ЛЮБЛЮ ТЕБЯ
Люблю тебя за то, что ты на пламя,
дрожащее при сквозняке, похож,
за то, что, если счастья между нами
я захочу, ты вспыхнешь и пройдешь.
За то тебя люблю, что убедилась:
без болтовни о браке, о венце
любовь — такая прелесть, сладость, милость,
что разве это заключишь в кольце?
И хорошо, что мне не шить, не штопать,
тебе моих обедов не ругать,
твоим из ванной башмакам не топать,
мне в кимоно на кухне не стоять.
Мы только будем назначать свиданья
и по ночам в гостиной танцевать.
И я давать не буду обещанья,
и нарушать их, и давать опять.
В шелку вечернем средь дневного шума
я праздничной останусь пред тобой,
и, если будешь о минувшем думать,
я эти думы озарю мечтой.
ОСЕНЬ
Что в ливень уходит милый
без шляпы и без пальто?
Зачем он уходит ночью —
не может понять никто.
Звезды, его проводите,
верен во тьме ваш строй.
Вы сердце его узнали?
Мы живы были мечтой.
Вы видели, как он плачет?
Без слез — лишь в горле комок.
Ясные звезды, скажите,
обидеть кто его мог?
Волосы милого мокнут.
Черной ночи боюсь.
Далеко мой любимый.
И осень, когда проснусь.
ДОЖДЬ
Друзья приходили и уходили,
с кровель мокрых текло;
падают слезы, сочатся вяло,
ты вошел — что-то сердце сжало —
разве не все прошло?
Дождь в мою открытую руку,
намокшей зелени срез,
шорох шагов и воды потоки,
ребенок навстречу — не твой — на дороге
улицей детства исчез.
Монотонные ливня звуки
гасят мелькнувший свет.
Сумрак густеет слепком унылым,
и туманом к продрогшим ивам
тянется рук скелет.
Так глубоко уснешь, что спросишь:
может, все это сны?
Градом стекает со спелых злаков,
и во тьме плывет, сребролаков,
лик молодой луны.
Слезы смолкают — высокие звезды
колоколами звонят.
Ты, далекий, сияющей тенью,
и в зарницах скупых мгновений
крылья ночи блестят.
МОЕ ЛУЧШЕЕ ВРЕМЯ ДНЯ
Мое лучшее время дня,
когда я одна,
когда память след
ловит далекого воспоминанья –
тогда детство смотрит мое
с оснеженных ветвей окна
и под веками солнечный свет
превращает в сиянье.
Там — утраченное,
здесь будничный день
мне грозит расписаньем дел
на сегодня —
я краду тишину,
музы склоняется тень,
прежде чем кухни предел
встретит жаром меня преисподней.
У меня есть свиданья,
назначенные высоко,
со знакомыми старого сна,
но о них не узнают —
книгу тихо беру,
нахожу страницу легко —
и поэт (он умер давно)
прядью женщины милой играет.
Пользы нет от меня никакой,
и меня не поймут никак.
Но в могильном покое души
обновляется что-то —
меньше сжатье,
узды слабеет натяг,
будто в рассветной тиши
ветка дрожит от взлета.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Смотри, малыш: мы свет не погасили,
и двери мы не будем закрывать,
чтоб не вошли ночные злые силы,
чтоб тьму из-за окошка не впускать.
Все это было только в сновиденье.
Не ведьма — я, и папа — не дракон.
Его улыбка разгоняет тени,
тролль убежал, и не вернется он.
Я знаю страх, с которым ты столкнулся,
трусишка милый, маленький глупыш…
Ты пососал свой палец, улыбнулся,
о страшном сне забыл и снова спишь.
Но эти сны даются в наказанье,
и непреодолим извечный страх.
Вся повесть о страстях, грехе, страданье
записана в младенческих чертах.
Пока что, напевая и лаская,
мы всякий твой кошмар развеем в дым,
беспечным дням пока не видно края,
и страх пока легко преодолим.
Но час придет, и жуткие фантомы
мы не отгоним ласкою своей.
У нас в глазах увидя страх знакомый,
поймешь, что люди нечисти страшней.
Но в эту ночь мы света не погасим,
твое сердечко нам растворено,
и ужас заоконный неопасен,
и злу сюда проникнуть не дано.
АВТОПОРТРЕТ 4
Старая дама
живет на улице моего детства
и помнит
меня еще ребенком.
Дикой была
говорит она про меня
и наш дом весь дрожал
когда ты прыжками неслась
с первого этажа на четвертый.
Образ этот
чем-то меня беспокоит
и угрожает
собственному моему
о себе представленью
будто кадры на пленке
наезжают один на другой.
Меня страшат
воспоминания
знакомых
Они помнят детали
которые я позабыла
и крадут
тот мой лик
что не присущ мне более
Со своим совмещают
сопоставляют.
Я не могу
вспомнить
ту старую даму
из детства.
Для меня
все взрослые
без возраста были
все на одно лицо
как негры.
А у таинственной дамы
знание есть обо мне
тайна
которой я избегаю касаться.
Эта тайна
ужасно ее занимает
и отдаляет день смерти.
Она ее свято хранит
чтобы меня пережить.
По лестницам я не носилась
я тихим была ребенком
я чувствую к ней отвращенье.
