Из переводов Евдоксии Никитиной

Источник: https://www.vekperevoda.com/1887/nikitina.htm
ГИ ДЕ МОПАССАН
(1850-1893)
ЗАВОЕВАНИЕ
Однажды юноша проворными шагами
По шумным улицам бродил в вечерний час,
Рассеянно скользя бездумными глазами
По юрким девушкам, что смехом кличут нас.

Но вдруг повеяло столь сладким ароматом,
Что оглянулся он. Божественная шла
Там женщина. Стройна, и шея так бела,
Так нежно клонится к ее плечам покатым!

Он – вслед. Зачем? А так! Зачем идут тайком
За стройной ножкою, стучащей каблучком,
За юбкой кружевной, что пляске бедер вторит?
Идут! Инстинкт любви нас гонит и задорит.

Он по чулкам хотел дознаться, кто она.
Изящна ли? Вполне. Что ж ей дано судьбою:
Росла ль на улицах? Воспитана ль семьею?
Доступна и бедна? Богата и скромна?

Но лишь его шаги ее достигли слуха,
Вмиг обернулась. О! Вот прелесть! Разом связь
Меж ними тайная – он чует – родилась;
Пора заговорить; он знает: через ухо

Проложен путь к душе. Но разделила их
Толпа гуляющих как раз на повороте.
Пока он проклинал бездельников пустых,
Пока искал ее, – исчезла. Вы поймете,

Что настоящей он охвачен был тоской,
Что, как бездомный дух, шатался по бульварам,
Что у фонтанов лоб мочил, палимый жаром,
И поздно за полночь приплелся спать домой.

Вы скажете, что в нем всё чересчур наивно;
Но если не мечтать, что делать нам порой?
И не прелестно ли под посвист ветровой,
Сев у огня, мечтать о незнакомке дивной?

С минуты этой он неделю счастлив был;
Вокруг него плясал видений рой туманный
И в сердце пробуждал, удваивая пыл,
Мечты сладчайшие, сладчайшие обманы.

Он в выдумках витал нелепейших; всё вновь
Он создавал игру великих приключений.
Душа наивная и молодая кровь
Питают сонм надежд безумством измышлений.

В чужие страны он спешил за нею вслед;
Вдвоем они брели равнинами Эллады,
И он спасал ее, как рыцарь из баллады,
От всех опасностей, от всех чудесных бед.

Порой на склоне гор, над пропастью бездонной
Любовной болтовни вилась меж ними нить,
И часто он умел удобный миг словить
И поцелуй сорвать, немедля возвращенный.

Порой, рука в руке, в карете почтовой
Они летели вдаль, склонясь к прозрачной дверце,
Любуясь напролет всю ночь, с мечтою в сердце,
В зеркальной глади вод сверкающей луной.

То видел он ее задумчивой графиней
В окне готическом у балюстрад лепных
Иль буйно мчащейся галопом по равнине
За легким соколом, за стаею борзых.

Паж – он ее любви сумел легко добиться,
Вмиг графу старому супруга неверна:
Всё бродит с юношей в густом лесу она,
И всякий раз они умеют заблудиться.

Таким-то образом неделю, опьянен,
Для лучших из друзей захлопнув двери, он
Прогрезил напролет; лишь к ночи, истомленный,
Он плелся посидеть в аллее отдаленной.

Раз утром в ранний час он был разбужен вдруг
И долго тер глаза, раздумчиво зевая:
К нему его друзей ввалился шумный круг,
Галдя наперебой, остроты отпуская.

Их план был – за город поехать, лодку взять,
Поплавать по реке, по лесу поблуждать,
Поотравлять покой компаниям мещанским
И пообедать всласть на травке и с шампанским.

Он отвечал, взглянув с презрением на них,
Что вовсе не по нем подобная забава;
Когда ж они ушли и гам веселый стих,
Внезапно понял он, что одинок, что, право,

Неплохо средь цветов на бережку у вод
Погрезить, что реки теченье и журчанье
Приносит ласково унылые мечтанья,
Как ветви мертвые, что по волнам несет;

Что есть глубокая, пьянящая отрада
Без цели, наугад бродить, бежать в простор
И полной грудью пить прозрачный воздух с гор,
Где сена терпкий дух, где влажность и прохлада;

Что упоительно свой лепет льет река,
Что песенки гребцов баюкают томленье,
И душу вдаль стремит и вдруг кружит слегка
Как бы теченье вод – блаженных дум теченье.

Тут грума кликнул он, с кровати мигом встал,
Оделся, закусил и на вокзал помчался,
В пути задумчиво сигарой наслаждался
И всю компанию в Марли вмиг отыскал.

От предрассветных слез была сырой равнина;
Еще порхал туман легчайший вдалеке;
Пел хор веселый птиц; и золотом в реке
Сверкающих лучей сквозила паутина.

Когда, весь соком полн, сплошь зеленеет лес
И радостная жизнь со всех сторон сверкает,
Когда весь мир стремит свой гимн в лазурь небес –
Тогда ликует дух и тело расцветает.

Да, он позавтракал изысканно; в виски
Вино ударило слегка; а в довершенье
И воздух полевой влил в сердце восхищенье,
Когда вдруг увидал себя он у реки.

Река несла челнок, безвольный и ленивый;
Под легким ветерком шептались камыши –
То племя хрупкое, что, окаймив заливы,
Из лона вод берет исток своей души.

Но вот гребцы взялись за весла, песней смелой
Согласно грянули; их голосов раскат
Будил окрестности; и мерно, в пене белой,
Их весла легкие ложились песне в лад.

Час наступил, когда глотнуть хотелось водки,
Быстрее понеслись другие челноки.
Вдруг смех пронзительный раздался с ближней лодки, –
И мой герой затих от ноющей тоски.

Она! В той лодочке! Да, руль она держала
И пела песенку, разлегшись на корме!
Он, бледен весь, глядел с отчаяньем в уме
И в сердце: Красота вновь от него бежала!

И в час обеда был еще печален он…
Гуляки у кафе сгрудились всей толпою:
Прелестный садик, сплошь лозою оплетен,
Лежал у берега, под сенью лип густою.

И с лодки той гребцы давно собрались там,
Меняясь шутками и руганью соленой,
Столы сдвигали в круг рукою обнаженной
И с треском ставили тарелки по столам.

Она была средь них, как все, абсент глотая!
Он замер, недвижим. Бесстыдница, смеясь,
Ему мигнула. Он был нем. Она нашлась:
“Ты, верно, дурачок, решил, что я святая?”

Дрожа, он подошел, сел к ней; обедал он
И до десерта вплоть был страшно удивлен:
Как мог ее считать он знатной, гордой, тонкой?
Она была простой, веселою девчонкой,

Звала “мартышечкой”, “котеночком”, “зверьком”;
Одною вилкою они, меняясь, ели,
А после, к вечеру, скользнули прочь тайком, –
И не узнать вовек, на чьей он спал постели!..

Восторженный поэт, искатель жемчугов,
Нашел подделку он – и поднял. И прекрасно!
Я верю в здравый смысл пословицы бесстрастной:
“Когда бекасов нет, отведайте дроздов”.