Оригинал материала
Автор статьи: И.Семибратова
“Певцом национальных восторгов” назвал И. Е. Репин Сергея Митрофановича Городецкого, поэта и прозаика, переводчика, драматурга. Обширное и неровное его творчество отмечено постоянным интересом к народным истокам, живописным образам, идущим от старинных легенд и поверий, живостью и естественностью стиха.
Родился Городецкий в Петербурге в семье земского деятеля, действительного статского советника, сотрудника Министерства внутренних дел, литератора-этнографа и художника-любителя, большого ценителя искусства. Мать Сергея в юности была знакома с И. С. Тургеневым; в доме родителей бывали видные писатели и художники, среди них – В. С. Соловьев, Н. С. Лесков, подаривший мальчику “Левшу” с автографом. С детства почувствовал будущий поэт тягу к литературе, полюбил Пушкина, Кольцова, Никитина.
После смерти отца девятилетний мальчик испытал нужду: мать осталась с пятью детьми, и с шестого класса гимназии он подрабатывал уроками. В 1902 г. Городецкий поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета и, как позже признавался в автобиографии: “Погнался за тремя зайцами: наукой, живописью и поэзией. Ни одного еще не догнал, но и ни один еще не убежал от меня”. Он увлеченно занимался славянскими языками, историей искусств, русской литературой. В университете в 1903 г. познакомился со студентом Александром Блоком и подружился с ним. В его квартире Городецкий читал свои ранние стихи, выставлял рисунки, позже состоял с Блоком в переписке, делясь раздумьями о жизни и искусстве.
Поэта занимали мировоззренческие проблемы, он рассказывал потом о своих духовных скитаниях, увлечении античностью, славяноведением, отечественной культурой, философией Ницше и Бергсона. Незрелость, подчас двойственность эстетических взглядов отразились в его творчестве. Глубоко переживал он поражение России в войне с Японией, часто думал в ту пору о гибели мира и собственной смерти. В результате складывался первый стихотворный сборник, на тематику которого повлияли летние поездки 1901-1905 гг. в деревни Псковской губернии. “Все свободное время я проводил в народе, на свадьбах и похоронах, в хороводах, в играх детей. Увлекаясь фольклором еще в университете, я жадно впитывал язык, синтаксис и мелодии народных песен. Отсюда и родилась моя первая книга “Ярь””,- писал Городецкий. Первая публикация его стихов была сделана Брюсовым в журнале “Весы” за 1906 г. (No. 6), а “Ярь” вышла в декабре того же года (на титуле обозначен 1907 г.). “Ярь – все то, что ярко: ярость гнева, зеленая краска – ярь-медянка, ярый хмель, ярь – всходы весеннего сева, ярь – зеленый цвет.
Но самое древнее и глубокое значение слова Ярь – это производительные силы жизни, и древний бог Ярила властвовал над всей стихиею Яри”,- разъяснял смысл названия книги “молодого фавна” М. Волошин, увидевший в ней слияние древней подлинности с младенческим откровением. Высоко оценили сборник Блок, Вяч. Иванов, Брюсов. Музыку на стихи поэта сочиняли А. Г. Гречанинов, С. Н. Василенко и др. Образы древнеславянской языческой мифологии воплощали у Городецкого красоту и мощь природы, поэтизировали стихийную силу человека, а в разделе “Зачало” представала космическая картина возникновения мира (“Солнце”, “Луна”, “Земля”, “Хаос” и др.). В небольших циклах “Рождение” (“Свет зеленый, свет небесный…”, “Ты была самой любовью…”, “Преодолей небытие…” и др.), “Смерть” (“Я онемел и не дерзаю…”, “Пришла и постучалась…”, “Я оплакал себя, схоронил…”), “Отец и сын”, “Великая мать” поэт касался тайн бытия, а в других стихотворениях сборника воссоздавал многоцветный полуреальный образ Древней Руси, близкий живописным произведениям Васнецова, Кустодиева, Рериха. Языческая мифология представала в стихах, рисующих древние божества (“Рождение Ярилы”, “Ставят Ярилу”, “Барыбу ищут”), причем автор причудливо сплетал отголоски языческих верований с собственным вымыслом, творчески преобразовывал мотивы народных песен и заклинаний, так, воспроизводя, например, обращение к богу жриц:
“Ярила, Ярила,
Высокий Ярила,
Твои мы.
Яри нас, яри нас
Очима.
Конь в поле ярится,
Уж князь заярится,
Прискаче.
Прискаче, поиме
Любую.
Ярила, Ярила,
Ярую!
Ярила, Ярила,
Твоя я!
Яри мя, яри мя,
Очима
Сверкая!”
(“Славят Ярилу”, 16 июля 1905)
В этой и во второй своей книге “Перун” (1907), объединенной в издании 1910 г. с первой под общим заглавием “Ярь”, Городецкий разносторонне освещал языческую тему (“Встреча Ярилы с Перуном”, “Проводы”, “Стрибог”, “Тар”), отдавал дань народным поверьям (“Чертяка”, “Юдо”, “Лунный старик”, “Колдунок”). То светлые, борющиеся с порождениями темного начала образы (цикл “Светозор”), то мрачные создания, навеянные народной фантазией, а чаще просто выдуманные автором (“Яга”, “Огневка”, “Змеюка”), сменялись в книге легендарно-балладными сюжетами (“Ворон”, “Филин”, “Клен”, “Алый Китеж”), песенными вариациями (“Росянка (Хлыстовская)”, “Веснянка”, “Осенница”), богатыми звукописью:
Звоны-стоны, перезвоны,
Звоны-вздохи, звоны-сны.
Высоки крутые склоны,
Крутосклоны зелены.
(“Весна (Монастырская)”, 15 апреля 1906)
Празднично-яркому, полусказочному быту (цикл “Теремок”), лубочно щедрому миру чувств (цикл “Заколдованная любовь”) контрастно противостояли картины городской жизни (“Улица”, “Окна”), подневольного фабричного труда, продажной любви, вымученного недолгого веселья, беспросветно-тягостных дней в трущобах (цикл “Работа”: “На каторгу”, “Прачка”, “Пастораль”, “Хозяйка”). Ущербное население городов (“Уроды”, “Городские дети”) вызвало у поэта сочувствие, желание познать лучшее грядущее, интонации, близкие к некрасовским.
О лица, зрелища трущобных катастроф,
Глухие карты тягостных путей!
Невольный голос ваш печален и суров,
Нет повести страшнее ваших повестей.
(“Людские лица”, 1907)
“На волю – услышать про новую долю” зовет автор в стихотворении “На массовку” – своеобразном отзвуке революции 1905 г.
Стремление к звуковой изощренности, нарядности стиха, мажорному его звучанию, молодой задор, избыток сил преобладали в раннем творчестве Городецкого. Как пример “совершенного по красочности и конкретности словаря” Блок в статье “Краски и слова” приводил его стихотворение:
Не воздух, а золото,
Жидкое золото
Пролито в мир.
Скован без молота –
Жидкого золота
Не движется мир.
(“Зной”, апрель 1905)
“Весь какой-то белый, светлый… Постоянная улыбка. Что-то очень русское, задорное. Какой-то Васька Буслаев”,- писал о молодом Городецком, читавшем свои стихи на “башне” Вяч. Иванова, Д. В. Философов. Сам хозяин “башни”, пленившись поэзией и личностью Городецкого, в стихотворном цикле “Эрос” (1906) создал “символическую” маску Юного Поэта. Одноименную роль тот успешно сыграл в пьесе Ф. Сологуба “Ночные пляски”. Символисты стремились тогда найти русскую почву, напиться “у пращуров той силой, которая иссякала в утонченности его ведущих представителей” (Д. И. Святополк-Мирский). Городецкий, сменивший затем несколько литературных платформ, сотрудничал в их печатных органах, разделяя идею “свободы творчества”, интерес к “музыкальному началу” в поэзии, приверженность к “поэтической форме” стиха. В 1906 г. он организовал при Петербургском университете “Кружок молодых”, где на литературных вечерах выступали студенты, любители и профессионалы-писатели (Блок и др.). В автобиографии Городецкий писал: “В “Кружке молодых” созрел мой разрыв с Олимпом символистов, со “средами” Вячеслава Иванова, где появились отчетливые мистические тенденции”. Одно время он, однако, разделял идею “мистического анархизма” Г. Чулкова, провозглашавшего “непримиримое и революционное отношение ко всякой государственности и институту собственности”, увлекался “мифотворчеством” Вяч. Иванова, заявляя: “Я вячеславнее… чем сам Вячеслав”. Через три года после выхода “Яри” он отказался от прославления некрещеной Руси и причислил себя к носителям “жизнерадостной дионисийско-христианской идеологии”.
В сборниках “Дикая воля” (1908) и “Русь” (1910) на смену буйной радости первых книг пришли мотивы грусти и печали, тревоги за родную землю:
Мне тяжело, как в первый день,
Как в первый день ночного горя,
Когда впервые бросил тень
Закат на даль земли и моря…
(“Элегии, 1”, 1907. Кресты)
На тональности этого и ряда других стихотворений (цикл “Тюремные песни”) сказался личный опыт автора: в 1907 г. он был посажен в царскую тюрьму “Кресты” за перевоз из Финляндии в Петербург запрещенного в столице “Историко-революционного альманаха”, вышедшего в издательстве “Шиповник”.
Значительных художественных открытий в книге “Дикая воля”, по мнению критики, не было. Но, считая себя “волей божьею поэтом”, автор полагал, что движется к новым свершениям:
Теперь иное назначенье
Открылось духу моему,
И на великое служенье
Я голос новый подыму.
(1 сентября 1907)
Это служенье виделось ему в воспевании родной земли, о которой в программном, открывающем одноименный сборник стихотворении Городецкий писал:
Русь! Что больше и что ярче,
Что сильней и что смелей!
Где сияет солнце жарче,
Где сиять ему милей?
(“Русь”,1907)
Беспощадно суждение Блока: “Если бы исполнение последней книги стихов С. Городецкого соответствовало ее замыслу, было бы уместно говорить о самом замысле, о том страшном, многоголовом чудовище, именуемом “Русью”, которое из рода в род влечет и губит своих певцов. Но исполнение не соответствует замыслу. Книга “Русь”, несмотря на присутствие в ней нескольких удачных стихотворений (“Весна”, “Золотой Спас”, “Свирель в метелях”), строф и образов (“дожди ушли столбами”, гроза “просвистела” дождями, “свирельный гимн по небу плыл и падал в тихие снега – на занесенные луга”),- лишена цельности. В ней нет упорства поэтической воли, того музыкального единства, которое оправдывает всякую лирическую мысль; нет и упорства, которое заставляет низать кольцо за кольцом в целую цепь. Это – книга переходная, полунаписанная, а потому достойная внимания только как страница биографии талантливого поэта”.
Сам автор связывал рождение книги с поездкой на Волгу, к истокам Суры, где еще “бытовала древняя Русь” и куда он отправился вместе с молодой женой, начинающей актрисой Анной Алексеевной Козельской, которую называл Нимфой. В стихотворениях “Гаданье”, “Сваты”, “Витязь” воплощались мотивы народного творчества, вошедшие и в следующий сборник “Ива” (1912), посвященный композитору А. К. Лядову, с которым поэта объединяла тесная дружба и любовь к русскому фольклору.
“Ивану Никитину” – одно из стихотворений книги, обращенных к поэту, научно подготовленный двухтомник которого Городецкий издал в 1911 г. со своей вступительной статьей и примечаниями. Он присутствовал на открытии памятника Никитину в Воронеже, а в своем творчестве развивал его и некрасовские традиции. “Привязанность к неведомым медвежьим углам родины и соболезнование обиженным судьбою” отметил в “народных” стихах Городецкого поэт В. Нарбут. Стихотворения “Странники”, “Нищая”, “Горшеня”, циклы “Захолустье” и “Калики-калеки” особенно отчетливо отражали эту сторону интересов автора.
“Читая его стихи, невольно думаешь больше, чем о них, о сильной и страстной и вместе с тем по-славянскому нежной, чистой и певучей душе человека, о том расцвете всех душевных и физических сил, который за последнее время начинают обозначать словам “акмеизм””,- писал анонимный рецензент “Гиперборея”. Этот журнал и журнал “Аполлон” стали литературной трибуной нового течения, зародившегося в образованном в 1912 г. кружке “Цеха поэтов” (названном Блоком “Гумилевско-Городецким обществом”) и окончательно сформировавшегося в опубликованных в No. 1 за 1913 г. в “Аполлоне” статьях Н. Гумилева “Наследие символизма и акмеизм” и С. Городецкого “Некоторые течения в современной русской поэзии”. По мнению последнего, акмеизм являлся выразителем борьбы “за этот мир, звучащий, красочный, имеющий формы, вес и время, за нашу планету Землю”. В отличие от символистов, “у акмеистов роза опять стала хороша сама по себе, своими лепестками, запахом и цветом, а не своими мыслимыми подобиями с мистической любовью или чем-нибудь еще”,- писал Городецкий.
Свое понимание акмеизма он воплотил в цикле стихов, созданных под впечатлением двух поездок в Италию (1912-1913). Книга “Canti d’Italia” (“Песни Италии”), однако, не была издана. Но “вереница восьмистиший” – сборник “Цветущий посох” (1914), одобрительно названный Гумилевым “поворотным пунктом” в творчестве поэта, тоже находится в русле акмеизма. В посвященном Н. Гумилеву стихотворении Городецкий говорил:
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных тайн и ветхой мглы –
Вот подвиг первый. Подвиг новый –
Всему живому петь хвалы.
(“Просторен мир и многозвучен…”)
В “Цветущем посохе” это стихотворение входит в цикл “Друзьям”, другие произведения которого посвящены матери (“Шестидесятница родная!”), Ф. Тютчеву (“В лавочке тесной милого глупца”), К. Бальмонту (“Бальмонт, наш пленительный, сладостный гений…”), Николаю Клюеву (“Как воду чистую ключа кипучего…”), Сергею Клычкову (“Родятся в комнатах иные…”), О. Э. Мандельштаму (“Он верит в вес, он чтит пространство…”), Анне Ахматовой (“В начале века профиль странный…”) и др.
О времени, жизни, переживаниях поэта – цикл “Себе” (“Как жизнь любимая проклята…”, “Невыразимых слов движенье…”, “Какие-то песни в душе отзвучали…”, “Я быть жестоким не умею…” и др.). Интимная лирика представлена в цикле “Нимфе” (“В томленье вешнем уста с устами…”, “Непостижима ты, и все непостижимо…”, “Над морем лежу, на скале распростертый…” и др.).
С 1908 г. Городецкий пишет также прозу, продолжая традиции Пушкина и Лермонтова – “быть одновременно прозаиком и поэтом”. Но его рассказы и повести (“Кладбище страстей” (1909), “На земле” и “Старые гнезда” (1914), “Адам” (1915)) не пользуются успехом. Не был издан роман “Сезон” (1915), неудачна и судьба драматургии Городецкого: трагедия “Марит” (1908), комедия “Темный ветер”, “Слепые дети” и другие пьесы не опубликованы и не поставлены. Выделяются в творчестве Городецкого и стихотворения цикла “В саду у Репина” (1914), опубликованные к 70-летию художника в специальном номере “Нивы”.
Бурно приветствовал поэт начало первой мировой войны, увидев в ней начало обновления своей страны, призванной возглавить славянские народы. Он почувствовал себя бардом “великой державной России”. “Я был захвачен ура-патриотическим угаром”,- вспоминал Городецкий. В стихотворении, посвященном памяти знаменитого летчика Нестерова, есть такие строки:
Слава войску крылатому, слава!
Слава всем удальцам-летунам!
Слава битве средь туч величавой!
Слава русским воздушным бойцам!
(“Воздушный витязь”, 1914)
Это и другие стихотворения той поры (“Женщинам”, “Молитва войне”, “Строитель Даниил”) вошли в сборник “Четырнадцатый год” (1915).
Весной 1915 г. к Городецкому с запиской от Блока приходит С. Есенин, чья лирика вызвала восторженную реакцию старшего поэта. Вместе с А. Ремизовым Городецкий организует литературный кружок “народных писателей” “Краса” и одноименное издательство, а затем “общество содействия развитию народной литературы” – “Страда”, куда привлечены Есенин, Клюев, Клычков, Ширяевец. Н. Рерих, И. Репин, Вяч. Иванов поддерживали это объединение, а 3. Гиппиус и А. Блок скептически отнеслись к “пейзанистам”. В ноябре 1915 г. союз Городецкого с Есениным и Клюевым распался, и разочарованный в литературной деятельности поэт уехал на Кавказский фронт корреспондентом газеты “Русское слово”.
“Когда я, лихо оседлавший коня с экзотической кличкой Курд, очутился на дороге, покрытой трупами наших солдат, и увидел колеи, забитые ранцами, окровавленными бинтами и шинелями,- я впервые понял, куда привело меня петербургское легкомыслие. Я понял, чем расплачивается Россия за участие в этой войне”,- вспоминал Городецкий. Он проникся горячим желанием служить правде, осознал бессмысленность кровавой бойни, зло и справедливо писал о ней, и после сатирического очерка “Три генерала” его перестали печатать.
Поэт отправился в Турецкую Армению, где, “…видя нищету и разорение, собирая сирот на дорогах, где белели затоптанные в прах кости армянского народа, […] начал освобождаться от империалистических иллюзий”. В 1918 г. в Тифлисе вышел его сборник стихов “Ангел Армении”, посвященный Ованесу Туманяну и воссоздавший трагические, берущие за сердце картины измученной, но не побежденной страны (“Арчак”, “Ван”, “Путница”, “Руки девы”, “Цветение смерти”, “Душевнобольная”, “Панихида” и др.).
Узнать тебя! Понять тебя! Обнять любовью,
Друг другу двери сердца отворить.
Армения, звенящая огнем и кровью,
Армения, тебя готов я полюбить.
(“Армения”, 13 апреля 1916)
Городецкий написал также прекрасный очерк об этой земле “Жизнь неукротимая”.
Февральскую революцию поэт встретил в Персии, работая в лагере солдат, больных тифом. Он чудом не погиб, а в печати даже появилось извещение о его героической смерти.
С Кавказом связано несколько последующих лет деятельности Городецкого. Ко времени октябрьских событий он жил в Тифлисе, печатаясь в газете “Кавказское слово”, сотрудничал с Г. Г. Нейгаузом и К. Н. Игумновым в Тифлисской консерватории, читая лекции по эстетике, в 1918 г. редактировал издававшийся там же журнал “Арс” (“Искусство”), создал местный “Цех поэтов”, где проводил занятия с литературной молодежью. Часто бывали на “средах” объединения Тициан Табидзе, Паоло Яшвили, Валериан Гаприндашвили. Вместе с братом известного скульптора – П. Д. Меркуровым – Городецкий организован сатирический журнал “Нарт”, в котором критиковал меньшевистское правительство Грузии и его лидера – Жордания, за что был выслан из Тифлиса.
Обосновавшись в Баку у родных, он перебивался случайными заработками, безуспешно рвался в Россию:
Как к неведомому раю,
Из глуши моих ночей
Вдаль я руки простираю
К милой родине моей.
Горе метит долю нашу,
Нет на родине венца.
Но хочу испить я чашу
Вместе с нею до конца;
(“Ностальгия”, 1918)
В его стихотворения прочно входит социальная тематика. Поэт раскрывает трагедию порабощенного труда на предприятиях азербайджанских нефтепромышленников (“Зых”, “Промысла”), разоблачает империалистический гнет (“Восточный крестьянин”), приветствует “свободы радостные зовы” (“Призыв”). Обличающее тиранию голландских “цивилизаторов” на Яве стихотворение “Кофе” Анри Барбюс печатает в газете “Юманите” в переводе на французский, переводят его также на английский и голландский языки.
С установлением на Кавказе советской власти в 1920 г. Городецкий ведет разнообразную работу в культурных учреждениях Баку: редактирует журнал “Искусство”, выходивший на русском и азербайджанском языках, руководит отделом художественной агитации и пропаганды в Закавказском отделении РОСТА, рисует плакаты, сочиняет к ним тексты и агитчастушки, читает для рабочих и красноармейцев лекции и стихи, возглавляет литчасть политуправления Каспийского, а затем Балтийского флота, а в 1921 г. переезжает в Москву, где работает в литературном отделе газеты “Известия” и вместе с Н. Асеевым заведует литературной частью Театра революции.
Поэт много времени уделяет литературной молодежи, поездкам по стране. Он выступает перед рабочими Курска, Киева, Казани, Ростова, Владикавказа, знакомит читателей с поэтами братских республик, переводя О. Туманяна, Я. Коласа, Я. Купалу, П. Тычину и др. Выпускает он и свою первую советскую “книгу “Серп” (1921), как отмечала критика,- “сплошной гимн советской власти”. Брюсов, например, считал, что Городецкий нашел в себе живой отклик на современность: “Его стии – шаги вперед, а не топтанье на месте, именно в том, что он взялся за новые темы”. “Орфеям Севера”, “Пролетарским поэтам”, “Воскресник”, бакинские стихи – произведения неровные, то тяготеющие к ритмам и лексике “Яри”, то к элегическим интонациям акмеизма, то к агитационной прямолинейности плаката.
О переменах в жизни страны, собственной судьбе, товарищах по перу поэт размышляет в сборниках “Миролом” (1923), “Из тьмы к свету” (1926), “Грань” (1929). Чувством истории, связи с народными корнями, песенно-былинной напевностью проникнут цикл “Исстарь” со стихотворениями “Русь” (“Медведя на цепи водила…”), “Красномосковье”, “Питер”, где отчетливо звучит антицерковная, атеистическая тематика, ранее несвойственная Городецкому.
Волнует его и боль родной земли (“Сытому”, “Голод на Волге”, “Убийство селькора”) и иные края (“Европа”, “Индия”). Образы новых людей (“Делегатка”), советский быт (“Ключ”, “Ясли”) поэт воспевает как знак светлых перемен в жизни общества.
Он осуждает заблуждения молодости, стремится сбросить груз былого, выступает с покаянием:
Я все ношу в себе отравы,
Что Русь рабов хотела дать,
Чтобы ни радости, ни славы
Мне не изведать никогда.
(“Ненависть”, 1922. Москва)
Трагедия гражданской войны на Кубани отражена в его “Былинке”, предвосхищающей эпилог “Думы про Опанаса” Э. Багрицкого. Немало скорбных строк, посвященных близким и дорогим людям, собрано в цикле “Стихи ушедшим” (“Владимиру Юнгеру”, “Велимиру Хлебникову”, “Валерию Брюсову”, “Николаю Гумилеву”, “Александру Ширяевцу” и др.). Неутешная боль переполняет стихотворение “Александру Блоку”:
Ушел любимый. Как же голос
Неизъяснимый не услышим,
Тогда на сердце станет голо,
Когда захочется быть выше?
(“Увенчан терном горькой славы…”, 1921. Баку)
Особые, незатертые слова находит поэт для выражения своей печали в стихах “Сергею Есенину” и “Дмитрию Фурманову”. Из-за многих перенесенных потерь Городецкому порой казалось, что он окружен огромным кладбищем:
Напрягая последние силы,
Я ушел, обезумев весной,
Из огромной братской могилы,
Где почил мир, когда-то родной.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Но бывает, что в час унылый
Я боюсь быть один с тишиной.
И бегут родные могилы,
Кивая крестами, за мной.
(“Освобождение”, 1926)
Мучительная переоценка ценностей прошлого сочеталась с активной общественной жизнью – поэт организовал московский “Цех поэтов”, куда входили П. Антокольский и В. Инбер, И. Сельвинский и Г. Шенгели и др. В 1925 г. вышел подготовленный здесь сборник “Стык” с предисловиями А. Луначарского и С. Городецкого. Вел он и большую пропагандистскую работу в области литературы, создавал произведения для детей, написал повести “Памятник восстания” и “Черная шаль”, роман “Алый смерч”. Городу революции посвящена поэма “Красный Питер” (1928) – второй опыт создания крупной поэтической вещи после романтической поэмы “Шофер Владо” (1918). В творческой биографии автора это значительное произведение, хотя и несколько вторичное после “Двенадцати” Блока. Значительной вехой было стихотворение “Достоевский” (1929), в котором поэт пытался понять противоречивость великого романиста, но ему во многом мешал вульгарно-социологический подход.
Творческая активность 20-х гг. сменилась у Городецкого в 30-е гг. паузой, когда все реже писались оригинальные стихи, а преобладать стали переводы, подновленные либретто. В частности, им был написан новый текст к опере М. Глинки “Иван Сусанин”.
Великая Отечественная война застала Городецкого в Ленинграде, где он работал над либретто оперы “Орлеанская дева”. В первый день войны он написал и прочел по радио стихотворение “В ответ врагу” (позже названное “22-VI-41”):
Выходит в бой страна моя родная,
В столетьях закаленная борьбой.
Наполеона участь и Мамая
Ждет всех, кто вызывает нас на бой.
Патриотическим пафосом проникнуты стихотворения военных лет (“Древняя Русь”, “1812 год”, “Родной город”, “Партизанам”, “Иван Иванов” и др.). С чтением своих стихов (“Московская ночь” и др.) поэт не раз выступал в первые месяцы войны на призывных пунктах, собраниях и митингах. Позже они вошли в сборник “Думы”, изданный в 1942 г. в Ташкенте, где автор был в эвакуации.
В 1945 г. Городецкий перенес тяжелую потерю – смерть верного друга и соратника всей творческой жизни, жены Анны Алексеевны Городецкой (Нимфы), которой посвятил стихотворение “Послесловие” (1947). В тот же год в Минске вышла его книга “Песня дружбы”, куда входили стихотворения “Янке Купале”, “Дядька Костусь”, “Тоска по любимой”, “На братских могилах” и др. Лирическая поэма “Три сына”, написанная в военные годы история надежд и утраченных иллюзий старого финна и его детей, обманутых гитлеровской пропагандой, была опубликована лишь в 1956 г. В тот год после долгого перерыва в центральной печати вновь появилось имя Городецкого, вышла книга его избранных произведений. Труды маститого поэта в области переводов были отмечены и у нас, и за рубежом – в Польше, Болгарии. В Литинституте он вел семинар заочников, вновь обратился к лирике. Мудро и жизнеутверждающе звучат его стихи последних лет:
Я жизнь любил так солнечно, так страстно,
Как может юный девушку любить.
Без страха шел я по тропе опасной,
И ничего не должен я забыть.
Среди восторгов, бедствий и тревог
Я, как солдат на фронте, сердце сжег
(“Раздумье”, 17 июля 1964. Обнинск)
Умер Городецкий в июне 1967 г. на 84-м году жизни. Всего себя он посвятил поэзии, введенный в нее Блоком, увлекался живописью, одобренный Репиным, любил музыку. Одно из последних его стихотворений посвящено подруге дочери – замечательной арфистке Вере Дуловой. О ее чудесно звучащем инструменте он писал:
Я весь в ее волшебной власти,
В ее ласкающих струях.
И кажется, что эти звуки
На волю выведут меня
Из праздной скуки, душной муки
Ушедшего бесплодно дня.
(“Арфа”, 1967)
Так, словно под звуки арфы, покидал мир еще один вдохновенный мастер серебряного века, названный Блоком “высоким поэтом”.
СТИХОТВОРЕНИЯ И ПОЭМЫ
основные прижизненные издания
Ярь.- СПб., 1907 (2-е изд.-1910).
Перун.- СПб., 1907.
Дикая воля.- СПб., 1908.
Русь.- М., 1910.
Ива.- СПб., 1913.
Цветущий посох.- СПб., 1914.
Четырнадцатый год.- Пг., 1915.
Изборник. Стихи 1905-1917 гг.- М., 1916.
Ангел Армении.- Тифлис, 1918.
Серп.- Пг., 1921.
Миролом.-М..
Пг., 1923.
Грань.- М., 1929.
Избранные лирические и лиро-эпические стихотворения. 1905-1935.- М., 1936.
Думы.- Ташкент, 1942.
Песня дружбы.- Минск, 1947.
Стихотворения. 1905-1955.- М., 1956.
Стихи.- М., 1964.
Стихи.- М., 1966.
Источник: С.Бавин, И.Семибратова. Судьбы поэтов серебряного века. Русская государственная библиотека. Москва: Книжная палата 1993.