“Алеф”, международный еврейский журнал. №10, 2014 г.
Доктор медицинских наук ,профессор, член-корреспондент РАМН/РАН Борис Аронович Курляндский всю свою долгую жизнь работал в разных областях медицины, посвящая силы и время избранной специальности – токсикологии. Его память хранит тысячи историй, связанных со становлением в СССР санитарно-гигиенического и токсикологического направлений медицины Ученый встречался с яркими людьми своего времени, много путешествовал, размышлял. За заслуги перед наукой и обществом Б.А.Курляндский награжден государственными орденами и медалями.
Общение с ним всегда интересно и поучительно. В свои 85 лет Борис Аронович не только продолжает возглавлять единственный в России профессиональный журнал «Токсикологический вестник», следит за новинками научной, религиозной и философской литературы, активно пользуется Интернетом, занимается спортом, с увлечением разводит цветы на даче в Бережках. О том, что помогает сохранить силу, энергию и интерес к окружающему миру, какие эпизоды жизни вспоминаются чаще других, мы поговорили с Б.А.Курляндским.
– Борис Аронович, откуда корни Вашей семьи?
– Моему прапрадеду со стороны бабушки Элиезеру Цвейфелю, известному еврейскому философу и просветителю из Глухова, посвящена статья в дореволюционной еврейской энциклопедии Брокгауза и Эфрона. Он посвятил жизнь попытке либерализации ортодоксального иудаизма, его гармонизации с европейским просвещением, написал 11 книг, много преподавал в различных религиозных учебных заведениях. В случае наиболее сложных конфликтов с женой, он влезал на подоконник, высовывал голову в форточку и смиренно говорил: «грызи, что хочешь, только не голову». Это был мудрый и выдержанный человек, настоящий философ. Помню, что портрет бородатого мудреца Цвейфеля висел дома у бабушки в Харькове и она с ранних лет настойчиво прививала потомкам уважение к именитому родственнику.
Мой дед со стороны мамы Борис Михайлович Шапиро, занимался соляным бизнесом в Бахмуте (Артемовск), сколотил немалое состояние и нажил девятерых детей. В начале Гражданской войны он спрятал ценности в тайник, о котором знала нянька–украинка, проработавшая в семье 18 лет. Когда город заняла банда «зеленых», она спокойно передала информацию своему деревенскому брату, и все накопленное добро, в том числе – приданое дочерей, перешло в чужие руки. Совершенно нищими Шапиро бежали в Харьков, где дед вскоре умер. Многие родственники погибли во время войны, защищая нашу страну, другие были уничтожены сталинским режимом и Холокостом. На тракторном заводе во время массовых расстрелов евреев погибла бабушка вместе с младшей дочерью Леной. Мужская ветвь рода Шапиро полностью прервалась.
Бабушка со стороны отца, Курляндская Софья Давидовна, была очень образованной. Благодаря ее воспитанию все дети и внуки прекрасно знали русскую литературу, особенно творчество А.П.Чехова. Из детей мужского пола во время войн и Холокоста уцелел только мой отец, Арон Израилевич. Практически все дореволюционные архивы семьи Курляндских были утрачены во время немецкой оккупации Харькова. Некоторые раритеты, например, благодарственное письмо Великого князя Михаила Александровича деду, Курляндскому Израилю Ароновичу за активную благотворительную деятельность, были сознательно уничтожены моими родителями в неспокойные 30-е годы…
Среди Курляндских есть настоящие герои, многие воевали. Мой двоюродный брат Сергей Давидович, сотрудник ГРУ, закончил войну с семнадцатью правительственными наградами. Он обеспечивал, в том числе безопасность встречи глав государств-союзников в Тегеране в 1943 году, ликвидировал явку Абвера. После окончания войны работал в Главном штабе МО СССР. Двоюродный брат Юрий Михайлович Шапиро погиб в 1942 г под Москвой.
– Как сложились жизни Ваших родителей?
– Отец, Курляндский Арон Израилевич, окончил Харьковскую гимназию и технологический институт, работал инженером на электромеханическом заводе. Мать, Курляндская (Шапиро) Эттель Борисовна, после окончания в Бахмуте 1-й гимназии им.Великой княгини Марии Павловны продолжить после революции учебу не смогла из-за «буржуазного» происхождения, была вынуждена в течение двух лет зарабатывать трудовой стаж воспитательницей в детском саду. Потом поступила на факультет естествознания Харьковского университета, полный курс которого успешно закончила в 1927 году.
Вскоре после женитьбы отцу предложили работу в Москве, куда они с мамой и мной, шестимесячным, переехали в 1929 году и где прожили до конца своих дней. По своему складу отец – типичный технарь, дисциплинированный и предельно обязательный, он предпочитал вещи и рассуждения конкретные, демагогии не терпел. Папа не состоял ни в комсомоле, ни в партии, но занимал руководящие посты главного инженера и главного конструктора, технического директора, работал на ЗИС, потом на заводе «Электросвет» и оборонном предприятии № 697.
Мама в 1930 году поступила на работу старшим лаборантом, а затем стала научным сотрудником физиологической лаборатории Московского института по изучению профессиональных болезней им. В.А.Обуха, которую возглавлял выдающийся отечественный физиолог И.П.Разенков, руководитель маминой диссертации. До конца дней своих Эттель Борисовна не расставалась с проблемой «лучистой энергии», проработав в институте всю трудовую жизнь. В 1944 г. Э.Б.Курляндской было предложено организовать и возглавить патофизиологическую лабораторию, ставшую затем радиофизиологической, изучавшей воздействие на человека ионизирующей радиации. Мама награждена орденами Трудового Красного знамени и «Знак почета», медалью «За доблестный труд в Великой отечественной войне» и «К 800-летию Москвы». Для меня она всегда была эталоном доброты, совести и порядочности.
– В семье соблюдали еврейские традиции?
– Родители не были религиозны, но не было ни одного важного еврейского праздника, который мама не отмечала бы гастрономически. На Пейсах даже в советское и военное время у нас была на столе маца. Я мальчишкой ездил на трамвае в Соломенную сторожку, чтобы ее купить. Понимаю идиш, немного говорю. Дома научился готовить еврейские блюда, и до сих пор «гефилте фиш» к праздникам делаю только сам, никому не доверяю.
– Как Вы выбирали свой профессиональный путь?
– В 1943 году, когда мы вернулись в Москву из эвакуации, я попал под влияние дурной компании, стал курить, сделал наколку. Мудрая мама, знавшая мой активный нрав, решила применить «трудотерапию»: устроила меня через отца учеником электромонтера испытательной станции ОТК на военный завод № 691. Это было очень правильное решение, я остепенился, получил профессию и дальше действовал осознанно. За работу в военные годы получил медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», а в 2003 году и звание ветерана ВОВ.
Еще в 9 классе я колебался выборе профессии. Для точных наук у меня не хватало терпения, тяготел к гуманитарным, при этом, обладая активным темпераментом, любил всё делать своими руками. В семье были доктора, моя тетка служила доктором в украинском селе Краснополье. Меня потрясли ее подвижничество , самоотдача и признательность населения. Я решил посвятить себя врачебному делу.
Первый медицинский институт в Москве закончил в лихое время – в 1953 году, когда в разгаре было «дело врачей». От евреев повсеместно освобождались. Маму, как и большинство других евреев Института гигиены труда и профзаболеваний, тоже уволили с работы, а меня отправили в Казахстан, в Акмолинск (Астана). Это была великолепная школа жизни.
В 1954 году (вскоре после «ворошиловской амнистии») началось освоение целинных земель. На Карагандинской железной дороге я возглавил Дорожную санитарно-эпидемиологическую станцию, отвечал за прием и санитарное обеспечение потока целинных эшелонов. Утверждаю, что вопреки расхожему мнению, комсомольцев-добровольцев в первые годы на целине было крайне мало, преимущественно приезжали уголовники, лютая шпана, которую «выдавливали» из Москвы и других крупных городов – настоящий Клондайк. Обстановка была криминализованной до крайности. У людей не было элементарной трудовой подготовки, 96% тракторного парка к концу первого лета было сразу выведено из строя и требовало капитального ремонта. Года через полтора потянулись вербованные и переселенцы, которые стали действительно работать. Первый урожай случился великолепный, но к этому тоже никто готов не был, ни люди, ни маленький допотопный элеватор. Свидетельствую: целинные дороги от совхозов до станции Акмолинск были сантиметров на десять усыпаны зерном, поскольку перевозили его в грузовиках без всяких тентов. Осенью зерно на открытых площадках самовозгоралось, случались пожары, которые губили большую часть урожая. Постоянно вспыхивали инфекционные заболевания, с которыми нужно было бороться…
В Акмолинске я сделал удивительное открытие: прямо в центре города стояла бревенчатая изба, над дверями которой оказалась надпись на древнееврейском языке. До революции Акмолинск служил перевалочной базой зерновой торговли, которой активно занимались евреи. Они и поставили синагогу.
Три года я «воевал» на казахском фронте, могу лишь поблагодарить судьбу за то, что она направила меня этим путем. Опыт разнообразного человеческого общения, руководство людьми в очень непростых ситуациях оказался бесценным для дальнейшей жизни.
После возвращения в Москву я поступил в аспирантуру при кафедре промышленной гигиены Центрального института усовершенствования врачей к профессору Зиновию Борисовичу Смелянскому, успешно защитил кандидатскую диссертацию. Поработал в академическом институте гигиены детей и подростков, но там после масштаба самостоятельной работы в Казахстане мне все казалось скучным и мелким. Я предлагал дирекции открыть новое перспективное направление «Влияние токсикантов на подростков» (эта тема и сегодня – одна из актуальных), но мне было отказано.
Волей судьбы меня пригласил на работу Альберт Вениаминович Цесарский – сын знаменитого чекиста времен Ф.Э.Дзержинского, легендарный «партизанский доктор», описанный в романе Дмитрия Медведева «Сильные духом». В жизни он был доброжелательным, сдержанным человеком с железной волей, свернуть его было невозможно. Тогда Альберт Вениаминович возглавлял отдел промышленной гигиены СЭС Москвы. В связи с «оттепелью» менялась стратегия здравоохранения, Цесарский предложил мне создать профильную токсикологическую лабораторию, на что я согласился, не раздумывая. На момент окончания моей работы ко времени «застоя», в моей лаборатории работали 2 доктора и 12 кандидатов медицинских наук, что являлось большим достижением.
Хочу вспомнить добрым словом Михаила Семеновича Соколовского, главного врача Московской городской санэпидстанции, сына священника. В самые сложные годы, когда разворачивалась борьба с космополитизмом, несмотря на критику, он собрал в СЭС наиболее компетентных специалистов из числа уволенных из НИИ евреев-медиков. Мы замечательно сотрудничали и общались с ним, светлая память этому прекрасному человеку.
Следующей ступенью профессиональной жизни стал переход по приглашению К.М.Дюмаева на работу в МНПО НИОПИК, серьезное научно-производственное объединение с большой экспериментальной базой, входившее в Министерство химической промышленности. Я с нуля организовал лабораторию гигиены и токсикологии, оснастив ее самой передовой аппаратурой того времени. Исследовали интереснейшие вопросы, решали сложные задачи в области тонкого органического синтеза красителей и полупродуктов, а также оборонного и космического комплекса, активно занимались развитием международного сотрудничества и обмена профессиональным опытом. Я стал консультантом «Интерхима» по вопросам химической безопасности, многократно принимал участие в научно-практических семинарах и совещаниях за рубежом.
В дальнейшем мне довелось создавать в РФ систему государственной регистрации потенциально опасных химических и биологических веществ. Я возглавил, созданное для этой цели, госучреждение «Российский регистр потенциально опасных химических и биологических веществ». Мы разработали современную информационно-поисковую систему опасных веществ мирового уровня, позволяющую анализировать состояние химической безопасности России. На протяжении 15 лет я представлял Россию в органах химической безопасности системы ООН, на заседаниях межправительственных комитетов, был руководителем официальных делегаций нашей страны, участвовал в разработке основных международных конвенций по химической безопасности
– Как Вы, с высоты возраста и мудрости, относитесь к Израилю и еврейству?
– Каждый год обязательно бываю в Израиле, у меня там живут сын, невестка, внучка… Мое любимое место в Израиле – тихая Тверия на озере Кинерет. Восхищаюсь этим государством и людьми, зеленым раем, раскинувшимся в пустыне.
Вообще, очень люблю еврейство, много размышляю о судьбах Народа и Израиля. Посетил почти все основные синагоги и еврейские музеи Европы. На моей книжной полке – Тора, Мишна, Талмуд, книги по истории, все читаю, изучаю. Считаю, что есть еще много сложных, слабо разработанных вопросов: например, генезис многомиллионного ашкеназского еврейства, либерализм и проблематика еврейской избранности… Про себя знаю, что я – еврей до глубины души, и хочу, чтобы моим потомкам передалось одно из главных моих сильных качеств – разумность, масштабное мышление.
