Нравы, как и климат, на моем веку существенно изменились. В ранней молодости, глядя на брак родителей или родителей подруг, я думала, что эти браки нечто глубоко устаревшее. Мол, брак у меня будет другим.
Где-то еще маячили фигуры героинь первых лет революции, таких эмансипированных женщин, как Александра Коллонтай или Инесса Арманд, бросивших своих мужей ради великих свершений. Особенно импонировала мне красавица Лариса Рейснер: она была журналисткой и всегда оказывалась в самой гуще событий, условно говоря, на баррикадах. То она у себя в России боролась против «чехо-словаков», помогавших белым, то сражалась в Афганистане с «империалистическим засильем» (Луначарский), а то вместе с немецкими коммунистами пыталась направить Германию на путь пролетарской революции.
Все эти женщины не имели, так сказать, «стационарных» мужей и не погрязли в быте.
Но не они одни вдохновляли девушек моего поколения. Помнили мы и строчку Маяковского: «Лиля, Ося, я и собака Щеник». Нерушимый союз не двух, а трех сердец…
Ну а Серебряный век, хоть и запретный при большевиках, но совсем близкий, недавний? Чем его мораль отличалась от морали героинь революции? Какое отношение к старым, отсталым понятиям о супружеской верности имел блоковский стих «И я провел безумный год у шлейфа черного»? Или бесконечно меняющиеся возлюбленные и мужья Ахматовой? Я до сих пор не могу разобраться, когда кончился Шилейко и начался Пунин. И где в это время болтались Лурье и Анреп? А ведь во времена Лурье с Анрепом был еще Гумилев…
Но я веду речь не об Ахматовой и даже не об инфернальных дамах революции, а об интеллигентных женщинах, которые жили в Советском Союзе и были лет на десять-пятнадцать старше меня…
Вот позвала меня в гости редактор из «Молодой гвардии» Ольга Зив. С Ольгой Зив я познакомилась на втором курсе литфака, когда я и мои друзья, однокашники Рая Либерзон и Леня Шершер, заключили с издательством «Молодая гвардия» договор на книгу о героях первой пятилетки.
Так и ненаписанная эта книга – особая статья. Дело в том, что опубликовать ее в ту пору, то есть в 1937–1938, в годы Большого террора, было, по определению, невозможно. Ведь пока книга будет писаться и печататься, кое-кого из ее героев обязательно арестуют. И тогда и авторам книги, и редакционным работникам несдобровать. Возможно, поэтому нас и не торопили. Догадываюсь также, что именно по сей причине с нами, восемнадцатилетними студентами, охотно заключили договор…
Ольга Зив была довольно известной московской журналисткой. И визит к ней показался мне большой честью. Даже ее адреса узнавать не пришлось. По телефону Ольга сказала, что меня будет сопровождать Лева Шейдин, тоже ифлиец. Лева, хоть и учился на курс или два моложе меня, не был таким несмышленышем, как я. Закончив школу, поработал несколько лет в газете. И только потом поступил в институт. Во взрослой жизни я и муж с ним много раз сталкивались и даже дружили.
Ну а в тот день по приглашению Ольги Зив я вместе с Левой отправилась к ней в гости.
Ольга, как водится, жила в коммуналке. И комната у нее была хоть и довольно большая, но сильно заставленная. Народу там собралось не так уж много. И исключительно мужчины. Из гостей я была одна женщина. Никто, впрочем, на меня внимания не обратил. Все мужчины показались мне поначалу на удивление похожими друг на друга. Примерно одного возраста и, на мой взгляд, все в солидных костюмах и в рубашках без галстука. И все, кроме самой Ольги и Левы Шейдина, курили. Принимала нас Ольга по-модному, а-ля фуршет… Накрыт был кусок большого письменного стола: там стояли закуски, две-три бутылки, рюмки и стопка тарелок.
Несколько освоившись во взрослой компании, я заметила, что среди гостей крутился рыжий, довольно молодой паренек. И что разговор вертелся именно вокруг него и Ольги. Над пареньком остальные гости-мужчины в солидных пиджаках подтрунивали. А он, как мог, огрызался. Однако, в чем была соль насмешек, я так и не догадалась. Слава богу, со мной был Лева Шейдин, который хоть и не казался инородным телом в этой компании, но и в подтрунивании над Рыжим и Ольгой участия не принимал.
Тихонько показав на одного из мужчин в солидном костюме, я шепотом спросила Леву:
– Он кто?
– Бывший муж Ольги, – ответил вполголоса Лева.
– А этот кто?
– Бывший муж Ольги, – сказал Лева.
Выяснилось, что примерно из семи-восьми гостей трое, а может, и четверо были бывшими мужьями Ольги. А молодой рыжий паренек – ее тогдашним мужем…
Ну и, соответственно, общий разговор был на тему «связался черт с младенцем»… Добавлю к этому, что все собравшиеся у Ольги, кроме меня, были ее хорошие и давние друзья.
С точки зрения моей будущей взрослой жизни, протекавшей в те годы, когда Сталин запретил разводы и жених с невестой стали ездить в ЗАГС в черных лимузинах с куклами и воздушными шариками на капоте, Ольга Зив с ее мужьями – предел безнравственности. В той будущей жизни студентки вроде меня в предвкушении фаты, а иногда и церковного венчания, наверняка осудили бы Ольгу и предсказали бы ей, что рыжий паренек бросит ее и уйдет к молодой девушке…
Но все оказалось не так. По слухам, Ольга и рыжий паренек (я так и не узнала его имени) прожили несколько лет душа в душу. А потом, в годы войны, Рыжего забрали на фронт. И он погиб. А Ольга, оплакивая его, застряла в эвакуации. И, как говорили, написала отличную книгу о заводах в глубоком тылу. Но Ольге не послали вызова в Москву, и ее книгу не печатали.
На свое несчастье, Ольга Зив была еврейкой. В пору моих студенческих лет это не имело никакого значения. А в послевоенную пору стало несмываемым пятном. Товарищ Сталин, победив Гитлера, решил, видимо, вывезти из нацистской Германии не только заводы Цейса и инженеров, делавших под руководством Вернера фон Брауна баллистическую ракету Фау-2 (самого Вернера фон Брауна вывезли американцы), но и разработки нацистских лжеученых идей о вредоносности евреев. По воле Сталина народ СССР заразился от гитлеровцев антисемитизмом.
Помог Ольге вернуться в Москву – она в то время, по слухам, тяжело болела – один из самых известных сталинских холуев-журналистов Юрий Жуков.
Насколько я знаю, Ольга Зив так и не стала устраивать свою личную жизнь по-новому. Жила одна и скорбела о рыжем пареньке…
Однако Ольга была не единственной моей знакомой с такой женской судьбой. Я и в дальнейшем встречала немало женщин, которые очень странно строили свою личную жизнь.
