***
Черны, как ночь, на землю пали тени,
Что бросил свет колдующей луны,
И мрамором одетые ступени
В густую тьму уже погружены.
И волны тихо край их омывают…
Трепещет зыбью дремлющий канал,
Улыбку звезд приветно отражает
В немом дворце паркет пустынных зал.
Решетки окон в кружеве ажура
Минувших жизней повести хранят.
Спит кипарис… И, грезя, льет датура
Из чаши белой благовонный яд.
Скользит в саду полотен Тициана
Знакомый образ — в локонах лицо,
И у перил, при лепете фонтана
Гондолу ждет зацветшее кольцо.
Сквозит резьба на стрельчатом балконе,
Тяжелой страстью дышит старый лавр,
И чудится, навстречу Дездемоне
Спешит любовью опьяненный мавр.
Венеция, ты спишь на водном ложе,
Ползут века, меняются пути,
Но шепчет Вздохов Мост, Палаццо Дожей
Про львиный зев Совета Десяти;
Про догаресс, пиры и договоры,
Колоколов лепантских гордый звон,
И про небес лазурнейшие взоры
В жемчуг и яхонт убранных мадонн.
И вечная канцона гондольера,
Времен сразив завистливый черед,
Про forza dell’ amore, dell’ altiera,
До наших дней восторженно поет.
В гондоле
Тебе, Венеция, жемчужина морей,
Я шлю привет мой тихий запоздалый…
Прими его, как стон души моей,
Души измученной, и скорбной, и усталой.
О, как ты хороша! Волшебный, странный сон
Истомой сладостной мое чело объемлет.
В прозрачном сумраке, в тиши, со всех сторон
Громада пышная дворцов зубчатых дремлет,
И негой дышет ночь… Недвижная луна
Лагуны спящие спокойно озаряет,
Чуть веет ветерок, и зыбкая волна
Лучом серебряным капризно колыхает.
На темном бархате канала свежих вод
Бесшумна и легка скользит моя гондола.
Rialto белого прохладный, мшистый свод
Играет звуками чуть слышной баркаролы,
И длинного весла ей вторит влажный всплеск,
Палаццо старого обросшие ступени,
Свидетели времен, когда роскошный блеск
Былых патрициев не знал досадной тени,
Манят взойти опять на звонкий мрамор плит.
Узорных фонарей цветное отраженье
На лоне призрачном причудливо дрожит,
И цепью тянется в бессчетном повтореньи…
Все замерло вокруг, все тонет в ясном мире —
И слышится вдали: «Vorrei merire…»
Вилла Адриана
В былой Авзонии, где свод небес так жгуч,
Оазисом средь выжженной пустыни
Стоит она досель. Изломан и колюч,
Ряд кактусов под куполами пиний
Ведет в заглохшую аллею. По стенам
Цепляются гирлянды, тут и там,
И фиолетовых и розовых глициний,
И острый, как стрела, их прорезает луч.
Разрушен Цезаря уединенный дом,
В развалинах кирпичныя ступени.
Лишь, полустертыя, украдкой, о былом
Шепнут гостям обломки украшений.
В бассейне атрия печальный островок
Среди камней белеет одинок, –
Свидетель августа безмолвных размышлений…
И мрамор сыплется под ласточки крылом.
А там, где, в тишине, чуть пахнущий ирис
Канал, травой заросший, окаймляет,
Где, часовой веков, гигантский кипарис,
Природы жизнь доныне охраняет –
Там, чудится, как встарь, бессмертьем осиян,
Неслышным шагом бродит Адриан
И, памятью томим, все так же отдыхает,
Припав на грудь твою, прекрасный Адонис.
