«Начало пути»
Из сумок вынуты платочки,
Вокзальный опустел буфет.
Дождь на перроне ставит точки,
Как в неоконченной строфе.
Он полоснёт по стёклам косо,
И вот закрутятся колёса.
Увижу я, раздвинув шторы,
Как солнце, скомкав облака,
Вонзит пылающие шпоры
Земле в горячие бока.
Тайга и степь рванут навстречу –
Со мной знакомства завести.
Рюкзак оттягивает плечи,
Начало долгого пути…
Канск 1955 год.
СТИХИ О ЗВЕЗДАХ
…И в голубом
зловеще черная,
На тяжких стапелях привстав,
Ракета вздрогнет,
обречённая…
Но всё произойдёт
не так.
А будет полная торжественность,
И вера твёрдая в успех,
И откровенная тождественность
Себя в душе
с собой для всех.
Не огорчаемый помехами,
Он встанет, величав и прост,
И улыбнётся: «Ну, поехали!»
И долетит
до синих звёзд.
…Но вот минуют годы, годы, годы…
От горизонта
пронесётся гром.
И он – седой, орлиноглазый, гордый –
Сойдёт
на позабытый космодром.
Он выслушает праздничные речи,
Лицо в земные окунёт цветы.
И выйдет из толпы
ему навстречу
Не жалкое подобие святых,
Не призрак, постаревший и нелепый,
Боготворящий вечные посты,
А женщина
во всём великолепье
Цветущей материнской
красоты.
И юноша, застенчивый и дерзкий,
Горячий лоб
прижмёт к его плечу.
И скажет:
«О тебе я знаю с детства».
И скажет:
«Завтра к звёздам
я
лечу».
«Дорожное» («Поезд последние вёрсты мчит…)
Поезд последние вёрсты мчит,
Тревожен рокот колёс.
Выйдем в тамбур и помолчим-
Не надо ни слов, ни слёз.
Леса полосою летят на нас,
Бегут рябины, рябя,
А мне остаётся только час,
Чтобы смотреть на тебя.
Станции чаще и небо плотней,
Фабричные трубы вразнос
И город в сияньи ночных огней
Бросается под откос.
Многоэтажные корпуса
Вдоль шпал начинают плыть,
А мне остаётся полчаса,
Чтоб рядом с тобою быть.
Пойдём в вагон – собираться пора.
Минуты в былое мчат.
Грозно грохнули буфера
На привокзальных путях.
Толчок, остановка – окончен маршрут,
Рожок играет отбой,
А мне остаётся пять минут,
Чтобы проститься с тобой.
Ну что же, дай руку – не надо грустить,
Не надо сутулить плеч.
В жизни будет немало разлук
И много хороших встреч.
Наш паровоз, остывая, дрожит,
Под сводами пар клубя,
А мне остаётся целая жизнь,
Чтобы любить тебя.
1958 год.
«Во всём, что ждёт нас…»
Во всём, что ждёт нас:
трудность, лёгкость,
Нужны не хитрость и не ловкость,
Нужна
направленность души.
Пойдём пахать степную залежь,
Возьмём завод в учителя…
Но ты один на свете знаешь,
Что значит это для тебя.
«Ленинград»
Мне часто снится этот город.
И, видимо, не раз, не два
Доказывать я буду в спорах,
Что он красивей,
чем Москва.
И в тишине, далёкой, давней…
Мне видится родимый дом…
И то, что факелы ростральных…
А впрочем…нужно о другом.
Я помню городок на Волге
В полукольце плешивых гор
В тот очень тяжкий, Очень долгий
Сорок второй военный год.
Линялые шатрами крыши…
Стада, бредущие в пыли…
Туда блокадных ребятишек
Из Ленинграда привезли.
Они еды, как солнца ждали
Им дали мяса, масла дали…
Они ж, качаясь как в бреду,
За завтраком – недоедали.
В обед – опять недоедали.
За ужином – недоедали, –
На завтра прятали еду.
Они не оставляли крошек…
Тихи, глазасты и худы…
Они рассматривали кошек
Лишь как запас живой еды.
И… падали. При каждом шаге.
И молча плакали в тиши.
Но, кто-то детям дал бумаги
И починил карандаши.
И вот… на четвертушках мятых
Стал робко возникать на свет
Неточный, памятный, крылатый –
Неповторимый силуэт.
Бессмертный шпиль Адмиралтейства!
Его нагую простоту
Чертило раненое детство,
Мусоля грифели во рту.
Он был – залогом их спасенья.
Он был – оплотом их мечты.
Сверкающий, как луч весенний…
Прямой и острый, точно штык.
Мне часто снится этот город…
И видимо не раз, не два
Доказывать я буду в спорах,
Что он красивей, чем Москва…
Но – каждый раз, при трудном шаге
Я вспомню это: тишь палат…
Детей… и на листках бумаги –
Рисунок, точно текст присяги…
Тебе на верность, Ленинград.
***
Моих детей не будет никогда.
Ни выросших, ни умерших не будет.
Ни в вещих снах, ни в праздниках, ни в буднях –
моих детей не будет никогда.
Устав от волхований, от стыда
перед собой, судьбой и медициной,
Я поняла: ни дочери, ни сына –
моих детей не будет никогда.
С тех пор прошло довольно много лет.
Чужих собак я, припадая, глажу.
Но это не чужих собак я глажу:
ласкаю я детей, которых нет.
Когда вы мне бросаете упрёк,
что я молчу, то это я, в молчанье
неведомых имён ловлю звучанье:
мне почему-то кажется, что трёх…
Когда же прохожу я стороной
по улице и выгляжу престранно,
три маленьких разреженных пространства –
три пустоты бегут передо мной.
Мне говорят: не велика беда…
– Не велика! – я отвечаю людям.
Но на земле детей моих не будет.
Нигде, И никаких. И никогда…
***
Вот и случилось, наконец
С тобою, как с людьми…
Любовь – прожорливый птенец,
Корми его, корми!
Пиши по три письма на дню,
В разлуке краткой плачь,
Лети к открытому огню,
Сама в ночи маячь,
Грей в кулаке блестящий ключ
От временных дверей,
Теряй друзей, родных измучь
Влюблённостью своей.
Спеши не взять, спеши отдать
Себя до дна, дотла:
Любовь не может голодать,
Пока она мала!
Прими восторг, и боль, и срам
Но срок придёт, и вот
Любовь подставит грудь ветрам
И крылья распахнёт,
И воспарит, и заслонит
Ослабшую тебя
И от беды, и от обид
И от небытия.
Ночной шепот Галатеи, обращенный к ученику Пигмалиона
Перелепи лицо мое, скульптор!
В ладонях мни его, как мнут глину…
Поторопись меня лепить, скульптор,
а то я снова убегу, сгину.
Твоя каморка так темна, милый,
под лестницей, где белый свет клином…
Пигмалион сейчас пройдет мимо
в опочивальню и меня кликнет.
Он будет ласков, а потом — бешен,
а после в непробудный сон канет.
Он не признается богам, бедный,
что под его руками я — камень.
Все говорят: Пигмалион — мастер,
он мою душу вызвал из мрака!
А я увидела тебя, мальчик,
и позабыла вмиг, что я — мрамор.
Пигмалион сиял, как грош медный,
касался рук моих, колен, стана,
а я дрожала: что же ты медлишь?
Ведь для тебя я живой стала!
В легенде холодно мне, как в склепе.
Меня доверие небес давит.
Пигмалион себе еще слепит!
Он тоже, в общем-то не бездарен…
Растрепан факел молодым ветром,
горячий отблеск на твоих скулах.
Чтобы лицо мое — к тебе, вечно,
перелепи мое лицо, скульптор!
Я умоляю, всех богов ради, —
ведь счастье роздано нам так скупо,
чтоб нам неузнанным уйти рядом,
перелепи мое лицо, скульптор!
Ночной вокзал
И город замер утомленно.
Ночные улицы пусты.
Одни веселые плафоны
Слепящим светом налиты.
Жизнь утихала, отползала,
Текла к окраинам.
И вот
В глазастом здании вокзала
Кипит ее круговорот.
Здесь контролеры, точно судьи.
Здесь сон случаен, неглубок.
Здесь нити рельс и нити судеб
Сплелись в стремительный клубок.
Состав, не сдерживая дрожи,
Задышит тяжко за окном —
И вмиг
по чемоданной коже
Пройдет пугающий озноб,
Изменят лица выраженье,
Шарахнется ночная мгла…
Так начинается движенье.
Так продолжается движенье.
Так завершается движенье,
Чтоб завтра перейти в дела.
Пространство до предела сжав,
Летят,
летят,
летят составы.
Не спят вокзалы, как заставы
У времени на рубежах.
Российский лес
Российский лес исполнен доброты.
Крива его тропа, мутны болота,
Но если с ним дружить, а не бороться,
Как ласковы
широкие листы!
И как его значительны слова,
И шум его громоздкий свет и ровен.
С его ветвей, как с солнчных жаровен,
Растопленная падает смола.
Лета России — как российский пир!
Ему закона нет, указ не читан,
Не меряно вино, и гость не считан,
Да будет счастлив тот, что ел и пил!
Да будет строен этих сосен строй!
Они прямы от кроны до кореньев.
Но на поляне —
поспеши, Коненков! —
Корявый, одинокий — это твой.
Российский лес!
Широкие ветра
Тебе, как лосю, ноздри раздувают,
В тебе порою громы созревают,
И гул идет из темного нутра.
Но вечно продолжая бытие,
Ты сам свои сомненья разрешаешь,
Ты сам свои преграды разрушаешь,
Российский лес, прибежище мое.
Метни в меня зеленые лучи!
Смягчи во мхах мою сухую поступь,
Учи меня неспешному упорству,
Спокойствию и честности учи.
Пегий конь
Он стоит и крутит ухом —
пегий конь.
Он доверчиво мне нюхает ладонь.
И не грубо,
а совсем наоборот
Корку в бархатные губы он берет.
Хоть не долог стаж рабочий у меня,
Я слыхала много очень про коня.
— Ты коня, — сказали люди мне, — не тронь.
Больно лодырей не любит этот конь,
И пока еще не ясно, как — чего,
Проходить тебе опасно близ него.
Я строгаю досок горы день за днем,
Наблюдаю очень зорко за конем.
Даже если трудно справиться, молчу:
Очень я коню понравиться хочу.
И смотрите — крутит ухом пегий конь!
Он доверчиво мне нюхает ладонь!
Он жует весьма охотно хлеб сухой!
Может, правда
я работник неплохой…
