Опубликовано: журнал “Российский “Кто есть кто”, №3, 2003
)
Лариса Тараканова: мистический взгляд русско-советского человека на жизнь
Однажды Ларисе Таракановой передали последнюю просьбу осужденного на смертную казнь и уже расстрелянного человека. Это был привет из-за черты. Уходя из жизни, человек благодарил поэта, найдя в ее стихах путь к спасению.
Эта нематериальная дорожка из мира земного к миру вечному и есть главный секрет Таракановой, который несет спасительное начало.
Она всегда была вне повседневной конъюнктуры обычной советской поэзии. Она не воспевала величие свершения социализма, ее задача была совсем в ином.
И вот сегодня, когда опустился занавес за Русским веком, в стихах Таракановой мистическим образом сохранилось окно Времени, глядя в которое многое видно без искажений.
После трагического преображения Советского Союза в современную Российскую Федерацию в русской душе многое треснуло и рассыпалось. Так, наверное, в 1917 году после Октябрьской революции, когда прекрасные образы дворянской культуры были сброшены, в русской картине мира образовалась пустота, над которой мерцали лики свергнутых богов.
Что-то подобное произошло и в 1991 году после прерывания советского проекта. К мерцающим над бездной ликам прибавились образы всемирного Братства, всепобеждающей Справедливости и Доброты. И неважно, насколько они были реализованы в советской жизни. Гораздо важнее, что они реально существовали в коллективном сознании, как неотъемлемый факт бытия.
Тараканова – поэт мистический. Ее творчество можно объяснит словами Шекспира: «Мы сделаны из того вещества, из которого состоят наши сны».
В ее руках волшебный кристалл: в одной грани отражается современность, в другой – наше ускользающее прошлое, в третьей – история, в четвертой – черная бездна вечности, над которой летят ангелы, и всюду, сквозь неизбежные утраты, – светлый лик кого-то юного, бессмертного, спасающего.
В этом смысле Тараканова просто религиозный поэт, хотя непосредственных обращений к Богу и церкви у нее совсем мало.
Вот описание начинающейся грозы:
Словно кто-то с вышины,
Очарованной, печальной,
Сделал снимок моментальный
Среднерусской тишины.
Вспышка молнии, отразившись в кристалле, являет нам и Бога, и стихию русской природы, и мгновение как прозрение.
Но почему во многих стихах сквозит едва уловимая горечь?
Молния угаснет, юность пройдет, любовь преобразуется в быт, а «мир суетной и всеядный нас превращает в зверей».
Поэт всегда обладает сверхъестественным предвидением. И данная книга, в которой собраны лучшие стихи из других сборников (начиная с тоненького молодогвардейского «Птица воображения», 1971 г.) открывает щемящую сердце ретроспективу перехода людей за черту, где вечность раскрывает им объятия, и надо иметь силы взглянуть ей в лицо.
Это чувство испытываешь особенно сильно, когда читаешь новые стихи, то есть сегодняшнее.
Наверное, Тараканова осознает свой дар, называет себя «колдуньей». Она говорит, что ее озарением «в свет обращается тьма».
Это свет иногда пронзает как нож.
Тараканова видит гораздо дальше общепринятого, открывает тайну национального характера, когда говорит о юных солдатах наших современных войн:
Так поглядим в глаза герою,
И изумляясь, и скорбя:
О, да! Такой раздавит Трою!
А с нею вместе – и себя.
Этот взгляд, бесспорно, эсхатологичен, но, слава Богу, Россию она видит гораздо шире и многограннее, словно сулит нам в нашем путешествии по временам, страхам и прозрениям наличие запасной канистры с бензином.
Прорвемся? Прорвемся!
Как до конца объяснить загадку Таракановой, о которой когда-то говорил еще Булат Окуджава?
Тараканова адресует свою книгу тем, «кто ищет в жизни смысла, кого волную ее странные и вечные образы». То есть, как будто признает и собственную «странность и вечность».
А загадка тем не менее остается.
Поэтому мы снова обратимся к трагическим обстоятельствам неизвестного человека, осужденного на смерть, которому случайно попал в руки журнал со стихами Ларисы Таракановой. Представим одиночную камеру, скудость обстановки, затхлый воздух, ожидание смерти. И вот он читает:
Я с молнией застрявшей в волосах,
Возросшая из медленного быта,
Одной рукою шарю в небесах,
Другой держусь за мыльное корыто.
Отверзаются небеса, и словно раздвинуты стены ташкентской тюрьмы, и охранники с палачами больше не властны над ним.
Это путь к Богу и постижение себя.
«Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром…» (Лк. 2. 29 – 32)
Поэт, спасший хоть одну душу, уже подобен ангелу.
