Донья Инес де Асбахе и Рамирес де Сантильяна, более известная как Сор Хуана Инес де ла Крус (12 ноября 1648 – 17 апреля 1695)
Мексиканская писательница, философ, композитор и поэт эпохи барокко, монахиня-иеронимитка. Ее заслуги как истинного мастера испанского Золотого века принесли ей прозвища “Десятая муза” или “Феникс Америки”, поскольку она была, вероятно, самым выдающимся автором всей истории испанской Америки и пламенем, поднявшимся из пепла “религиозного авторитаризма”.
«Зачем, о свет, меня терзаешь ты?
Ужель обидно так моЕ стремленье
возвысить красотой свои сужденья,
сужденьем не унизив красоты?
Мне чужды о сокровищах мечты,
ищу лишь для ума обогащенья:
опасны о богатстве размышленья —
они доводят ум до нищеты…»
Эти строки написаны мексиканской поэтессой Хуаной Инес де ла Крус, женщиной, щедро одаренной Богом, который уготовил ей, однако, очень непростую судьбу.
Хуана Инес де Асбахе-и-Рамирес де Сантильяна (таково было светское имя поэтессы) родилась 12 ноября 1651 года в поместье Сан-Мигель-де-Непантла близ Мехико. Это была удивительная девочка. Вот что сама Хуана Инес пишет о своем детстве: «Едва забрезжил во мне первый луч разума, как вместе с ним пробудилась страсть к познанию, страсть столь пылкая и неодолимая, что ни чьи укоры, а их было множество, ни мои собственные сомнения, коих тоже было немало, не в силах были принудить меня отступить от того, чего властно требовала моя натура и что было вложено в меня Богом…»
И действительно, уже в раннем детстве Хуана обнаружила редкие способности и необыкновенную тягу к знаниям. В трехлетнем возрасте она выучилась читать, к шести годам легко освоила премудрости письма, к этому же времени относится и ее первый поэтический опыт — гимн в честь праздника Тела Господня, а в восемь лет ею были написаны первые серьезные поэтические произведения.
Узнав, что в Мехико есть университет, в котором обучают разным наукам, маленькая Хуана умоляла родителей переодеть ее мальчиком и отправить в столицу учиться. Родители были непреклонны. Эпоха для творческой, сильной личности, жаждущей познаний, была не самой простой. В Испании, чьей колонией являлась Мексика, горели костры инквизиции. Положение женщины в испанской аристократической среде было и вовсе не совместимо с творчеством и занятиями наукой. Традиционно оно ограничивалось замужеством и придворными обязанностями. Но Хуана не смирилась, с головой погрузившись в многочисленные книги из дедовской библиотеки, она продолжала познавать мир, так интересовавший ее, и никакие угрозы и наказания не в силах были отвратить ее от этого занятия. Ибо, как пишет Хуана Инес в своих стихах:
…На свете ничего
нет выше разума от века.
Не посягает даже бог
На разуменье человека…
Наконец родители, видя столь неодолимое влечение дочери к различным наукам и ее незаурядные способности, уступили и отправили Хуану к родственникам в Мехико. В столице она продолжила свое образование.
При дворе вице-короля заговорили о необыкновенно одаренной девочке. Хуану Инес де Асбахе жалуют званием придворной дамы и устраивают ей нечто вроде публичного экзамена, на котором в роли экзаменаторов выступают выдающиеся умы Мексики. Хуана отвечает на вопросы по теологии, философии, математике, истории, читает свои произведения и с честью выходит из этого труднейшего испытания.
Хуана Инес де Асбахе становится первой дамой мексиканского двора. Она умна, красива, доброжелательна, любимица вице-королевской четы. Ее расположения добиваются многочисленные поклонники. Ей всего лишь четырнадцать лет. Но ей тесно в этом мирке злословья и интриг.
«Придворной Музе угодить
ты сможешь при одном условье:
злословьем в меру поперчив
ей кушанье из славословья».
В шестнадцать лет она уходит в монастырь и спустя год принимает монашеский чин в монастыре Сан-Херонимо, где проводит последующие двадцать семь лет своей жизни под именем Хуаны Инес де ла Крус.
Многие исследователи жизни и творчества поэтессы склонны считать, что ее побудила к этому несчастная любовь. Но сама Хуана Инес о своем решении уйти в монастырь пишет следующее: «Я сделалась монахиней, хотя полагала, что монашество содержит много несовместимого с моей натурой, однако при моем полнейшем неприятии замужества положение монахини представилось мне более соответственным и достойным в том выборе, с помощью коего жаждала я обрести независимое и надежное будущее. В стенах монастыря уповала я умиротворить дерзостные помыслы моего разума…»
В пользу ее выбора говорит то, что в Мексике второй половины XVII века монастыри служили своеобразными очагами культуры. По отзывам современников, монастыри в колониях пользовались свободой столь исключительной, что это вызывало безмерное удивление путешественников не только духовного звания, но и светских. В монастыре в часы свободные от обязанностей, предписанных уставом, она продолжает свои занятия науками. Ее келья скорее напоминает кабинет ученого: библиотека, насчитывающая к концу ее жизни более четырех тысяч томов, географические карты, чертежи, приборы для опытов… Она вкусила, наконец, в полной мере радость познания. Сестру Хуану увлекало все: философия, история, физика, математика, риторика… Многие часы были отданы музыке и, конечно же, поэзии. По ее собственному признанию: «Сочинительство для меня не пустая прихоть, а потребность души, дарованная свыше…»
Но и монастырские стены не принесли ее желанного покоя, никто не понимал ее. Одни завидовали и ненавидели, другие, искренне желая ей добра, считали, что занятия наукой несовместимы со служением Господу. Она все чаще склонялась к мысли о том, что человек, выделяющийся среди прочих своими незаурядными способностями, воспринимается окружающими враждебно, так как им представляется, что он похищает похвалы и восторг, которых они жаждут, и поэтому они делаются его гонителями. Вот, что она пишет: «О, роковой знак, делающий нас мишенью зависти и предметом нападок!.. Ангел лишь потому выше человека, что более способен к проникновению во все сущее. У человека перед животным нет другого преимущества, как только в наличии разума, но, поскольку никто не желает быть ни в чем ничтожнее прочих, то ни один не признает, что другой разумеет более его, ибо сие означало бы, что другой выше его по самой своей сути».
Больше всего ее тяготило то, что ей не с кем было поделиться своими сомнениями или радостью открытия, негде было применить на практике свои знания. Хуана Инес де ла Крус, впервые в истории Латинской Америки осудившая рабство, выступавшая за право женщин на образование и участие их в общественной жизни страны, где и у кого она могла найти поддержку в мире, который еще не был готов принять столь прогрессивные идеи. Она значительно опередила свое время. Но кто и как может поспорить со Временем, пока он жив? Бессмертие… это уже другая история.
Так проходили годы. Поиск… Сомнения… Разочарование…
Бессилие что-либо изменить, приводило ее в отчаянье:
Ужель ты мнишь, мой ум унылый,
что божья милость призвала
тебя решить неразрешимый
и вечный спор добра и зла?
Вероятно, в последние годы своей жизни сестра Хуана усомнилась в правильности сделанного ею выбора, не случайно в ее стихах мы находим такие строки:
В плену у первозданной лени
усни мой ум, и мне верни
убитые на размышленья,
у жизни отнятые дни».
Но изменить что-либо было уже невозможно.
1695 году в Мехико вспыхнула эпидемия чумы. Ухаживая за больными монахинями, сестра Хуана заболела, и умерла 17 апреля 1695 года в возрасте сорока трех лет.
Но остались стихи, в которых продолжает жить ее не знавшая покоя душа.
СОНЕТ
В котором судьба осуждается за двуличие
Какую я обиду нанесла
тебе судьба? Какое злодеянье
свершила я, коль тяжесть наказанья
все мыслимые грани превзошла?
Столь беспощадна ты ко мне была,
что верю я: ты мне дала сознанье
лишь для того, чтоб я свои страданья
еще острее чувствовать могла…
Мне вслух ты не жалела славословья,
под ним хулу и ненависть тая;
от ласк твоих я истекаю кровью…
Но, видя, сколь щедра судьба моя
и сколь я взыскана ее любовью,
никто не верил, что несчастна я.
СОНЕТ
В котором лицемерная надежда осуждается
За скрытую в ней жестокость.
Надежды затянувшийся недуг,
моих усталых лет очарованье,
меня всегда на равном расстоянье
ты держишь от блаженства и от мук.
Твоих обманов вековечный круг
весов не допускает колебанья,
чтоб ни отчаянье, ни упованье
одну из чаш не накренило вдруг.
Убийцей названа ты не напрасно,
коль заставляешь душу ежечасно
ты равновесье вечное хранить
меж участью счастливой и несчастной
не для того, чтоб жизнь мне возвратить,
но чтоб мою агонию продлить.
СОНЕТ
В котором смерти отдается предпочтение перед старостью
Великолепья пышного полна,
о, роза, ты — источник восхищенья!
Была природой при своем рожденье
ты в пурпур и кармин облачена.
Так радуйся, пока тебе дана,
увы, недолгая пора цветенья;
пусть завтра смерть придет, но наслажденья,
что ты вкусишь, не отберет она.
Она сорвет тебя рукой бесстрастной,
но мнить себя должна счастливой ты,
что умираешь юной и прекрасной.
Чем видеть, как прелестные черты
уродуются старостью ужасной, —
уж лучше смерть в расцвете красоты.
