Оригинал материала опублиован в Пермской областной независимой газете “Звезда”, 20 ноября 1998 года.
Ностальгия по настоящему
Михаил Смородинов, поэт, член Союза писателей РФ
Двадцать лет назад в Прикамье прошли первые Дни литературы народов СССР, ставшие для всей области не “галочным” мероприятием, а по-настоящему знаменательным событием культурной жизни, праздником братских литератур.
Братскими были они не на словах. В Днях участвовали представители большинства республик: Вадим Кожевников, Аркадий Арканов, Юлия Друнина, Алексей Каплер и многие другие известные русские прозаики, поэты, драматурги; украинский поэт Иван Драч, латыш Валдис Руя, киргизский поэт Омор Султанов, классик народа манси Юван Шесталов, поэт Садыг Фикрет из Азербайджана… Всех, ясное дело, не перечислишь, однако и названные имена говорят о неординарности литературного праздника. Десятки тысяч слушателей! И это – не преувеличение. Писательские бригады, в которые вошли пермские литераторы, исколесили дороги от Чернушки до Керчево, от Кудымкара до Соликамска, Березников, Губахи, Лысьвы…
Хотя теперь стало хорошим тоном бранить масштабные культурные акции “застойных” времен за помпезность и заполитизированность (да без них и не обошлось, особенно на церемонии открытия во Дворце культуры имени Свердлова), но, спрашивается, могло ли быть по-иному? Могла ли речь первого секретаря Союза писателей Георгия Маркова звучать иначе, без экивоков в сторону дорогого Леонида Ильича? Кстати, подобные “расшаркиванья” и тогда уже большинством писателей воспринимались иронично, как анекдотичное, но неизбежное зло.
Мне же запомнилась атмосфера творческой общности, приязни, искреннего дружелюбия, помогавшая сразу наладить контакт с любой аудиторией. Шутки, розыгрыши, “подковырки”, не мешавшие разговору о главном – о жизни и литературе,- только делали творческие встречи с читателями ярче, теплее, памятнее.
Расскажу лишь о нескольких эпизодах, связанных с некоторыми товарищами по писательскому цеху. Эти “мелочи” до сих пор дают пищу для размышлений.
Первый курьез. Ожидаем на перроне прибытия московского поезда. Алексей Михайлович Домнин плотоядно потирает руки:
– Ну, Валдис, погоди! Изничтожу вот этими самыми руками!
– Леша, ты чего это раздухарился?
Домнин рассказывает. Оказывается, незадолго до Дней литературы в латышском журнале “Карогс” (“Знамя”) напечатали его стихотворение “Скворец”. Там была строка: “Пой, скворушка: “Гори, моя лучина”. Домнин, взяв латышско-русский словарь, “перевел обратно”. И получилось: “Пой, скворушка: “Медленно догорай, моя школа”.
– Валдис вместе с Харием Хейслером сделали меня поджигателем латышских учебных заведений. Не прощу!
К перрону подкатывает “Кама”. Высокий, статный, с копной седых кудрей, из вагона выходит Валдис Руя, классик латышской лирики. К габаритному внуку латышского стрелка воробьем подскакивает Алексей Михайлович. Они обнимаются. Затем Домнин задает-таки сакраментальный вопрос. Валдис, чуть удивившись, своим звучным баритоном с прибалтийским акцентом начинает “лекцию”:
– Дорогой Алексей Михайлович, и чему ты удивляешься? Любой язык – порождение бытия, а его детали – явлены бытом. У вас, на Руси, для освещения встарь служила лучина. Латыши пользовались жировыми плошками. А посему нет в нашем языке слова “лучина”. Вот при переводе и нашли слово “стружка”, синоним “лучины”. А “стружка” и “школа” на латышском языке звучат одинаково, что в разговорнике не указано. Вот потому ты, пользуясь им, и стал “школьным поджигателем”…
На Дни литературы Юлия Владимировна Друнина приехала с мужем – Алексеем Яковлевичем Каплером, который был старше ее чуть ли не на четверть века. Его перу принадлежат серьезнейшие книги “Кухня характеров”, “Годы, сценарии, фильмы” и другие, он автор сценариев не только знаменитой “ленинианы” – “Ленин в октябре”, “Ленин в 1918 году”, но и лирических и комедийных фильмов: “Три товарища”, “Полосатый рейс”…
Ему претило чванство признанной кинознаменитости. Глубоко интеллигентный, обходительный, мягкий человек. Запомнился штришок. Алексей Яковлевич, измотанный работой на многочисленных встречах, на прощальном вечере, завершившемся банкетом, тихонько толкнул меня в бок:
– Михаил, пригласите, пожалуйста, Юленьку, она любит танцевать. Но ведите осторожно: она почти не видит…
Господи, поэтессу, которую всегда величали зоркой синеглазкой, мучила близорукость. И, ведя Юлию Владимировну в соседний танцевальный зал, я предупредительно напоминал о “шероховатостях” пути: там – ступеньки, там порожек…
Разговоры же за танцами были отнюдь не светскими. Мне запомнилось, как поэтесса отозвалась о пермских слушателях:
– Мне очень радостно, что пермские слушатели просят поэта прочитать не стихи вообще, а называют те, которые им нравятся. Хороший у вас народ, читающий, любящий поэзию…
Вспоминаю слова Юлии Владимировны и думаю: вряд ли они прозвучали бы сейчас. Ни в школах, ни в вузах, ни, тем более, в трудовых коллективах теперь стихи почти не читают. Обидно не из-за невозможности возврата поэтического бума, а за наше прогрессирующее духовное обнищание. Не предвидение ли подобного, не боль ли за поругание народных святынь и побед, добытых кровью на фронтах Великой Отечественной, и заставили Юлию Друнину так нелепо уйти из жизни – забравшись в свой гараж, загерметизировав ворота и включив движок “жигуля”? Кто осудит фронтовичку, убитую “перестроечными” плевками мирной жизни? Да и не умерла она.
Во время Дней пермский художник Евгений Широков написал портрет поэтессы, а ее пронзительная лирика и песни и сейчас близки каждому. Ну чье сердце не защемит от лирически-мужественных слов:
Над курганом
ураганом
Все сметая,
война пронеслась?..
Работа писателей на встречах с читателями далека от лекторской, каждое выступление – импровизация. Но после “серьезных” бесед, которые вели Лев Давыдычев, Вадим Кожевников, Авенир Крашенинников, Петр Проскурин и другие, финал требовал разрядки. Тут в бой вступала артиллерия юмористов. Диомид Костюрин, Аркадий Арканов…
На встрече с ребятишками мрачный Арканов предложил им спеть единственную веселую песню, написанную им,- про оранжевое солнце и оранжевого верблюда. Звучало в общем исполнении просто здорово.
“Перлы” Аркадий Михайлович “выдавал” блестящие, и рождались они из обыденности. Вот пример. В один из завершающих дней литературного праздника мы четверо, после встречи с работниками фабрики Гознака в Краснокамске, спешили в Пермь, на телестудию. В “Волге” – старейший поэт России, знакомец Есенина Александр Филатов, ответсек Пермской писательской организации Олег Селянкин, Арканов и я – тогда самый молодой член СП. Впереди нас “ведет” мотоцикл ГАИ – и постоянно глохнет. А без него нас не пустят на ремонтирующийся автомобильный мост через Каму. Вот мотоцикл в очередной раз чихает и останавливается, мы едва в него не врезаемся. Арканов на мотив известного романса мрачно заводит: “ГАИ, ГАИ, моя звезда…”
Хохочем. Нервное напряжение спадает. А лицо сатирика остается каменно-серьезным.
Мелочи, мелочи, мелочи… Через годы начинаю понимать, что они-то и создают тот микроклимат, ту роскошь человеческого общения, без которой жить никак не можно. Горько констатирую: да, я тоскую по прошлому, потому что в нем настоящего поболе, чем в настоящем.
