Елена Шварц. Западно-восточный ветер. Новые стихотворения.
СПб.: Пушкинский фонд, 1997. – 96 с.; тираж 1000 экз.; ISBN 5-85767-099-3.
Елена Шварц вышла из подпольных поэтических салонов Ленинграда начала 70-х и, кажется, уже заняла определенную нишу, пронеся свои стихи через три тяжелых для литературы и непохожих друг на друга десятилетия. Собственную поэтическую ноту она обрела еще в юности и ни на какие провокации времени не поддавалась. Сегодня Елена Шварц – автор множества публикаций в периодике и нескольких книг (два сборника стихов вышли в “Пушкинском фонде”). Ее хорошо знают за рубежом – в Англии появилось двуязычное издание с добротными переводами (хотя мало кому из русских поэтов выпала честь быть достойно переведенными на английский).
Новая книга Шварц – отчетливо концептуальна. Чтобы понять это, достаточно прочитать несколько первых строчек каждого стихотворения или даже просто заглянуть в оглавление : “Птицы над Гангом”, “Украинская флора”, “Приближение Кавказа”, “Явление русской армии в виду Стокгольма”, “Стамбул не пал, не пал Константинополь”, “Дитя проснулось в Вавилоне…”, “Переезд через Проклятые Горы, или Сербы, уносящие на себе гробы предков” и т.д. Почти все тексты объединены своеобразной религиозно-этнографической направленностью. Однако поэтическое сознание Шварц – наднационально и надрелигиозно. Это мир, увиденный сверху, – птичьим взглядом, обнимающим огромные территориальные и культурные пространства. Да, да, только так и способна развиваться в наше время культура – путем общего, а не локального видения, путем синтеза, а не замыкания в рамках какой-либо одной духовной или эстетической традиции.
Речь, однако, неизбежно заходит о Петербурге. Этот город вообще незримо присутствует в каждом стихотворении Шварц – разные земли, разные культуры и народы видятся словно сквозь легкую петербургскую дымку: “Нестись над бездной океанною – / Не то же ль – что я вдоль Гостиного / Лечу печальная и пьяная?”. Причем очертания города проступают не только тематически, но и на уровне формы: сдвинутая, туманная и холодноватая петербургская поэтика, выработанная теми, кто чувствовал этот город почти физически – от Пушкина до Анненского и Константина Вагинова. Наиболее сильным кажется влияние Вагинова – может быть, самого петербургского поэта, поймавшего в сети странных своих стихов саму неуловимую и дрожащую душу этого города. Кроме того, Шварц напоминает Вагинова и чисто формально – это такие же слегка неуклюжие, с хромой поступью, стихи; рифмы – от очень приблизительных, едва уловимых, до нарочито примитивных, “детских” (“шин – машин”). Стихи, написанные как бы в полусне.
Мифологизм – одна из составляющих поэтического мышления Шварц (вспомним хотя бы ее многочисленные мифические маски – римская поэтесса Кинфия, эстоно-китаец Арно Царт, монахиня Лавиния ). На этот раз Шварц разрабатывает миф о Петербурге как о перекрестке нескольких миров. (И ветров? “Западно-восточный ветер” – в названии книги также можно различить намек на идею объединения культур – Востока и Запада, возможность одновременного взгляда вовне – географическое и этническое разнообразие мира Шварц – и вовнутрь – ее повышенное внимание к спиритуальным проблемам.) Подобное слияние, по Шварц, возможно в Петербурге, в мире “самого вымышленного города на свете, где все может (могло) быть, где, в конце концов, живут вместе православные храмы, костел, мечеть, синагога и буддийский храм”. В поэме “Прерывистая повесть о коммунальной квартире” утопическая ситуация возникает в условиях более чем реальных – в тесной петербургской коммуналке бок о бок живут мусульманин, православный и иудей. В конце концов они ложатся в землю вслед за своей убитой соседкой Верой, и после их смерти на земле наступает царство Духа. Таким образом, в подтексте петербургского мифа Шварц лежит все та же идея слияния духовных традиций и их взаимоуничтожения, ведущего к торжеству Духа – “на небе, море, на земле”.
Идею взаимопроникновения культур Шварц разрабатывает на протяжении всей книги – причем не только на уровне идеи, но и на уровне формальном. Она пишет стихотворение на тему православного поста в жанре японского хокку: “Приближаться к Богу, / Как праведника кожа / К кости, – день за днем”. Это, возможно, лучшее стихотворение сборника. Пользуясь заемной поэтической формой (наглядный пример взаимоодалживания культур, о котором говорится в предисловии к “Прерывистой повести”), Шварц избегает здесь некоторой расплывчатости и многословности, свойственной ее поэзии, и на минимальном пространстве достигает максимального смыслового и эмоционального напряжения.
Шварц заняла свое место в современной литературе твердо и уверенно. Ее поэзия нетрадиционна, но выдержана в рамках традиции (петербургская школа), что придает ей вес даже в глазах стихоманов-консерваторов. Она не злободневна, но современна, это поэзия конца XX века, не кажущаяся анахронизмом на фоне прорыва в виртуальную реальность и прочих технических достижений. Поэзии Шварц чужда занудно-выспренняя “интеллигентность”, как чужды ей и “мелкие пакости” постмодернизма. Шварц идет по литературе собственной дорогой вот уже четверть века, поэтому некоторые неудачи и недостатки (скажем, некоторая – местами – затемненность, ориентация скорее на самопонимание) вполне могут быть оправданы.
Кирилл Медведев
