* * *
Ну как же не бывает чуда?!
А наши замыслы, мечтанья,
Пришедшие невесть откуда,
А слов певучих сочетанья.
Нечаянная встреча с другом,
Почти похожая на счастье,
Заболевание недугом,
Который называют страстью!
Да что там чувства! Даже листья
На улице осенней мокрой.
Какой Сарьян, взмахнувший кистью,
Писал их суриком и охрой?
Потом зима, весна и лето –
Еще три настоящих чуда.
А как назвать иначе это,
Никто не выдумал покуда.
А музыка, а лес, а горы
И море, ну, конечно, море,
Степные знойные просторы
С полынью горькою, как горе…
Да я бы сотни насчитала
Земных чудес. Одно лишь худо:
Магического нет кристалла,
Чтоб всем увидеть в чуде – чудо.
***
Не пастушка и не Психея,
Просто женщина в старой тоске,
Сердце на солнце грея,
Что-то пишет на белом листке.
И, бумагу свернув свирелью,
Милому другу поёт,
Как страшно под злой метелью
Застывает кровь в красный лёд.
И о том ещё, и об этом
И о всех пролетевших днях.
Можно звать и не звать поэтом
Ту, которая плачет в стихах.
Засыпает день… Засыпает…
Холодная скоро постель.
Пусть же поёт, как знает,
Бумажная моя свирель.
* * *
Не пастушка и не Психея,
Просто женщина в старой тоске,
Сердце на солнце грея,
Что-то пишет на белом листке.
И, бумагу свернув свирелью,
Милому другу поет,
Как страшно под злой метелью
Застывает кровь в красный лед.
И о том еще, и об этом
И о всех пролетевших днях.
Можно звать и не звать поэтом
Ту, которая плачет в стихах.
Засыпает день… Засыпает…
Холодная скоро постель.
Пусть же поет, как знает,
Бумажная моя свирель.
ПСИХЕЯ
Остановилась у чужого дома;
Кусты шиповников склонились у колен.
И дом, и сад — все чуждо и знакомо.
Как долгий сон — скитанья вечный плен.
Не отзываются чужие за стенами,
Бледна на лютне тонкая рука.
А за цветущими шиповника кустами
Дорога пыльная темна и далека.
НА СМЕРТЬ ЕСЕНИНА
Еще одно дурное дело
Запрячет в память Петербург,
-Там пуля в Пушкина летела,
Там Блоку насмерть сжало грудь.
В игре и бешенстве неистов.
Окостенелый Николай
Пытал допросом декабристов, –
Все крыла Петербурга мгла.
Опять его глухое слово!
К себе на гибель приманил
Петербургского такого,
Кто всех звончее жизнь любил.
Всех нас пронзительным ударом
По сердцу знойно полоснул
Тот страшный ледяной подарок,
Что Петербург прислал в Москву.
И перепуганы, и смутны,
С перекосившейся душой.
За гробом, на ветру попутном.
Шагали талою водой.
Кто может мимо – слава Богу,
А нам, до своего конца,
Тяжелой памятью в дорогу
Черты застывшего лица.
ЗВАРТНОЦ
Здесь тишина… О, тишина… Такая,
Какой не знала я до этих пор.
Трава не шелестит – совсем сухая,
Орел на камне крылья распростер.
Здесь пахнет снегом недалеких гор,
И Арарат плывет, не уплывая,
Лимонный тополь, восхищая взор,
Горит свечою тонкой, не сгорая.
Ссутулившись стоит Исаакян,
Как отягченный славой царь армянский.
Торжественней я не видала стран,
Воды не знала слаще ереванской.
Я пью ее, как мира чистоту,
Как птица капли ливня на лету.
* * *
Пойдите пешком на кладбище,
Над письмами просидите всю ночь,
А как было просто нищему
Медным грошом помочь.
О, как говорят над могилой,
Как горестно машут рукой –
Он был и любимый, и милый,
Сердца обжигал нам строкой.
Десятую долю, не больше,
Сказали б ему, когда жил –
На сколько он прожил бы дольше,
Стихов еще сколько сложил!
Твержу, как заклятие снова:
Любите живых горячей,-
Нужнее живому два слова,
Чем мертвому десять речей.
ДРУГУ-ПЕРЕВОДЧИКУ
Для чего я лучшие годы
Продал за чужие слова?
Тарковский
Нет, мы не годы продавали –
Кровь по кровинкам отдавали.
А то, что голова болела, –
Подумаешь, большое дело…
И худшее бывало часто:
Считались мы презренной кастой,
Как только нас не называли!
Друзья и те нас предавали!
А мы вторую жизнь давали
Живым и тлеющим в могиле.
Достанет нашего богатства
И на тысячелетья братства.
Ты самого себя не слушай,
Не ты ль вдувал живую душу
В слова, просящие защиты!
Так на себя не клевещи ты,
Ты с фонарем в руках шагаешь,
То там, то тут свет зажигаешь,
Как тот же путевой обходчик.
… Вот что такое переводчик.
* * *
Ни твоей, ни своей, ничьей –
Никакой не хочу иронии.
Прятать боль под броней речей?!
Не нуждаюсь в их обороне я.
Если боль – так пускай болит,
Если радость – пусть греет, радуя.
Не к лицу нам, боясь обид,
Жар души заменять прохладою.
Снег идет – он и бел как снег,
Небо синее – значит синее.
Если смех – так не полусмех,
И никак уж не над святынею.
Я хочу прямой красоты,
Не лукавого обольщения,
Я хочу, чтоб заплакала ты
От восторга, от восхищения.
Как ни смейся, как ни язви –
Это дело для всех стороннее.
Людям нужен лишь цвет любви,
А не злой холодок иронии.
БАЛКОН ОСЕНЬЮ
памяти Виктора Борисова-Мусатова
…Кто-то дверь незакрытой оставил,
И задержанный, жалобный стон
Неоплаканной тихой печали
Замер глухо у старых колонн.
Вспоминают застывшие клёны
Всё забытое в знойные дни —
Прошлой осенью тихие стоны
Неразрывной осенней любви.
И, не выдав тревожной печали,
Тихо падают листья с перил…
Кто-то дверь незакрытой оставил,
Кто-то сердце здесь с осенью слил.
* * *
Ты не снись мне. Не могу я
Даже в темных дебрях сна
Вспоминать про жизнь другую
Раз мне эта суждена
Я давно уж научилась
Обходиться без любви,
И меня ты, сделай милость,
В снах любимой не зови.
Все прошло. Как не бывало
Полудетской теплоты
На земле похолодало
Рук моих не греешь ты.
Счастья моего желая,
Веря жизни, не судьбе,
Завещал ты, чтоб жила я
Без тебя, как при тебе.
Вот я и живу. Не плачу.
Часто очень весела.
От людей сиротство прячу –
У людей свои дела.
Так не снись мне постоянно,
После радостного сна.
Вспоминать одной так странно,
Что была я не одна.
ПАМЯТИ ЮРИЯ КРЫМОВА (Юрия Соломоновича Беклемишева)
Под гневным небом кроткой Украины
В атаку — за Баку и за чебрец!
Под веками серебряной раины
Начало Жизни и ее конец.
И он лежал, исколотый штыками,
С прожженным военбилетом на груди,
С письмом в крови, с последними строками
К той, что ему сказала: «Победи!»
Не плачь, крылатобровая подруга,
Его высокой правдою живи,
Над «Танкером «Дербентом» — солнце юга,
Бессмертье — над страницами в крови.
ОСЕНЬ
Шафрановым загаром
Подернута земля,
Ликующим пожаром
Пылаю тополя,
Кидают в роще сонной,
Прохожего дразня,
Охапкою лимонной
Шуршащего огня.
Шоссе до Канакера
В рубиновой заре,
Одни фонтаны сквера
В струистом серебре.
Не в лавке антикварной
Камней старинный ряд –
На улочке базарной
Лиловый виноград,
Огромные корзины
С душистою айвой,
И синих слив седины,
И перец огневой,
И бархатные груды
Оттенка чайных роз –
Не персики, а чудо
Прислал сюда колхоз.
Глазастые ребята
Черны, как угольки;
До самого заката
Шумят, годят ларьки.
А ляжет полосою
На яблоки закат –
Обрызганный росою
Привидится нам сад.
Осенний день победной
Сверкает красотой,
И бронзовой и медной
И светло-золотой.
***
Я в Ионическом море купалась,
Мрамор Акрополя трогала я,
В сердце змеиным укусом осталось
Утро Стамбула — отрава моя.
На Арарат я глаза проглядела
И под Эльбрусом рвала барбарис
Как на качелях, душа то и дело
Кверху взлетала и падала вниз.
Но почему-то мне снится и снится
Маленький, пыльный, глухой городок,
Снятся ночей воробьиных зарницы,
Мартовский тонкий, непрочный ледок,
Снятся ряды трехоконных домишек,
Сизый дымок из соседней трубы
В соснах на горке ватага мальчишек,
Шлёпающих босиком по грибы,
Запахи сена и черного хлеба,
Невдалеке тарахтенье телег
Зеленоватое бледное небо,
И у костра над рекою ночлег,
Да в огороде у старого дома
Заросль гороха — ребяческий рай,
Все, что до боли сердечной знакомо —
Весь мой простой, средневолжский мой край.
Нет, не заменит ничто никогда мне
Первой любви моей к милой земле,
В юности канувшей, в юности давней,
Все еще тлеющей жаром в золе.
* * *
Ты не снись мне. Не могу я
Даже в темных дебрях сна
Вспоминать про жизнь другую
Раз мне эта суждена.
Я давно уж научилась
Обходиться без любви,
И меня ты, сделай милость,
В снах любимой не зови.
Все прошло. Как не бывало
Полудетской теплоты,
На земле похолодало,
Рук моих не греешь ты.
Счастья моего желая,
Веря жизни, не судьбе,
Завещал ты, чтоб жила я
Без тебя, как при тебе.
Вот я и живу. Не плачу.
Часто очень весела.
От людей сиротство прячу —
У людей свои дела.
Так не снись мне постоянно,
После радостного сна.
Вспоминать одной так странно,
Что была я не одна.
ЗВЕЗДА.
В неудаче, в болезни, в горе,
А вернее сказать всегда
На огромном земном просторе
Человеку нужна звезда.
Пусть порою за облаками
Еле-еле она видна,
Пусть её не достать руками,
Словно жемчуг с морского дна.
Пусть её не поймаешь в сети , —
От неё бы сгорела сеть, —
Без неё не прожить на свете,
Не прожить и не умереть.
Неизвестно ей, безымянной,
Что я верно её люблю,
Что все горести, все обманы
Под сияньем её стерплю.
Если даже выдумка это,
Сохрани её, сбереги,
Без её далёкого света
Мне порой не видать ни зги.
Перед тем, как усну в гробу я
Приоткрыть окно попрошу —
Полюбуюсь на голубую
И сама её погашу.
