Автор: К.Уразалиев
Опубликовано: 11 июля 2007 г.
)
ДИНА НУРПЕИСОВА – НАША ГОРДОСТЬ
Дина взяла домбру Курмангазы и начала играть кюй, который перенес ее в далекое прошлое… Это было двадцать с лишним лет назад. Осень 1916 года… Единственный сын Кошека, соседа Нурпеисовых, потеряв отца и мать, остался круглой сиротой… Ветры беспрерывно дули с карашы, гнали песок. Особенно страшно выл ветер по ночам, грозя сорвать и унести далеко юрты. Страшно было зимой, негде укрываться от пронзительного ледяного вихря. Люди прижимались к земле, коченели. И лишь изредка сквозь свинцовые тучи пробивался солнечный луч, тогда шептались: «Да наступит день, когда солнечный свет зальет долины, зашумят тяжелые травы. Наступит, наступит… Вернется и к нам радость. Потерпите чуть-чуть…». Тревожились старики: «Как бы зима не натворила бед, – говорили они, – нет корма для скота, и мужчины ушли…». Дина часто слышала такие слова из уст стариков. Мужчин действительно не было в ауле, остались только женщины да малые дети. Безвыходным казалось положение, а ветер, гнавший песок, как наждак, подтачивал веру в спасение.
Суровая зима, соленые слезы превращались в лед, и все понималось до малейших штрихов. Четкие удары пальцев домбристки были поступью людских масс, вышедших на борьбу за свою свободу. Лицо Дины покрылось мелкими капельками пота. Она стремилась рассказать звуками домбры все, что было на сердце, все, что навсегда осталось в памяти. И мольба матери не прошла даром. Вернулся с фронта раненый Кошек, обросший бородой, с ввалившимися глазами. Голова его была повязана окровавленным платком. Когда он увидел плачущего младенца, бросился к нему, прижал к груди. Из-под повязки Кошека текла по лицу кровь, он едва стоял на ногах: «Прощай, мой сын. Когда вырастишь, борись за свой народ, живи для него. Пусть твое имя прославят подвиги. Не оплакивай кровь отца, она отдана за твое будущее. Скоро наступит рассвет, взойдет солнце, – сказал он и вырвал из ножен саблю, поднял ее – возьми, мой родной. Это будет памятью памятью твоего отца». Домбра рассказала о том, как умер партизан Кошек, не дождавшись солнечного утра. Вновь в гуле струн слышится свист и плач ветра, будто он изнывает от тоски и мук. Дина подняла тяжелые веки и взглянула на Смагула. Он с восторгом смотрел на нее, вслушиваясь в гул струн. Никто не прикоснулся к чаю. Все сидели, слушая чудесную музыку. Снова зарыдала домбра. Умирала жена Кошека от болезни и горя. Перед смертью она долго, не отрываясь, смотрела на сына. Слезы катились и катились из нее черных, с лихорадочных блеском глаз. Мать не могла произнести ни слова, она напрягала все силы, пытаясь удержать уходящую жизнь. Наконец заговорила: «Ненаглядный мой, ты останешься, не повидав счастья. Твой отец хотел найти для тебя счастье и ушел навсегда… Я умираю. На кого теперь тебе надеяться? Может быть, счастье само отыщет тебя, ведь твой отец говорил, что оно придет…». Мать хотела в последний раз прикоснуться ко лбу своего сына, но протянутые руки ее застыли, похолодели… Потухший взгляд остановился на сыне: – «Душенька моя, если бы я знала, что ты в пять лет останешься несчастным, то я родила бы не тебя, а камень…». Мать умолкла и… больше не двигалась, но потухшие, застывшие глаза ее смотрели на сына. Голос отчаяния смешался со звуками торжества, сначала они будто пробивались откуда-то издалека, затем зазвучали широко, победно. Эти звуки зовут мальчика в неведомые края, к солнечным вершинам. Это голос отца, протянувшего навстречу заре свою сияющую саблю. «Счастье уже близко, оно ищет тебя, сын мой, идет тебе навстречу!». Кюй звучал широко и сильно. Поток звуков рванулся ввысь, ворвался в мир мелодичным звоном. Затем домбра зазвучала тихо, и вот оборвался, погас последний звук. Смагул сидел бледный, прикусив нижнюю губу, не поднимая головы. Кюй давно кончился, а в его ушах все еще стояли звуки. Дина поставила домбру к стене и оглядела своих слушателей. Глаза ее остановились на Смагуле: Э, кунак мой, оказывается, далеко уехал, – засмеялась она. – Вчера ты поздно явился в мой дом, устал с дороги, я не решилась тебя тревожить. А теперь поближе познакомимся. Ты, наверное, родом из Семиречья? – Нет. Родился я здесь в степях Нарына, в Прикаспии. – Да, ты, оказывается, почти сыном приходишься мне. Как имя отца твоего? – Дина перестала смеяться и серьезно взглянула на него. – Кошек. – Как ты сказал? Кошек? – Да. А меня зовут Смагул. – Смагул, сын Кошека… Значит ты, – сказала Дина, – значит, это ты? – Тогда мне исполнилось пять лет… Но люди говорили, что он был партизаном. – Так мы с тобой близкие родичи, сын храбреца Кошека, – сказала Дина, положив руку на его плечо – счастье само пришло за тобой. Твоя бедная мать мечтала об этом. Дина немного помолчала, потом задумчиво сказала: – В этом кюе, который я только что играла, есть и твой голос, и голос твоего отца Кошека, и твоей матери. Вот какая была Дина Нурпеисова. Встретившись с представителем государственной филармонии Смагулом Кошекбаевым, Дина поняла –надо ехать в столицу Казахстана, учить молодежь искусству игры на домбре.
К. УРАЗАЛИЕВ, ЗАСЛУЖЕННЫЙ РАБОТНИК КУЛЬТУРЫ РФ, ЧЛЕН СОЮЗА ЖУРНАЛИСТОВ РФ
