Вступительное слово Елены ПАВЛИКОВОЙ
“Скорбь и любовь, действуя по отдельности, зачастую озлобляют людей или делают их себялюбцами.
Но когда скорбь вдруг встречается с любовью — это очищает”.
Ю. Вознесенская
Юлия Вознесенская — человек острого взгляда и проницательного ума — автор нового литературного жанра: христианское фэнтези. Самые знаменитые ее книги — «Посмертные приключения», «Путь Кассандры, или Приключения с макаронами», «Паломничество Ланселота» — выдержали несколько изданий, стали бесспорными бестселлерами в России и во всем мире. В своем творчестве, развивающемся на ниве православного предания, мировой литературы, этнического фольклора и мира сказки, Вознесенская дерзко анализирует прошлое и без страха заглядывает в будущее. А как видится ей настоящее, отражением которого является кинематограф?
Творческая жизнь писательницы, чье имя в наше невнимательное и нечитательское время теперь на слуху, чьи книги передают из рук в руки и обсуждают совершенно, казалось бы, несовместимые друг с другом люди, — творческая судьба Юлии Вознесенской отмеряет свое начало с 14 сентября 1940 года. В этот день она родилась. С тех пор никогда и никому рядом с ней не было скучно. Потому что вокруг нее всегда кипела и кипит жизнь, складывались и складываются удивительные, чудесные истории. Читательский бум “на Вознесенскую” логически завершился в прошлом году, когда одно очень крупное и уважаемое издательство (славящееся тем, что ставит только на “кассовых” писателей), одну за другой выпустило в свет все ее книги.
Вознесенская — дочь военного инженера-строителя, который в 1945 — 1949 гг. восстанавливал аэродром Шенефельд под Берлином, откуда писательница теперь регулярно летает в Питер. Играя со своими берлинскими сверстниками, маленькая Юля заменила наскучившую всем считалку произведением собственного сочинения и никому об этом не сказала. Вернувшись с родителями в Ленинград и выйдя во двор поиграть, девочка вдруг услышала свою считалку. “Так я впервые вкусила литературной славы”, — с юмором говорит она сама.
Что же, ее произведения имеют такое свойство — становиться для читателя, слушателя родными.
Ей многое пришлось пережить, но эта “букаха, мотылек”, как сказал о Вознесенской поэт Виктор Ширали (рост ее льстил мужчинам: до эмиграции — 154 см, через два года жизни в Германии — 156), легко могла дать крепкий отпор, а в минуту отчаяния поднять настроение, вселить жажду жизни.
Тот самый “Этапный марш”, который в небезызвестных “Приключениях с макаронами” поют “асы”, Вознесенская сочинила по просьбе многих людей. В 70-е его заучивали наизусть и передавали другим. Позднее, уже в эмиграции, ей привели его в качестве примера лагерного фольклора — история с берлинской считалкой повторилась.
Юлия начала писать еще в школе, а позже, с 1964 года, ей посчастливилось заниматься в литературном объединении у известной переводчицы и поэтессы Татьяны Григорьевны Гнедич. Гнедич считала ее своей личной ученицей, пытливая девочка была первой слушательницей произведений большой поэтессы. Вознесенская как-то даже сочинила подражание сказочному циклу Гнедич (см. стихи в книге “Путь Кассандры” — “Состарилась, состарилась принцесса…”, “Жила принцесса в замке…”, “Вдоль заката проходили лошади…”), а сейчас она пишет книгу “Жила-была старушка в зеленых башмаках”, посвященную Татьяне Гнедич. Круги смыкаются, смыкаются…
В юности Юлия Николаевна мечтала стать драматургом. Эта драматическая жилка всегда бьется в ее сочинениях. Тогда она и представить себе не могла, какие жизненные коллизии ей предстоит пройти! До ареста в 1976 году она — в гуще неофициальной культурной жизни; в небольшую комнату ее коммунальной квартиры приходят поэты, философы, музыканты и художники, читают стихи, поют песни, выставляют картины. Она принимает участие в акциях протеста против разгона художественной выставки у Петропавловской крепости, составляет несколько сборников самиздата (“Вторжение-68”, “Лепта” и др.), является соредактором машинописного журнала “Часы” и работает над проектом альманаха поэзии и графики “Мера времени”.
Потом — три тяжких года. Вот тогда и пригодились уроки литературного наставника, и не только поэтические, ведь Татьяна Гнедич успела перевести в заключении стихотворную поэму Дж. Г. Байрона “Дон-Жуан”, которую знала наизусть. “Я понимала, что мое главное спасение — творчество”, — вспоминает Вознесенская в повести “Ромашка белая”. Затем будут эмиграция и десятилетия жизни на чужбине, укрепление в вере, начало церковной жизни, труды в Леснинской Свято-Богородицкой обители во Франции, переоценка литературной деятельности, новые книжки. И огромная любовь читателей в современной России.
В произведениях Юлии Вознесенской привлекают прежде всего яркая сюжетная динамика, насыщенность событиями и простота тона, доверительность повествования. Это одновременно и настоящие приключенческие романы, и целомудренные сказания, пронизанные духом христианской любви. Ее книги полны озорства: то вдруг мелькнет на странице чье-нибудь настоящее имя, чья-нибудь подлинная история, то бывшее с самой Юлией Николаевной она припишет разным персонажам…
Но в главном она серьезна — Юлия Вознесенская испытала немало чудес, свидетельств Божией защиты человека. Она и говорит об этом.
Да, она серьезна и озорна. Благодаря ей читатель убеждается, что духовная жизнь может быть азартной, героической, непредсказуемой. И всегда — радостной и естественной.
Представляем вам фрагменты интернет-беседы редакции журнала “Ролан” с Юлией Николаевной Вознесенской.
– Во время чтения ваших произведений каждый раз невольно возникает некое кинематографическое (я бы даже сказала — анимационное) видение рассказанных вами историй. Не поступало ли вам предложений об экранизациях? Как вы относитесь к этому жанру?
– Я все жанры принимаю, кроме скучного. “Кинематографическое видение”? Ничего удивительного: я сама пыталась учиться в ЛГИТМИКе (Ленинградском государственном институте театра, музыки и кинематографии. — Прим. ред.), увлекалась кино, мой первый муж был киноведом, второй — кинооператором. Хотя вообще “киношную” среду я не очень люблю, так же как и театральную.
Да, было несколько предложений об экранизации, но все они по тем или иным причинам либо не состоялись, либо, скажем так, не нашли отклика. А вот сейчас, кажется, дело сдвинулось — я подписываю договор об экранизации “Моих посмертных приключений”…
– Любите ли вы кино? Удается ли смотреть современные российские кинокартины?
– Я не особенно люблю кино и смотрю не больше двух-трех фильмов в год, и только те, в которых заранее уверена. Правда, в этом году замечен перебор — десять серий “Мастера и Маргариты” и “Хроники Нарнии”, а год только начался! Мой любимый режиссер — Анджей Вайда, любимый фильм — “Властелин колец”, любимый оператор — Владимир Кромас. Мне нравится смотреть кино с моими молодыми друзьями — в большом зале и не одной. Чтобы с мороженым и колой, чтобы потом завеяться в кафе и все-все обсудить за чашечкой кофе.
– В современном кинематографе и литературе в последнее время наметился явный интерес к жанру фэнтези. Чем вы это объясняете?
– Думаю, что это сказывается общечеловеческая усталость от напряженного и прагматичного современного мира — такой своеобразный поиск “надмирности”.
– Почему вы стали писать сказки — сказки для взрослых? Или современный человек, жизнь которого технологический прогресс упростил до минимума, не в состоянии воспринимать иные формы изложения?
– Нет, я просто продолжаю добрую литературную традицию.
– Чем можно объяснить “поттероманию”, что вы думаете о книгах Лукьяненко?
— “Поттер” — это другая, темная, ночная сторона “поиска надмирности”: дети тоже несут на своих плечах тяжесть сегодняшнего мира, и он их так же утомляет, как и взрослых. Но одни ищут выход в Толкиене и Льюисе, другие — в Джоанне Роулинг и Филипе Пульмане. Одни тянутся вверх, другие — вниз. Так было всегда.
Лукьяненко? Мы, надеюсь, говорим о книгах? Книги прекрасно написаны, читать интересно. Но в них, на мой взгляд, просматривается модная сегодня мысль о равнозначности добра и зла. Впрочем, это вчерашняя мода, сегодня царствуют две новые. Первая — всяческое размывание Святого Благовестия: Христа либо не было, либо Он был не такой, жил не тогда, жил не так и не тому учил. Вторая — предпочтение “другой стороны”. Как там у Филиппа Пульмана? “Мы разрушим Царствие Небесное и установим Небесную республику.
– Сейчас появилась новая формация взрослых детей, прозванных в Америке и Европе кидалтами. Как вы оцениваете это явление? Чем инфантилизм отличается от евангельской детскости?
– Ребенком можно быть, ребенком можно оставаться, ребенком можно стать — но не стоит играть в ребенка. На сцене куда ни шло, но в жизни это всегда несколько… неэстетично, что ли…
– Как сочетаются миссионерство и развлекательность в вашем творчестве?
– Развлекательность? Гм… Я надеялась — увлекательность. Но в любом случае это всего лишь средство привлечь большинство читателей и подарок для немногих — для тех, кто ни в каком миссионерстве не нуждается: они могут просто отдохнуть за моими книгами.
– Может ли литература быть нейтральной по отношению к духовным ценностям православия?
– Дьявол не терпит пустоты.