.
(Мелодия «Цзуйхуаинь»)
* * *
Млечный Путь направленье меняет.
Всюду тихо. Завешены окна.
Веет холодом от циновки,
Изголовье от слез намокло.
Я одежды дневные снимаю,
Ночь пришла иль прошла — не знаю.
Будто лотоса плод изумрудный —
Для волос украшенье простое.
И на платье разбросаны листья —
По атласу шитье золотое.
Небо, вещи вокруг меня — те же,
Только радость приходит все реже.
(Мелодия «Наньгэцзы»)
* * *
Гладь озерную расколов,
Ветер волны нагнал без числа.
И едва уловим
Запах редких цветов, —
Это поздняя осень пришла.
Блеск воды и горы синева
По душе мне в осенние дни.
Чтобы их описать,
Не найти мне слова.
Так отрадны для взора они!
Листья желтые и плоды —
Лотос там, за песчаной косой.
И на ряске
Прозрачные капли воды,
И трава под жемчужной росой.
А на отмели цапля стоит,
С нею день провели мы вдвоем.
Отвернулась,
Наверно, обиду таит,
Что я вдруг покидаю ее.
(Мелодия «Юаньвансунь»)
ГУЙХУА
В своем неярком палевом уборе
Ты — кроткое и нежное созданье.
Пускай в тени ты держишься, но всюду
Разносится твое благоуханье.
Зачем тебе цвет голубого неба
И в час цветенья роскошь ярких красок!
Среди цветов, растущих в Поднебесной,
Считаешься ты первой не напрасно.
Ревнует мэйхуа
И хризантема
Вздыхает, недовольная судьбою,
Когда в беседке
В Праздник полнолунья[8]
Все восхищаются одной тобою.
Наверное, не очень понимали
И чувствовали красоту поэты,
Раз незамеченною ты осталась
И не была до сей поры воспета.
(Мелодия «Чжэгутянь»)
* * *
В оконной раме цепенеет солнце
И стынет небо бледно-голубое.
Утун насупился — на ночь в обиде
За то, что иней принесла с собою.
Проснулась я и воскурила травы —
Дымок их сладкий с жадностью вдыхаю.
Такая жажда от вина хмельного
И так хочу я выпить чашку чая!
Немного пусть,
Но все же дни короче.
По всем приметам
Осень на исходе.
Как Чжуисюань[9], тем больше я страдаю,
Чем дальше мысли горестные бродят.
В вине, пожалуй, я забудусь снова,
И упрекнуть за то меня не смеют:
Я не пила еще за хризантемы,
Что у плетня восточного желтеют.
(Мелодия «Чжэгутянь»)
* * *
Весна по Чанмэню[10] идет:
Нежна молодая трава,
И почки набухли давно
На сливе цзяннаньской в саду.
Одни развернулись в цветы,
Другие раскрылись едва.
Проснулась я за полночь вдруг,
Лежу ни жива ни мертва —
Из вазы напротив меня
В глаза мои смотрит весна.
А в небе, роняя лазурь,
Вращаются туч жернова.
Вот брошена на пол луной
Оконной завесы канва,
Вот с улицы тень от цветов
Проникла ко мне через дверь.
О, миг, когда близок рассвет
И утро вступает в права!
Два года! И третий пошел
Как я лишь надеждой жива…
О ветер весенний, молю,
Вернись поскорее ко мне!
Мы сделаем эту весну
Весной моего торжества.
(Мелодия «Сяочжуншань»)
* * *
Не радует лотос увядший —
В нем осени знак примечаю
В раздумье
Одежды снимаю,
Ночь в лодке
Одна я встречаю.
Свет лунный над западной башней
И туч поредевшая стая.
Письмо мне
Не гусь ли доставит?
Кричит он,
В ночи пролетая…
Цветы, облетевшие с веток,
Уносит куда-то волною.
И пусть развело нас
Судьбою,
Но в мыслях —
Я вместе с тобою.
Тоска на мгновение даже
Оставить меня не желает.
С бровей прогоню ее —
Злая,
Шипы свои
В сердце вонзает.
(Мелодия «Ицзяньмэй»)
* * *
До чего же глубок этот двор!
Не измерить его глубины,
И завеса из туч на окне,
И беседка в тумане всегда.
Ива желтым покрылась пушком,
Всюду почки на сливе видны
Возвращается снова весна
И в Молине[11] идет по садам.
Как и прежде в Цзянкане одна,
Счет веду я ушедшим годам.
Сколько мной пережито!.. О том
С ветром я поделюсь и с луной.
Вот и старость! А в жизни моей
Ни успехов, ни ярких примет.
Кто теперь посочувствует мне
И печаль кто разделит со мной?
Фонарей не зажгу в эту ночь —
Ни к чему мне их радужный свет.
Как бывало, не выбегу в сад
Проложить на снегу первый след.
(Мелодия «Линьцзянсянь»)
* * *
Бесконечная тихая ночь
Не прибавила радости мне,
И напрасно спешила в Чанъань
Я знакомой дорогой во сне.
Чтобы лучше я видеть могла,
Сколько прелести в этой весне,
Под луной загорались цветы
И сгущался рисунок теней…
Блюд и чарок хаос на столе.
И, как суть мною прожитых дней,
Ароматные вина и к ним —
До оскомины кислая мэй.
Захмелев, говорю и цветам:
«Что дивиться моей седине?
Дни весны, как ни жаль, сочтены,
Увядать ей с людьми наравне».
(Мелодия «Деляньхуа»)
* * *
Ветер ласковый, теплый дождь
Растопили последний лед.
Только взглянешь на иву и мэй,
Как весны ощутишь приход.
Страсть к поэзии с кем разделю,
С кем утеху найду в вине?
Слезы смыли румяна с лица,
Украшения в тягость мне.
Я надела расшитый халат,
Что носила прошлой весной…
Головою к подушке прильнув,
Я сломала феникс резной.
Все мне снились тревожные сны,
Оттого так тоскливо в ночи.
Чтоб себя чем-нибудь да развлечь,
Я снимаю нагар со свечи.
(Мелодия «Деляньхуа»)
* * *
На нефритовом столике в спальне моей
Сколько лет все лежит на виду
Эта шапочка с веткой засохших цветов,
Пробуждая в душе моей грусть.
Как давно ты, любимый, оставил меня!
Не вернулся и в этом году…
На письмо из Цзяннани с тревогой гляжу,
Распечатать никак не решусь.
Вкус вина, что, прощаясь с тобою, пила,
Мне припомнить теперь нелегко.
Безутешно скорблю, горько плачу без слез —
Их в иссякшем источнике нет.
В область Чу устремляются мысли мои,
За сплошную гряду облаков.
Где-то в той стороне, далеко-далеко,
Затерялся любимого след.
(Мелодия «Шэнчацзы»)
* * *
Там, где слились воедино[12]
Тучи с озерным простором,
Где предрассветная дымка
Тает над сонной волной, —
Тысячи парусных лодок
В танце закружатся скоро.
Небо бледнеет, и гаснут
Звезды одна за другой.
Сон необычный мне снился,
Будто бы в небо я взмыла,
Голос из бездны небесной
Вдруг обратился ко мне.
Ласково и с участьем
Небо меня спросило,
Путь свой куда направляю
В этой земной стороне.
Горькое небу признанье
Было моим ответом:
«Солнце клонится к закату,
Путь же, как прежде, далек.
Вся моя жизнь — постиженье
Трудного дела поэта,
Но совершенных так мало
Мною написано строк!..»
Ветер поднялся в округе,
Ветер от края до края.
Гордо парит надо мною
В выси заоблачной гриф[13]…
Мчи на Саньшань[14] меня, ветер,
Лодку волной подгоняя,
Пусть ни на миг не ослабнет
Твой дерзновенный порыв!
(Мелодия «Юйцзяао»)
* * *
В пору, когда еще тихо
Дремлет природа под снегом,
Вести приходят из сада,
Первые вести весны.
Там мэйхуа пробудилась,
И по воскресшим побегам —
Россыпи розовой яшмы
С солнечной стороны.
Полураскрыты, воздушны,
Нежно цветы засияли,
Тонкий, едва уловимый
Льется вокруг аромат.
Словно красавица вышла,
Нет ни забот, ни печали,
Тут же, в саду, примеряет
Новый весенний наряд.
Нет, не напрасно природой
Создано это творенье,
Смысл и глубокий и тайный
В нем, несомненно сокрыт.
Не потому ли сегодня,
В радостном возбужденье
Свет разливая над садом,
Месяц так ярко горит?
Чаши янтарные дружно
Сдвинем, любуясь цветами.
И до капли последней
Выпьем хмельное вино
За мэйхуа, что, красуясь,
Благоухает над нами!
С ней совершенством сравниться
Прочим цветам не дано.
(Мелодия «Юйцзяао»)
* * *
Где-то в траве, на меже
Громко сверчки залились.
Вздрогнув, утун обронил
С ветки желтеющий лист…
Миры — неземной и земной —
Подвластны печали одной.
Тысячи облаков,
Посеребренных луной,
Небо затянут, боюсь,
Плотною пеленой…
К ней ему плыть[15],
Ей к нему плыть —
Как же теперь
Им быть?
Мост через звездный поток
Стая сорок наведет…
Но повидаться им вновь
Можно лишь через год!
Что может быть трудней
Разлуки на столько дней!
Я утешаю себя
Тем, что Ткачиха давно
Ждет своего Пастуха —
Вечно ей ждать суждено.
Солнечно вдруг,
Пасмурно вдруг,
Ветрено вдруг —
Жизни
Извечный круг.
(Мелодия «Синсянцзы»)
* * *
Осени краски легли
На небо и облака,
Гостьей незваной ко мне
Чаще приходит тоска.
Лист золотист и багрян —
Близится праздник Чунъян.
Новый, на вате халат
Меряю перед сном
И открываю сосуд
С чуть забродившим вином.
Ветер порой,
Дождик порой,
Холод порой,
Дум бесконечный рой.
А на притихшем дворе
Сумерек серая мгла,
И опьяненье прошло,
Только тоска не прошла.
Все пережитое мной
Мечено скорбью одной.
Долгая ночь впереди —
Как мне ее скоротать!
Месяц свой призрачный свет
Льет на пустую кровать.
Стрекот сверчков,
Постук вальков,
Капель
Водяных часов.
(Мелодия «Синсянцзы»)
* * *
Все, кто слагает стихи о мэйхуа,
не могут избежать банальности, едва
лишь возьмутся за кисть. Я тоже попробовала
о ней писать и убедилась, что сказанное
не лишено оснований.
На ложе из тэна[16] за пологом тонким,
Проснувшись, встречаю рождение дня.
Да разве возможно поведать словами
О том, что терзает и мучит меня!
Из яшмы курильница за ночь остыла,
Дымок ароматный исчез без следа.
Так чувства мои, что бурлили когда-то,
Теперь словно в заводи тихой вода.
Вдруг флейты раздался призыв троекратный,
И вздрогнула мэй, все бутоны раскрыв.
Во всем этом много сокрытого смысла
И смутных предчувствий весенней поры.
Подул ветерок. Первый дождик закрапал.
И вскоре все в гуле над садом слилось.
И то, что на сердце давно наболело,
В мгновенье пролилось потоками слез.
Ушел он, кто только что пробовал флейту,
Зияет покинутой башни пролет.
И страшно подумать, что вместе со мною
На верх этой башни никто не взойдет.
Душистую веточку мэй сорвала я —
Хотела послать ее милому в дар.
Но нет никого на земле и на небе,
Увы, никого, кто б ему передал.
(Мелодия «Гуяньэр»)
* * *
Пасть золотого льва[17] совсем остыла,
Дым ароматный больше не курится.
И пробегают пурпурный волны
По шелковому полю одеяла.
На кольцах шторы утреннее солнце,
Заглядывая в комнаты, искрится.
И я встаю. Но только нет желанья
Прическою заняться, как бывало.
Ларец с заколками покрылся пылью –
Давно-давно его не открывала!
Всегда я так страшилась расставаний
И о разлуке слышать не хотела.
Мне много-много рассказать бы надо,
Но только я не пророню ни слова.
Не от вина, не от осенней грусти
Я в эти дни изрядно похудела.
Что делать, если он опять уехал
И здесь меня одну оставил снова!
Чтоб удержать, я «Песню о разлуке»
Ему сто раз пропеть была готова.
Я думаю о том, что там, в Улине[18].
Далеко от меня теперь любимый…
Двухъярусную башню закрывая,
По небу облака плывут куда-то.
А перед башнею — река в разливе.
Вода стремится вдаль неудержимо.
Пусть знает он, что на поток зеленый
Смотрю с утра до самого заката.
Что с каждым днем все больше я страдаю,
Печалью бесконечною объята.
(Мелодия «Фэнхуантайшан ичуйсяо»)
* * *
Грусть в сердце. И смятенье дум,
Тревожит каждый звук.
Холодный мир вокруг угрюм,
И пусто все вокруг.
Луч обласкал — и вновь темно,
И холодно опять.
С ненастным ветром и вино
Не может совладать.
Печальный голос слышен мне:
«Наш старый друг, прощай!»
То гуси где-то в вышине
Летят в далекий край.
Здесь было много хризантем,
Цвели — и отцвели.
О них кто вспомнит и зачем?
Валяются в пыли.
Я у окна чего-то жду,
И скорбь меня гнетет,
А тут еще, как на беду,
Дождь льет, и льет, и льет.
Утун, промокший до корней,
И сумеречный свет,
И в небе, как в душе моей,
Просвета нет и нет.
(Мелодия «Шэншэнмань»)
* * *
Ни единой души на дворе,
Дует ветер, и дождь моросит,
Дверь циновкой закрою плотней.
Слышу, шепчутся с ивой цветы:
«Приближается праздник Цинмин,
А за ним — непогожие дни,
Много, много мучительных дней!»
Трудный стих завершен наконец,
Опьянение за ночь прошло,
И теперь я могу отдохнуть.
Где-то гусь пролетел в вышине —
Догоняет он стаю свою.
Мне бы весточку с ним передать,
Но далек и тяжел его путь.
А на башне последние дни
С холодами не сладит весна.
Я давно не касаюсь перил
И на сад из окна не смотрю.
Свет погас. Остывает постель,
Но никак не могу я заснуть;
Если в сердце закралась печаль,
Лучше выйти и встретить зарю.
Поправляю прическу, а взгляд
Ловит чистые капли росы —
Я любуюсь на тунг молодой
И тянусь всей душою к нему.
В небе солнце стоит высоко,
И туман исчезает в лучах…
Ясный выдастся день или нет –
Я еще и сама не пойму.
(Мелодия «Няньнуцзяо»)
* * *
Расплавленное золото заката[19]
И яшма лучезарных облаков…
Не вместе ты со мною, как когда-то, —
Ты в этот вечер где-то далеко.
Дымятся ветки опушенной ивы,
И звуки флейты грустные слышны,
Поет она про увяданье сливы —
О, таинства извечные весны!
Удался Юаньсяо[20], тих и светел, —
Принес он радость первого тепла.
Но разве не подует снова ветер
И не нависнет дождевая мгла?..
Друзья по песням и вину гурьбою
Пришли за мной. Коляска ждет давно.
Хочу я быть
Наедине с собою,
Мне не нужны
Ни песни, ни вино.
А в мыслях — процветающий Чжунчжоу[21],
Чреда ничем не омраченных дней.
Мне праздники весны под отчим кровом
С годами все дороже, все родней.
Усыпанные жемчугом уборы,
И камни изумрудные в косе,
И золотые на шелках узоры,
И состязанье в блеске и красе.
Но все прошло. И вот краса увяла.
От бури жизни — иней на висках.
И я теперь не жажду, как бывало,
В ночных прогулках радости искать.
Мне лучше в стороне,
Вдали от всех,
За занавеской слышать
Чей-то смех.
(Мелодия «Юнюйлэ»)
* * *
В маленький терем проникла
И притаилась Весна.
В окна сквозь занавески
Заглядывают лучи.
А в отдаленных покоях
Мертвая тишина.
Струйка душистого дыма
Над догоревшей свечой.
Солнце уходит. И следом —
Луч ускользает с окна.
Мэй, что посажена мною,
Выросла над рекой.
Но любоваться с башни
Ею не буду одна.
В этом уединенье
Я никого не дождусь.
Словно Хэ Сунь[22] из Янчжоу
В давние времена…
Тайнами рифм и созвучий
Я овладела давно.
Но и теперь не постигну
Лепет невнятный дождя.
И примириться мне с ветром,
Видно, не суждено!
Где-то, но где — я не знаю,
Горько рыдает свирель.
Голос ее то затихнет,
То донесется в окно.
Дым от курений растает,
Не вечен из яшмы сосуд.
Что горевать об этом —
Мне уже все равно!
Жизнь в бесконечном движенье,
Все исчезает в веках.
Лишь вдохновенье не будет
Временем сметено!
Ночь несказанно прекрасна:
Свет неяркий луны…
Ткут без устали тени
Воздушное полотно.
(Мелодия «Маньтинфан»)
——————————————————————————–
[1] Волшебный рог — рог мифического животного единорога (китайск. цилинь). Тот, кто имел этот рог, обладал, по преданию, чудодейственной силой.
[2] Хризантема пышно цветет осенью, когда другие цветы гибнут от заморозков. В Китае культ хризантемы восходит к глубокой древности. Так же, как и мэйхуа, этот цветок является символом благородства, стойкости и непреклонности духа.
[3] Mуcиxya — вечнозеленый кустарник и белыми душистыми цветами.
[4] Шуанси — река на территории нынешнего уезда Цзинь-хуа, провинции Чжэцзян.
[5] Девятый день … луны девятой… — то есть девятый день девятого месяца по лунному календарю, время поздней осени. В этот день отмечался праздник Чунъян, когда, по древнему обычаю, люди отправлялись в горы. Первоначально прогулки носили характер шествий с молениями о предотвращении бедствий и ниспослании счастья. Постепенно Чунъян превратился в веселый праздник осени, во время которого участники загородных прогулок пили вино, настоянное на лепестках хризантем, и развлекались на лоне природы. Поэтесса в канун праздника вспоминает счастливые годы, когда она встречала Чунъян вместе со своим возлюбленным.
[6] …яшмовой подушки холодок. — Имеется в виду изголовье из каменного валика, позволявшее подольше сохранить несмятой дамскую, порой весьма замысловатую прическу.
[7] Мы за плетнем восточным пьем вино… — Поэтесса перефразирует известные строки стихотворения Тао Юань-мина: «Хризантему сорвал // под восточной оградой в саду, // И мой взор в вышине // встретил склоны Южной горы (перевод Л. 3. Эйдлина).
[8] Праздник полнолунья… — приходится на пятнадцатый день восьмого месяца по лунному календарю, на время полнолунья, и связан с завершением сбора урожая. Ночью пятнадцатого числа люди выходят на улицу, чтобы полюбоваться полной луной, пытаются различить в ее рельефе контуры нефритового дворца богини луны Чан Э, о которой говорится в древнем поверье, а также коричневого дерева гуйхуа, в сени которого «лунный заяц» толчет в ступе кору – приготовляет эликсир бессмертия.
[9] Чжуисюань — второе имя поэта Ван Цаня (177—217), одного из семи известных литераторов Китая времени Цзяньань. В последние годы правления династии Хань поэт, вынужденный покинуть родные места, бежал в княжество Чу. Он тяжело переживал судьбу изгнанника, сильно тосковал по родине.
[10] Чанмэнь — город в Южном Китае.
[11] Молин — предместье Цзянькана (Нанкина).
[12] Там, где слились воедино… — стихотворение позднего периода творчества Ли Цинчжао, свидетельствующее о том, что годы лишений, скитаний и одиночества на чужбине не сломили дух поэтессы. Ей по-прежнему не чужды «дерзновенные порывы». Беседуя с Небом, она выражает неудовлетворенность своим творчеством и вместе с тем полна решимости достичь вершин поэтического мастерства.
[13] Гриф (китайск. пэн) — легендарная птица; один взмах крыла — и она преодолевает расстояние в девять тысяч ли и взмывает в небесную высь на девяносто тысяч ли.
[14] Саньшань (дословно: Три горы) — согласно преданию, горы на островах Восточного моря близ берегов Китая, где обитают бессмертные.
[15] К ней ему плыть, // Ей к нему плыть — // Как же теперь // Им быть? — Поэтесса, тяжело переживавшая разлуку с любимым, прибегает к одному из вариантов легенды о Ткачихе и Волопасе. Некогда фея, внучка всесильной богини Неба, спустилась с подружками на землю и здесь влюбилась в юношу-пастуха. Разгневанная богиня решила во что бы то ни стало вернуть внучку, искусную ткачиху, шелковые ткани которой украшали небо. Однажды, когда пастух был в поле, богиня схватила Ткачиху и понесла на небо. За ними на волшебной воловьей шкуре устремился в погоню пастух. Когда он был уже готов вырвать возлюбленную из рук похитительницы, богиня разлила на его пути Небесную реку (Млечный Путь). С тех пор разлученные могут встречаться лишь однажды в году, в седьмой день седьмой луны; стаи сорок в этот день, соединив крылья, возводят для них мост через Млечный Путь.
[16] Тэн — ползучее растение.
[17] Пасть золотого льва — курильница в виде льва, из разверстой пасти которого струится дым благовонных курений.
[18] Улин — застава в провинции Шэньси.
[19] Стихотворение написано в 1128 году в Цзинь-лине. За год перед тем армия чжурчжэней захватила столицу Бяньцзин (Кайфын) и оккупировала родные места поэтессы в Шаньдуне. Находясь в дни праздника на чужбине, в разлуке с мужем, Ли Цинчжао вспоминает счастливые дни в прошлом, время процветания страны, оплакивая свое одиночество в Цзиньлине, она как бы напоминает новым друзьям — беспечным гулякам о бедствиях и страданиях, обрушившихся на Китай.
[20] Юаньсяо — пятнадцатый день первого месяца по лунному календарю, последний день Праздника весны.
[21] Чжунчжоу — территория нынешней провинции Хэнань, в сунскую эпоху — центральный район Китая со столицей Бяньцзян.
[22] Хэ Сунь — поэт IV века, любил читать стихи в тени цветущей мэйхуа, зимней сливы.