Лидия Койдула и её дочь в воспоминаниях Т.П.Милютиной (фрагмент книги).

Компьютерная база данных “Воспоминания о ГУЛАГе и их авторы” составлена Музеем
и общественным центром “Мир, прогресс, права человека” имени Андрея Сахарова
Источник: Милютина Т.П. “Люди моей жизни” / предисл. С. Г. Исакова. – Тарту : Крипта, 1997. – 415 с. – Указ. имен.: с. 404-412.

– 112 –
Владимировна уезжала тем же поездом до Тапа. Мы шли по улице с нею в паре, и Мария Владимировна рассказывала о своих посещениях Бунина в его гостинице, о том, что Бунин советует ей писать, работать…

Мария Владимировна села в один вагон с Буниным, ей хотелось с ним еще о многом поговорить.

Мы, провожающие, оставались на перроне до самого отхода поезда. У меня в руках была газета, купленная при входе на вокзал. Бунин попросил ее у меня и я с удовольствием отдала ее ему.

Перед отходом поезда, на прощание, Бунин успел всем пожать руку, а Клавдии Николаевне и мне поцеловал руку. Я очень обрадовалась и это запомню».

Этот поцелуй руки остался важным событием в жизни Люси Столейковой. Она часто возвращалась к этой теме. Я пыталась ей объяснить, что Бунин, как воспитанный человек, придя на обед, поцеловал руку хозяйке дома и ее замужней дочери, т. е. мне. Для этого и носили обручальное кольцо на правой руке — целовать руку незамужней считалось в те времена неприличным. Так же Бунин поступил и на вокзале — поцеловал руку моей маме и стоявшей рядом Люсе, приняв ее за замужнюю дочь. Он был глубоко равнодушен ко всем нам.

Люся на меня долго сердилась и осталась при своем мнении.

Однажды мы возвращались с концерта. Было скользко. Шли по высокому тротуару Обводной улицы, увидели внизу на мостовой упавшего и пытавшегося подняться человека. Скоро должен был прийти вечерний поезд и начаться движение машин. Постарались скорее помочь этому, как мы полагали, пьяному человеку. Доктор Григорий Богданов сбежал к нему по склону на мостовую и стал поднимать. Это оказалась пожилая дама, плохо видящая, недавно поселившаяся в Тарту, не понимающая, куда она попала. Мы все спустились и окружили ее, расспрашивая, где она живет, чтобы проводить. Нашему удивлению не было границ, когда она назвала себя Анной Михельсон. В газетах тогда много писали сначала о намерении к юбилею Лидии Койдулы привезти из Италии ее дочь, потом — как это свершилось. Всюду мелькало имя Анны Михельсон. Мы довели Анну Эдуардовну до дома, где она жила, оказавшегося недалеко от нас. На следующий день я была у нее, и вместе мы пришли к нам, чтобы познакомиться с моей мамой. Так началась наша дружба.

В книге дочери Яана Поска — Веры Ивановны Поска-Грюнталь, изданной в Швеции на эстонском языке, «Это было в Эстонии» в главе «Доктор Клавдия Бежаницкая» сказано следующее:

«Доктор Бежаницкая готова была помочь каждому, кто в помощи нуждался. Так, в Тарту попала в тяжелое положение Анна Михельсон — дочь Койдулы, которая приехала в Эстонию из Италии. Ее помощники и перевозчики разочаровались в ней.

– 113 –
Проблема дочери Лидии Койдулы состояла в том, что она не знала эстонского языка. Эстонскому обществу было трудно привыкнуть к тому, что Анна Михельсон, в совершенстве говорившая на многих языках, не выучила эстонского. Вторая проблема заключалась в том, что дочь Койдулы боготворила своего латыша-отца. Ей было десять лет, когда умерла мать, и она плохо помнила ее. Никто в Эстонии не был заинтересован в докторе Михельсоне — все расспрашивали только о Лидии Койдуле. <…> В Эстонии Анна Михельсон чувствовала себя сиротой, которая жила то в одном месте, то в другом. В конце концов она поселилась в Тарту, где была возможность немного зарабатывать уроками. И я начала изучение итальянского языка. Это были веселые часы в уютных уголках кафе Вернер, то в одном, то в другом <…>.

У тех, кто позвал Анну Михельсон из Италии в Эстонию, были, наверное, самые лучшие намерения. Но они не думали о том, что имеют дело с пожилым человеком, который раньше в Эстонии не жил и не знает эстонского языка, который переезжает из города искусства Флоренции с теплым климатом — в страну, где климат требует гораздо больше топлива, одежды и еды.

Приведу один пример, как трудно ей было найти понимание с новым окружением. В одной из женских организаций устроили елку, и гостем была Анна Михельсон. Предназначенный ей пакет с подарком содержал теплое белье. В приложенной записке было написано, что если белье не подходит, его можно поменять в магазине Раудсеппа на улице Кюйтри. Анна Эдуардовна появилась на следующий день в указанном магазине и поменяла, но на что?! Об этом говорили потом в Тарту дарительницы: теплое, практичное белье, которое ей было так нужно, она поменяла на пару белых, длинных лайковых перчаток!

Эти перчатки были на ней, когда я ее встретила в «Ванемуйне» на одном из посвященных Койдуле вечеров. По-детски счастливая говорила она мне, что годами мечтала о таких белых перчатках. Дарительницы белья качали головами по поводу такой экстравагантности.

Мне было всегда интересно разговаривать с Анной Михельсон. Беда в том, что она не подходила к своему окружению, разочарование было взаимным. Доктор Бежаницкая по собственному почину нашла дешевую комнату в говорящей по-немецки семье, где она платила за комнату уроками. Часто она обедала у доктора Бежаницкой, которая подыскивала ей новых учеников».

Анна Эдуардовна Михельсон, несмотря на свою эстонско-латышскую кровь, была настоящим русским интеллигентом, человеком русской культуры, обогащенном европейской культурой и знанием французского, итальянского и немецкого языков. Родным для нее был русский язык.

Я стала у нее брать уроки французского, которые очень скоро превратились в живое общение на русском.

Анна Эдуардовна часто у нас бывала, подружилась с нашими друзьями. Человек была сложный, независимый, тяжело переносила обращенную к ней благотворительность. Моей маме очень хотелось

– 114 –
подарить ей в сочельник очень ей нужную вязаную кофту. Пришлось подобную же подарить мне — тогда мы весело, на равных правах, нарядились в обновки. От государства она получала обычную небольшую пенсию. На полученные за уроки деньги покупала не столь необходимые продукты, а хороший кофе и шоколадные конфеты.

Когда в 1939 г. немцы стали уезжать, а в 1940-м пришли русские и начались аресты, Анна Эдуардовна поняла, что в Эстонии ей не будет жизни. Каждый вечер приходила она к нам, чтобы убедиться, что мы еще целы. Мой муж уже был арестован. Наконец в 1944 г. она решилась уехать. Потом рассказывали, что в пути у нее сломался каблук (она всегда носила обувь на высоком каблуке), упали и разбились очки. Какая она без них была беспомощная и как трудно ходила без каблука, можно представить! Из этого бедственного положения ее выручила одна из учениц, которая жила во Флоренции и, действительно, очень ее любила. Анна Эдуардовна прожила у нее последние двадцать лет своей жизни.

В 1965 г. я получила от моей подруги Елены Мюленталь, жившей уже в Штатах, адрес Анны Эдуардовны. Сразу же написала и получила ответ от ее ученицы. Привожу письмо полностью. Вряд ли в Эстонии знают о судьбе и конце жизни дочери Лидии Койдулы:

«Firenze

29. XII. 1965.

Многоуважаемая Госпожа Милютина!

Я получила ваше письмо для Анны Эдуардовны Михельсон, но к сожалению, она не могла его читать: она умерла два дня раньше. Как жаль, что она не могла получить ваших известий! Она наверно так была бы рада узнать, что вам и вашей матери так хорошо. Она часто вспоминала всех старых друзей.

До этого года ей жилось хорошо (только глаза действовали все хуже и хуже, и теперь она была почти совсем слепа), но несколько месяцев тому назад у нее обнаружился рак в груди. К счастью, она не поняла в чем дело. Ее оперировали и она поправилась очень хорошо для ее возраста (ей было 87 лет), но полтора месяца назад с ней сделался удар и она была парализована на левой стороне; кроме того ей было трудно говорить, и голова не действовала. Наконец наступило воспаление легких, и она скончалась 25 декабря в 10 часов вечера, у меня дома.

Я — ее бывшая ученица по русскому языку и ее друг. С тех пор, как она вернулась из Германии, я всегда о ней заботилась и за ней ухаживала. Мне очень грустно, что ее больше нет на свете, но я рада за нее, что она наконец в покое. В последнее время она очень мучилась и желала умереть.

Если хотите, я могу прислать вам ее снимок.

Простите, пожалуйста, все мои ошибки.

Поздравляю с Новым годом.

Margherita Santi Farina».