Опубликовано: газета “Карельская губерния”, 1999 года
Переговоры вела Н.Ермолина
Еще лет десять назад флюиды профессора философии Юрия Линника витали повсюду. Он выпускал большими тиражами книги стихов, выступал с универсальной обоймой передач на телевидении. Казалось, Линник – это наше ВСЕ. И это будет длиться всегда, как вечерняя сказка для малышей.
Но времена чуть-чуть сместились, и Линник выпал из поля зрения. Кому-то стало спокойнее, кому-то – скучнее. По результатам собственного журналистского расследования стало известно, что в январе профессор отпраздновал личное 55-летие. Это ли не повод расспросить его.
– Юрий Владимирович, куда вы подевались из нашей жизни? В последнее время не видно что-то Линника…
– А что, это заметно? На самом деле это сознательная позиция. Сегодня андеграунд стал понятием реликтовым, почти архаическим. Сейчас именно подполье, незаметность, тишина – спасительны. Зачем мне засвечиваться? Мне это не нужно. Перед современниками я уже засветился, теперь бы перед Богом… Я просто работаю, много езжу по России. Я уважаю Карелию как ландшафт, но не люблю ее как государственное образование. Эти годы, когда я исчез, самые удачные в моей жизни. Я много работаю.
– Что для вас на данный момент работа?
– Я создаю стихи, пишу философские трактаты, издаю альманахи. Для сравнения: за годы советской власти я издал восемь книг стихов, а за три последних года – двадцать три. Сейчас работаю над новой книгой о Сапфо. Она сказала о любви, что это сладостно-горькое чудовище. Этому и будет посвящена новая книга.
– Чтобы издать двадцать три книги в три года, нужно писать стихи, отвлекаясь только на чай и телефонные звонки. Это ж какую надо иметь производительность труда?
– У меня производительность графоманская. Но и за качеством слежу. Есть планка, ниже которой я не упаду.
– Плохие стихи выбрасываете?
– Плохих не пишу. Если стихи приходят не через благодать, то зачем их вообще писать? Вдохновение – это дуновение духа божьего. Если нет связи с ним, то и стихи твои будут жалкими.
– У вас в доме столько книг… Не давят они на вас, не вытесняют?
– С книгами у меня полный симбиоз. Я их люблю, они – меня. Сейчас на книжном рынке наступило время кайфа, когда купить можно буквально все. Я раз в месяц обязательно обновляю запас.
– Вы так много пишете, когда же читать?
– Я действительно больше пишу, чем читаю, но, когда пишу, приходится много перерывать литературы. Пишу об Акрополе – смотрю все по греческой культуре, увлекся темой богини Исиды – прохожусь по Египту. Все, что мне нужно для жизни, для работы, я могу найти в книгах. Так зачем мне люди?
– Самодостаточность?..
– Человек никогда не бывает одинок. Если не друзья и подруги, так мысли или ангелы. Одиночество недостижимо, к сожалению.
– В наших краях еще водятся ангелы?
– Да. Территория очень благодатная. У меня по жизни тоже есть свои постоянные спутники. С ними и благодаря им я и пишу, творю, думаю.
– Как человека думающего позвольте спросить: не душит скепсис, злоба при взгляде на день нынешний?
– Я ведь философ – и на все смотрю философски. Россия заслужила то, что с ней сегодня происходит. Поделом. Все оправдано. Я человек не церковный, скорее светский, но понимаю, что беда России в том, что она удалилась от Бога. Есть вещи, которые нельзя предавать. Конечно, больно, когда страдают люди, но это бич божий, причем бич не такой уж и страшный.
– Но ведь есть и жертвы…
– Происходит естественный отбор, в этом нет ничего удивительного. Я виталист, я не верю в политиков, а верю в выживание. Жизнь сильнее истории, сильнее интеллекта, она самоорганизуется. Не будет России, так будет нечто другое, такое же живое. Я – абсолютный оптимист. Я знаю, что идеология, знамена – все провалится, а жизнь зацепится и все перевернет. Viva! Жизнь!
– Вы столько лет уже преподаете. Не жалко тратить на студентов время, силы, знания? Они достойны такого матерого преподавателя?
– Все они разные люди. Нет единой студенческой массы, есть много уникальных личностей. Они мне интересны, они живые, темпераментные. Но они очень сильно себя распыляют, разменивают. Не знают, что такое любовь.
– А вы знаете, что такое любовь?
– Знаю. И пишу о ней. Любовь есть божественная энергия Эроса. Я не пуританин и не моралист. И даже в чем-то сторонник сексуальной революции, она расковала людей, сделала свободней. Но я сторонник красивой любви.
– У вас была красивая любовь?
– Почему “была”? Я пребываю в этом состоянии всегда. Даже самая несчастная любовь, даже боль и страдания подпитывают меня. Даже грусть и безответность.
– Кроме любви, у вас была еще одна привязанность – звездное небо.
– Я и сейчас ей не изменил. На даче у меня есть прекрасная обсерватория.
– И что нам звезды пророчат через ваш телескоп?
– Космос добр – и ничего дурного он не предвещает. Но у астрологов есть тенденция к толкованию. И если посмотреть на небо их глазами, то можно спрогнозировать, что в этом году из-за сближения Юпитера и Венеры у людей обострятся гетеросексуальные связи.
– А гомосексуальные связи вы не комментируете?
– Мне чужда и непонятна любая однополая тяга. Но если у людей такая структура, они имеют на это полное право – это биология. Меня печалит другое: маскулинизация женщин и феминизация мужчин. Я – за вечную женственность и за вечную мужественность.
– К технике у вас такой же традиционный подход?
– В отношении техники я, конечно, человек отсталый. Я не владею компьютером, я не гуляю по Интернету. Но, с другой стороны, что мне этот Интернет, если я через себя могу выходить туда, куда никакой компьютер не выведет. Я могу методом погружения в мысли выйти на такой виртуальный уровень, увидеть такой калейдоскоп, что любой компьютерный программист позавидует.
– На эти игры легко можно подсесть, как на наркотик. За это не приходится расплачиваться головой?
– Я не ищу в этих экспериментах самозабвения. Наркотик – это уход в Ничто. Я же пребываю в полном сознании и наслаждаюсь потоками мыслей. Не верьте тому, кто говорит, что это во вред или засасывает. Эти игры, наоборот, носят терапийный характер. Это освобождает от общения с людьми. Я в последнее время не люблю людей. Мне не интересно с ними. Я пишу диалоги, считай, что общаюсь с кем-то. Люди стали неискренни. Общение сломалось. Они идут к другим со стрессами. Так лучше быть необщительным, но самодостаточным. Главное – осознать, кто ты есть, знать, что ты – это очень многое.
– Вы прямо сейчас возьмете на себя смелость сказать: “Я – величина. Я это осознаю!”?
– Я знаю свое место в этом мире. И было бы гордыней говорить много раз “Я”. Я не бог. Я учусь быть богом, любить, как он.
– Пушкин тоже был скромным. Только раз себе позволил выкрикнуть: “Ай да Пушкин, ай да сукин сын!” Как вы отметите двухсотлетие Александра Сергеевича?
– Книгой стихов “Натали”. Обложку к ней, как и к другим книгам последних лет, мне сделает Тамара Юфа. Пушкина давно не брал в руки, но тяга к нему в последнее время великая. Мы все – дети Пушкина. Это чудо. Он вечно нов. Тут он и скептик, тут и рационалист, и демократ, и рыночник, и мистик.
– Как вы относитесь к недавним публикациям о том, что будто бы найден космогонический дневник поэта, где он дал подробную версию строения вселенной?
– Я думаю, все это мистификации. Народ у нас любит легенды, любит шутки шутить с великими людьми.
– А как проводит свой день “великий” Линник?
– Я встаю по-разному. Бываю ленив. Я не раб труда. Но и простаивать без дела не привык. Меняю темы, книги. Вот купил недавно альбом Кандинского. Полистаю его – уже отдохну. Или с подругой поговорю о поэзии – тоже отдых.
– А по классическим образцам не отдыхаете, что ли? Чтоб просто поваляться на диване без мыслей, без слов?
– Просто так я никогда не валяюсь. При мне всегда мой внутренний мир. И так непрерывно идет работа. Ведь человек даже во сне не прекращает работать.
– Вы никогда не были женаты. Может, это ваш внутренний мир ревностно оберегает вас от семейных уз?
– Я действительно всегда делал такое разграничение: либо я, либо мой мир. И потом, я помню, что сказал Сократ ученику на вопрос, жениться или нет: “Как бы ты ни поступил, все равно потом будешь жалеть”. Еще один показатель в пользу холостяков: из всех моих одноклассников один я холостой, остальные в разводе. Мне многие говорят: ну, как же так, ведь надо детей. А я отвечаю: “Книги – мои дети”.
– В таком случае, вы многодетный отец.
– Мой холостяцкий статус дает мне основание считать себя восемнадцатилетним. И, кстати, мои подруги, мои спутницы, они не стареют. Им всегда не больше двадцати лет. А с ними и я себя чувствую их ровесником. Мне даже говорят, что я стал писать юношеские стихи. И сам чувствую, что нахожусь на пороге неведомой новой жизни. И книга “Натали” вся пронизана свадебной темой, новизной. Это дает ощущение счастья. Счастья болезненного, извращенного, но все-таки… И мне так кажется, я скоро все начну сначала. Нет ни творчества, ни философского опыта. Я ничего еще не сделал…
