Весело ли Елисею
на Суме-реке?
Здесь не пашут и не сеют,
только вдалеке
реет низкое ветрило
да скрипит весло.
Что же, братьям не постыло
в море ремесло.
Обжились, не поживились,
поднялся Посад.
Близко беглые садились,
что с царем не в лад,
исповедовали веру –
принимал собор.
Брали рыбу, били зверя,
да звенел топор.
Елисей, принявший схиму
и усопший здесь,
верил: волны скорби снимут
и утешит лес
всех, кто бегает и стонет
под чужим крестом.
Злой боярин не догонит –
погрозит перстом.
Злой боярин-государин
на Москве, вокруг
кум и сват ему татарин,
папский нунций – друг.
Хитрым людям в важном споре
волен уступить.
А в Гагарьем мелком море
нечего ловить,
кроме веры, что иссякнет
далеко не вдруг,
потому что варом пахнет
от работных рук,
кроме взглядов просветленных
до седых глубин,
кроме крепких просоленных
несогбенных спин.
Весело ли Елисею
ныне на Суме?
Нет его. Лежат в музее,
в виде макраме,
в кучу сваленные мощи
Сумского Отца.
Лики стерты. Лица проще.
Горше суть конца.
Точит червь древесный корень.
Возрастает мох.
Воеводит Филька-шкворень,
сам и царь, и Бог.
1980-е г.г.
