Однажды я путешествовала по Камчатке, присоединяясь на экскурсиях то к одной, то к другой туристической группе, чтобы увидеть как можно больше труднодоступных местных достопримечательностей. В один из первых дней на краю земли я познакомилась с молодой мексиканкой с необычным именем Йарад. Она с энтузиазмом рассказала мне, что всегда мечтала побывать на Камчатке и Байкале. И вот, начала исполнять свои желания, благо, заканчивала обучение в Нидерландах, а оттуда лететь до России гораздо ближе, чем с Юкатана.
Мы подружились. У Йарад было смуглое, открытое лицо, озорные глаза, чудесная улыбка, а также сила воли и все необходимые навыки для совершения довольно опасных восхождений. Такую подготовку она прошла еще в Мексике, поэтому на Камчатке чувствовала себя вполне в своей тарелке, наравне с альпинистами участвуя в сложных подъемах на вулканы.
В один из свободных дней, когда мы наслаждались отдыхом на горячих источниках в Паратунке, я спросила Йарад, почему родители дали ей такое странное, непривычное для Мексики имя. У меня не было сомнений, что корнем оно напрямую связано с ивритом и глаголом לרדת, по иронии судьбы означающим спуск. Я не ошиблась: история моей знакомой выглядела, как вполне типичная для потомков еврейских переселенцев в Латинскую Америку. Предки Йарад бежали за океан из Европы от погромов начала ХХ века. В памяти уцелело предание, что ее прадеды когда-то жили в Малороссии, говорили на идише. Остальное позабылось, но мать настаивала на еврейских именах для детей – и почему-то выбрала для дочери именно такое имя.
– Не Джаред, а Йарад! – всегда подчеркивала она.
После восхождения на вулкан Мутновский мы с юной мексиканкой вернулись на турбазу. Йарад мгновенно вырубилась от усталости, едва стянув со спины рюкзак. Пока она спала без задних ног в номере, я сидела в холле с компьютером. Нужно было проверить почту и отослать фотографии в газету, с которой я в то время сотрудничала. Да и разница во времени давала о себе знать – не спалось. Неподалеку сидел в печальной задумчивости загорелый молодой человек восточной наружности. Он нервно теребил мобильный телефон. «Интересно, откуда он? Необычный турист», – подумала я и продолжила стучать по клавиатуре. Через некоторое время он окликнул меня.
– Простите, вы говорите по-английски?
– Да, говорю.
– Какое счастье! – шумно выдохнул он. – Я думал, тут все понимают и разговаривают только по-русски.
– Это ошибочное мнение, – улыбнулась я. – А что случилось? Откуда вы?
– Я из Израиля, – чуть помедлив, ответил он. – Мы прилетели небольшой группой, я ее руководитель.
– Шалом! – обрадовалась я и перешла на иврит. – Как ваши дела?
Сказать, что молодой человек удивился, – не выразить даже частично той гаммы чувств, которая пронеслась по его лицу.
– Откуда вы знаете иврит? Здесь, на Камчатке, это так неожиданно… Невозможно!
– Говорю немного, поскольку изучала на курсах при московской синагоге.
– При московской синагоге?.. – Мой собеседник был ошарашен. – Вот это встреча! Кстати, меня зовут Дани.
– Натали, – представилась я. – Рада знакомству.
– Мне тоже очень, очень приятно! – энергично отозвался мой собеседник, на глазах оживая и придвигаясь в мою сторону. – Видите ли, мы давно готовили это путешествие, оно довольно дорогостоящее. Собрались энтузиасты, кому интересна Камчатка, ее удаленные природные красоты, вулканы, гейзеры. Мы собрали документы, разработали уникальный маршрут, арендовали вертолет и привезли с собой пилота. Была долгая непростая подготовка, казалось, предусмотрели все. Но то, что мы столкнемся с подобными проблемами, я даже не предполагал. В аналогичном путешествии по горной Грузии, с питанием не возникало никаких накладок. Сотрудники в гостиницах говорили по-английски, а кое-где нам даже предлагали меню на иврите…
– Не стоит полагаться на успешный опыт в других местах, – улыбнулась я. – Так что все-таки произошло?
– Мы прибыли на эту базу несколько часов назад, усталые, голодные. Был долгий перелет, потом тряслись на машине из Петропавловска. Джетлаг, дождь, ветер! И представляете, в кафе нам подали картофельное пюре с котлетами и сыром, а еще колбасу… Наши туристы не все глубоко верующие люди, но кашрут соблюдают. Легли спать голодными. А на кухне мы ничего объяснить не смогли – там никто не говорит по-английски. Да, впрочем, и на других языках тоже.
– Неужели в группе нет ни одного русскоговорящего?
– Нет, – пожал плечами Дани растерянно. – Только сабры. Мне показалось, местные повара очень расстроились и не могли понять, почему никто из нас ничего не ел. – Вы не могли бы завтра, то есть, уже сегодня, пораньше встать и объяснить, в чем дело. У нас запланирован завтрак. Вы-то знаете, что такое кашрут и почему нельзя употреблять мясо с сыром и молоком?
Я кивнула и улыбнулась. Причуды межкультурной коммуникации на просторах Камчатки, классический пример для студентов. Мы еще немного поговорили с Дани и отправились спать. Через пару часов, когда на кухне загремели кастрюлями, я спустилась к поварам и подробно объяснила, в чем дело. Они шумно покудахтали между собой и развели руками.
– Так бы сразу и сказали! – проворчала полная стряпуха в фартуке, – А то тарелки отодвигают, ничего не едят. Мы уж подумали – брезгуют, а у нас все свежее, качественное. Никто никогда не жаловался! Сейчас все сделаем в лучшем виде. Овсяная каша подойдет?
Дани был счастлив, что все уладилось. Довольные израильские туристы насладились простым, но правильным завтраком и умчались на следующую экскурсию, навстречу новым камчатским приключениям.
– Только вы больше в Россию без русскоговорящих переводчиков не прилетайте, – напутствовала я их при прощании, – мало ли что еще может случиться, особенно в таких диких местах, где не все говорят по-английски и знают про особенности кашрута.
