Опубликовано: “Православный портал” (по благословлению Святейшего Патриарха МОсковского и всея РУси Алексия II)
Сидели мы как-то дружеской компанией у нашей знакомой, старой русской эмигрантки Анны Смирновой-Марли в её тихой «русской гостиной» – с большой картиной «Зимняя тройка» над широким уютным диваном, с акварельными портретами предков в старинных, еще петербургских, рамках, со множеством книг, альбомов и журналов на русском, французском и английском языках на журнальных столиках вокруг. Дело происходило в местечке Ричфилд Спрингс в американском штате Нью-Йорк.
Мы только что вернулись с воскресной литургии из расположенного в восьми милях от нас Джорданвилльского монастыря. На дворе была пора весеннего цветения, пасхальные дни и настроение соответствующее. Разговор разбился по темам, и присутствующие тихо переговаривались, каждая группка в своем уголку, а я взялась рассматривать лежащие передо мной на столике альбомы и книги.
«Франция времен Наполеона», «Иллюстрации к произведениям Финемора Купера»… Меня привлек альбом со старинными фотографиями дореволюционной Российской империи. И от таких знакомых старинных видов Москвы, Петербурга и Нижнего-Новгорода я быстро перешла к редко встречающимся фотографиям уральских и сибирских провинций. Нашла мой родной Ново-Николаевск, теперешний Новосибирск, и – вдруг! – альбом неожиданно раскрылся на странице с фотографией, от которой я остолбенела. Фотограф запечатлел небольшую реку, на противоположной стороне которой у маленького причала и дальше вверх по берегу идет обычная погрузо-разгрузочная работа, едут груженые и пустые телеги, запряженные сибирскими тяжеловозами, снуют рабочие, кое-где видны женщины в платочках, ребятишки. Куры и греющиеся на солнце собаки делали картину давно ушедшей жизни особенно живой. Но более всего этой фотографии меня поразило высокое, в несколько этажей, здание фабрики с остроконечной двускатной крышей, обращенное фасадом к реке. Его застекленные окна отсвечивали на солнце, и по всему было видно, что именно с ним и связаны все эти работы и суета на берегу.
О, я хорошо помнила это здание с детства, только когда-то оно предстало совсем в другом виде. Помню, гостя у бабушки в Зауралье, пошли мы как-то купаться с мамой и тетей на реку, недалеко от городского моста. И прямо напротив импровизированного пляжа я и увидела это здание. Оно стояло с оконными проемами без рам и светилось насквозь всеми своими окнами и страшными пустыми, обрывающимися в никуда, дырами дверей. Крыши не было совсем, и в небо уходил острый треугольник каменного фасада.
– Что это? – указала я на тот берег.
– Это «Кошмокат», – сказала тетя. Я не поняла и переспросила. Но тетя явно не хотела ничего мне объяснять, я заметила, что даже настроение у неё вдруг испортилось, и поспешила прекратить расспросы.
Много позже я узнала, что «Кошмокат», фабрика, в которой катали кошмы – особые толстые войлоки, а также делали теплые сибирские валенки, в которых ходили тогда жители и России, и Сибири, был в гражданскую войну преобразован в госпиталь. И именно с ним связаны необычайные и трагические страницы истории нашей семьи.
В гражданскую войну моей бабушке Клавдии Петровне Меншиковой было 27-28 лет. Дедушка Герасим был кочегаром на железной дороге. Это был тяжелый труд – кидать и кидать уголёк в топку мчащегося по Сибирской трассе паровоза. В детстве, когда я слышала по радио песню «Товарищ, я вахту не в силах стоять», – сказал кочегар кочегару…», я была уверена, что она о моём дедушке…
Железная дорога – стратегический объект, и где-то в пути дедушку ранило. Он написал домой из госпиталя, что рана не опасна и что он просится перевести его в другой госпиталь поближе к дому, чтобы поскорее увидеться с женой и детьми. Так и случилось. Получив известие, что муж переведен в госпиталь за Тобол, бабушка заторопилась навестить его. Это нелегко было сделать. Лошади у семьи не было, нужно было идти пешком. И она решила, оставив детей на попечение сестры, выйти в субботу вечером, чтобы уже рано утром встретиться с дедушкой. Уложив гостинцы в корзинку, она отправилась сначала через весь город к реке, а там постучалась к знакомым с просьбой перевезти её на ту сторону, так как по мосту в это тревожное время не так просто было пройти. Потом плыла в лодке через реку, и когда она, наконец, оказалась на противоположном берегу и стала подниматься по съезду, увидела впереди высоко над деревьями зарево пожара. Сердце заныло от страшного предчувствия. Она рванулась вперед и бежала, не помня себя, всё выше и выше по берегу.
И вот, наконец, «Кошмокат» – весь объятый пламенем. Она не помнила, сколько времени провела на берегу. Пожарные, трудившиеся на пожаре, не смогли отвоевать здание: во всех щелях и пазах Кошмоката набились от времени мельчайшие частицы шерстяной трухи, пламя охватило его мгновенно сверху донизу. Потом провалилась горящая крыша. Не спасся никто. Несколько человек выпрыгнули из окон и разбились. В живых чудом осталась одна медицинская сестра. Какие-то люди, прибежавшие на пожар, были с бабушкой несколько часов, пока всё не кончилось. Как она добралась до дому, она никогда не могла вспомнить.
Вернувшись домой, она слегла. Единственный в городе доктор, из ссыльных, сказал, что органической болезни у неё нет, но что потрясение так сильно, что жизнь её в опасности. И действительно, молодая женщина совсем лишилась сил и вскоре не могла уже подняться с кровати. Есть она постепенно совсем перестала, почти перестала говорить и большей частью лежала молча, безучастно глядя куда-то в пространство. И вот однажды, почувствовав приближение смерти, бабушка дала понять своей сестре, что хочет проститься со всеми. Вошли родственники, привели детей. Она благословила их, чувствуя, что жизнь уходит из тела. На неё нашло странное безразличие, хотелось только покоя и ни о чем больше не помнить. Смерть представлялась избавлением.
Вдруг тихий плач детей донесся до её уходящего слуха. Дети, окружив её постель, гладили её руки и просили не умирать. У неё уже не было сил даже пошевелиться, даже повернуть к ним голову, но жалость к детям, которые в случае её смерти оставались сиротами, заставила её взмолиться: «Матерь Божия, Пресвятая Богородица, не оставь меня, помоги не умереть ради детей!» И в ответ она услышала ласковый голос: «Успокойся Клавдия, ты не умрешь сейчас, ты поднимешься и вырастишь детей».
А затем она увидела, как мимо неё по комнате медленно прошли три женщины, одетые в белые рубахи. Одна была она сама, другая она же, но в пожилом возрасте, а третья – совсем старушка. И тот же голос объяснил ей, что еще раз в жизни она будет тяжело больна, но если постарается, то опять выздоровеет и умрет уже в очень преклонных летах.
Видение кончилось, бабушка вдруг почувствовала себя совершенно здоровой, самостоятельно села в кровати, оглядела всех и сказала твердым голосом:
– Ну что же вы плачете? Я хорошо себя чувствую. Принесите мне что-нибудь поесть.
С этого дня она пошла на поправку.
Предсказание, полученное ею во время болезни, сбылось в её дальнейшей жизни совершенно. Она еще много лет была здорова, была трудолюбивой и самоотверженной по отношению ко всем окружающим, и её очень любили все близкие и дальние. В пожилом возрасте ей пришлось пережить удар, когда отнялась одна сторона тела и пропала речь. Но силой воли, которая помогала усилиям врачей, она преодолела болезнь и постепенно вернулась к полноценной жизни.
Уже на девятом десятке она, случайно оступившись, сломала себе бедро. Никто не верил, что такой пожилой человек сможет ходить после сделанной ей на бедре операции. Доктора были удивлены, что заживление кости идет хорошо и больная уже может сначала садиться, а потом и стоять с помощью медперсонала. Она попросила сделать ей специальные приспособления для подтягивания в кровати и тренировки мышц. Вскоре врачи решили, что её уже можно выписать долечиваться дома. На последнем обходе – дело было в пятницу – доктор очень хвалил её старания и присутствие духа.
– Ну что ж, Клавдия Петровна, – сказал он, – если в понедельник у Вас всё будет хорошо, мы Вас выпишем.
Взгляд бабушки засветился. Она улыбнулась доктору, поблагодарила его и через несколько минут, тихо улыбаясь, умерла. Умерла в радости.
Вот что вспомнила я, найдя старинную фотографию в альбоме. Помнится, тогда я была так взволнована, что в ответ на вопросы окружающих рассказала им историю чудесного исцеления. Теперь рассказываю её и вам.
В маленьком городке в Зауралье жили три сестры – Ксения, Александра и Мария. Дело было в первые годы после революции 1917 года. Церкви уже повсеместно начали закрывать, гонения на веру докатились и до Урала и Сибири. И хотя сестры были верующими и воспитаны в благочестивых православных традициях, жизнь, до того крепко связанная с церковью, теперь всё более и более диктовалась атеистической властью. Закрыли церкви и в их городке. Теперь церковные праздники приходилось с оглядкой праздновать только дома в кругу близких, проверенных людей, невозможными стали ни Исповедь, ни Святое Причастие…
А в их семье дело осложнялось еще и тем, что одна из сестер, старшая, Мария, уже давно была тяжело больна, частично парализована и уже несколько лет не вставала с постели. Их священник, оставшись без церкви, поначалу еще навещал сестер, а потом был не то арестован, не то выслан из города. Сестры остались без духовного окормления, и это было очень тяжело, особенно для больной сестры. Ксения и Александра прилежно ухаживали за больной Марией, все трое были к тому времени уже вдовами и стали большой опорой друг другу.
И вот, после двенадцати лет болезни, старшая сестра умерла. Сестры сами читали молитвы на исход ее души, сами обмыли сестру, облачили, положили на широкую лавку под иконы, которые еще украшали красный угол в доме, и приготовились с молитвой бодрствовать ночью у тела сестры. При ситуации, когда невозможно было отпевание в церкви и напутствие священника, сестры старались устроить похороны как можно более благочестиво, в православных традициях.
Но было одно обстоятельство, которое очень смущало сестер: за долгие годы болезни и неподвижности одна нога Марии оставалась накрепко согнутой в колене под очень острым углом и расправить, разогнуть ее не было никакой возможности. Они пытались эту ногу массировать, легонько нажимать, но безуспешно. Потом тело остыло, и уже ничего изменить было нельзя. Доктор, пришедший констатировать смерть, сказал, что есть один только выход – подрезать у мертвой мышцы и сухожилия под коленом и тогда разогнуть ногу. Сестрам такой способ казался неприемлемым насильственным действием над телом умершей, они не согласились и теперь не знали, что же делать. По традиции похоронная церемония должна была идти по улицам с гробом, висящим на полотенцах, и они представляли, как согнутая нога покойницы будет вызывать недоумение и вопросы. Да и работа гробовщика, которого ждали утром, видимо будет непростой – крышка должна быть необычно высокой, обычная-то не закроется из-за колена…
Вот с такими мыслями, в растерянности, которая примешивалась к естественным в дни потери близкого человека слезам и горю, проходила ночь.
Сестры читали молитвы, по очереди сменяя друг друга. Ближе к утру Ксения, уступив очередь Александре, сидела рядом в забытьи, закрыв глаза, и вдруг услышала странное внушение:
– Ксения, встань, подойди с сестрой к иконам, помолитесь вместе и снимите с икон полотенце (красивое расшитое полотенце украшало иконы в красном углу).
Дальше пояснялось, что они должны с этим полотенцем встать по обе стороны лавки, на которой лежит сестра, натянуть полотенце над согнутым коленом и тихонько потянуть за углы.
Так сестры и поступили. И как только они с молитвой натянули полотенце над коленом, раздался еле слышный щелчок, и нога спокойно и легко расправилась и легла на место. Гробовщик уже стучался у ворот. А потом наступил день похорон, и ничто уже не помешало Ксении и Александре достойно проводить свою сестру в последний путь.
Эту достоверную историю о чуде, дарованном благочестивой семье, рассказывала мне одна из сестер, Ксения, когда мне пришлось посетить могилу Марии уже много лет спустя после рассказанных событий. Помнится, кладбище было старое и тенистое, могила была окружена цветущими кустами, и наши тихие голоса заглушало пение птиц.
8 февраля 2008 г.
Джорданвилль
