Я по ступеням горных гряд
глаза вздымал со дна долины.
Вдали, приковывая взгляд,
вставала снежная вершина.
Среди ссутулившихся круч,
как бы приподнятая ими,
она несла рассветный луч,
сверкая гранями своими.
И, от наития далек,
я верил все неугасимей,
что чудодейственно зажег
свечу горы в небесной сини.
На удивление себе,
давно простясь с таежным домом,
на горной узенькой тропе
я с чувством встретился знакомым.
Не раз, у Кижской церкви встав,
глазами в сутемени летней
взбегал по луковицам глав,
чтоб духом воспарить с последней!
А тот знобящий стыд юнца,
когда по девичьему стану
взгляд добирался до лица
и останавливался странно?
О прнтяжепис луча,
когда он, виден еле-еле,
навстречу хлынет, клокоча,
рекой огней в конце туннеля!
Не ради ль этих вот минут,
навеки став душевной ношей,
в нас гармонически живут
виденья пиков и подножий.
В высь поднебесную пойдешь,
чтобы почувствовать шипами
своих подкованных подошв
живую близость с ледниками.
Ползти с уступа на уступ
и вдруг понять, смирив гордыню,
что бесполезен ледоруб,
когда душа не на вершине.
Но гул сомнений заглушив,
ты на скале отвесной где-то
коснешься краешком души
еще неведомого света.
