***
О страсть нежданная последнего порыва,
Последнее “хочу” в огне любимых глаз!
Любовь любовь моя, о как же ты красива,
Когда горишь в последний раз.
Страданье прочь смело весь прах желаний жадных,
В одно слились в тебе любовница и мать,
И к жизни стала ты из пыток беспощадных
Чиста и девственна опять.
* * *
Чуть слышно и робко она говорила,
Стыдливость румянцем лицо ее жгла:
«Я первой любовью тебя полюбила,
Я душу живую тебе отдала.
И если подашь ты мне сильную руку,
Я буду навеки подруга твоя.
На радость, на горе, на смертную муку
Пойду за тобою бестрепетно я». —
Напрасны стыдливые, робкие речи:
Другая прошла, не сказав ничего,
Блеснули пред ним обнаженные плечи,
И руки нагие коснулись его.
Мелькнуло желанье в изменчивом взоре,
Горячая кровь закипела сильней —
И слепо на смерть, на позор и на горе,
Как раб бессловесный, пошел он за ней.
* * *
Какая сила в страсти скрыта!
Как жадно к жизни льнет она!
Давно под крест она зарыта,
На смерть давно обречена,
А вот — руки горячей, сильной,
Пожатье… Тихие слова…
И там, в земле, во тьме могильной
Еще дрожит… еще жива!
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Сладко уснули, забывая о бурях земных,
Бурях земных, надрывающих тело и душу.
Ропотом жалким, речами сомнений больных
Я безмятежного сна твоего не нарушу.
Мне озарила бы душу живящим лучом
Милая ласка одна твоего поцелуя…
Спи безмятежно: не стану просить я о нем,
Мир забытья твоего нарушать не хочу я.
В смертный мой час затаил бы я стоны в груди,
Чтобы страданье тебе не могло и присниться:
Ты, засыпая, сказала: — «Меня не буди,
Милый! Оставь меня в призрачных грезах забыться».
ЛИЛИЯ
На болоте топком, на гнилой трясине,
Меж травою сорной, между тростником,
Лилия речная по зеленой тине
Пышно раскидалась девственным цветком.
Все вокруг в болоте гниль и разложенье,
И над этой грязью чистая, одна,
Как в растленном мире светлое виденье
Лилии головка белая видна.
Жизнь идет в трясине весело и дружно:
Гады копошатся, вьются стаи мух.
Лилии в болоте никому не нужно —
К чистоте прекрасной мир болотный глух.
Летний день минует в сладостной дремоте
Для цветка мгновенья жизни коротки, —
И такой же гнилью, как и все в болоте,
Лилии увядшей станут лепестки.
В НОЧЬ НА РОЖДЕСТВО
В святую ночь сиянием лучистым
Ярчей горят созвездия светил,
И кто внимает чутко сердцем чистым –
Услышит зов незримых вышних сил:
«Все кто душою грешною робеет
Пред Богом славы в звездной высоте
Кто о своих скорбях рыдать не смеет
Перед Страдальцем чистым на кресте –
Молитесь ныне! В эту ночь святую,
Чтобы людским молениям внимать,
На горнем месте, Бога одесную,
Стоит с Младенцем благостная Мать!
* * *
Не стучись ты в мою неоткрытую дверь,
Я тебе отворить не могу.
В эту келью тебя не впущу я теперь —
Я ее тишину берегу.
Я толпу беспокойных гостей прогнала
И свободно вздохнула одна.
Я остатки разгульных пиров убрала —
И теперь у меня тишина.
Я лампаду зажгла пред иконой святой,
Я молиться и плакать хочу.
Перед замкнутой дверью моей ты не стой,
Не стучись — я тебя не впущу!
* * *
Сеятель ходит. Осенняя мгла нависает,
Красные теплые дни миновали давно.
Сеятель ходит и в борозды семя бросает,
В черную мертвую землю сухое зерно.
Верит, что лето дохнет животворною силой,
Верит, что к жизни возстанет зерно из земли…
Боже! Стоящим пред свежей могилой
Веры такой ниспошли!
* * *
Ночь миновала. Довольно вина.
Спущена ль там на окне занавеска?
Я для разгульных ночей создана,
Не для дневного веселого блеска.
Ночь миновала, и солнце взошло,
Благовест ранний звучит в отдаленье.
Дети проснулись. Порочное зло
Прячется робко в невольном смущенье.
Солнечный луч не согреет меня —
Он ослепляет нечистые очи.
Светлым и чистым — сияние дня,
Грешным — огни лихорадочной ночи.
СЫН ПУСТЫНИ
Оседлаю коня полудикого
И помчусь в беспредельную даль:
Не уйду ли от горя великого,
Не развею ль по ветру печаль!
Больно сердцу: как солнце палящее
Жжет в родимой пустыни пески,
Жжет мне сердце желанье томящее,
Рвется грудь от любви и тоски.
Загорается небо безбрежное
Миллионами ярких светил,
Но светлей горит пламя мятежное,
Что в душе я своей затаил.
Кровь горячей волной подымается…
Конь мой! Дальше, в раздолье степей!
Сердце, сердце во мне разрывается
От любви безнадежной моей!
* * *
О вы, чье сердце старости боится!
Она придет, как ласковая мать,
И скажет: — «Солнце ясное садится,
Пора усталым за день спать!
Лампаду я затеплю у иконы,
Завешу окна, притушу огни:
Читай молитву. Положи поклоны
И всех, кто дорог, помяни.
Не плачь, не бойся, что кругом темнеет,
Закрой глаза, — я рядом посижу.
Покуда сон тебя не одолеет,
Я сказку старую скажу.
Не плачь, вернешься ты опять к забавам,
За этой ночью снова будут дни.
Теперь же росы падают по травам,
Усталым спать пора. Усни!»
* * *
Последняя любовь — последняя страница
С насмешкой горькою в отрывистых строках.
Душа моя, душа — замученная птица
У мальчика жестокого в руках!
О, если б тот, кто мне надел венец из терний,
Хоть понял бы красу осенних грустных дней,
Хоть видел бы зари осенней свет вечерний
В горении любви непринятой моей.
Но только блеск утра, но лишь грозы зарница
Для юных дерзких глаз прекрасны на земле.
Душа моя, душа — замученная птица!
Последняя любовь угасла в серой мгле.
* * *
Прочь, манящие счастья обманы!
Прочь, миражи чарующих снов!
Я иду перевязывать раны
У слабеющих жизни бойцов.
Я иду облегчить их мученье,
Язвы гнойные их исцелить
И предсмертной минуты томленье
Лаской нужной для них осветить.
Если скажут мне: — «Раны кровавой
Страшен вид. Жизнь на радость дана!»
Я отвечу на голос лукавый:
«Отойди от меня, сатана!»
* * *
Распростерли кресты придорожные руки молящие
Над полями, где волнами ходят колосья шумящие,
Над межою, заросшей полынью и белою кашкою,
Над зверьком полевым, над веселою мелкою пташкою,
Над безвестной могилой, травою ползучей обвитою,
Над тропинкой, ногами прохожего люда убитою,
Над людьми, что куда-то спешат по дороге, тревожные, —
Распростерли молящие руки кресты придорожные.
Старушка
Старые руки заботливо вяжут
Кружев красивый узор.
Бледные губы словечка не скажут,
Ясен опущенный взор.
Кажется, стала она изваяньем
Мирной, немой старины.
Кажется, будто мудреным вязаньем
Мысли старушки полны.
Только сама про себя она знает,
Петли считая его,
Сколько горячих молитв прочитает,
Сколько припомнит всего.
* * *
Тополи старые глухо шумят над дорогой.
В роще лепечут в ответ молодые березы.
В теплую ночь разговоры вести им свободно:
Нету ни птиц беспокойных, ни шума дневного.
Тополи старые ветви свои простирают,
Старые, серые, мохом покрытые ветви,
Просят у юных березок привета и ласки,
Чистые слезы росою на листьях сверкают.
Шепчут, лепечут в ответ молодые березы:
«Стары вы, мохом поросшие тополи-деды!
Наши стволы белоснежные хмель обвивает,
Хмель молодой обвивает все крепче и крепче.
В лунные ночи в объятьях его бесконечных
Мы замираем и шепчем бессвязные речи».
