СТЕПНАЯ РАПСОДИЯ
Близ угрюмых развалин седого Отрара,
Среди огненно-красных песков под луной
Одинокою странницей бродит отара,
Обручившись теперь с тишиною немой.
Что же ищет она в одичавшей пустыне,
Навсегда потеряв свой беспечный покой?
Ей неведомы страсти мирские отныне.
Пахнут росные травы тоскою другой.
Здесь иная рождается песнь океана,
Чьи песчаные волны крылами ветров
Расписные узоры под сенью тумана
Оставляют как символ безвестных следов.
Добела раскаленные солнцем барханы
И ковыль заунывный не просто пейзаж,
Грациозно проходят сквозь ночь караваны,
Заставляя невольно поверить в мираж.
Даже слышится звон колокольцев старинных,
Украшающих шеи двугорбых старух,
Белостатных красавиц, когда-то невинных,
А теперь навсегда воплотившихся в дух.
Преисполнены таинства эти созданья,
Просветленные жизнью уже не одной.
Под узорчатым сводом шатра мирозданья
Заслужили кочевницы трон золотой.
…Это кажется только, что плачет пустыня:
Ее голос как кюй разливался точь-в-точь,
И луна не случайно, как спелая дыня,
Налилась щедрым соком в ту летнюю ночь.
ЧИНАРА
Я словно чинара в безмолвных барханах,
Что тайны свои доверяет луне,
Забыла о шумных торговцах в духанах,
Ковер вышивая в ночной тишине.
В моем рукоделье узоров немало,
Шершавых с изнанки, но сочных цветов,
Я их за станком никогда не вязала,
Вручную, на ощупь ткала из узлов.
Из тех лишь узлов, что судьба завязала
Как вешки моих беспокойных дорог,
Чтоб каждой из них назначенье я знала,
Пока не откроется новый порог…
ПРАЗДНИК СВЕТА
Бахромою шелковистой
Окольцован вешний пруд.
Шелестят в блаженстве листья,
В сень узорную зовут.
Целомудренность юдоли
Завораживает взор.
Сердце просится на волю,
На зеленый косогор,
В мир ночной хмельной душицы,
Позабытый невзначай,
В мир, где чудо сотворится,
Если чувства — через край.
ПОСЛЕДНИЙ ТОСТ
Был час Любви, и Вы, об этом зная,
Бежали, захмелев, не от меня,
А, ясный ум сомненьями терзая,
Бежали от себя как от огня.
Признаться, оба мы слепыми были,
Поверив зыбкой тишине ночей,
И, поздно встретившись, чуть не забыли
Печальный опыт юности своей.
Я пью за Вас, за наше расставанье,
За невозможность встретиться опять,
За робкое без страсти целованье
На берегу реки, бегущей вспять.
БЛИКИ ВРЕМЕНИ
Мне все еще кажется: май не истает,
Пока в синеве журавлиные стаи.
И я в сарафане с пшеничной косой
Томлюсь ожиданием перед грозой…
Мне все еще кажется: солнца так много,
Но август со свитой стоит у порога,
И я паутину волшебную вью,
Встречая с любовью невестку свою…
Мне все еще кажется: осень продлится,
И я начинаю с ней тихо рядиться,
Прошу задержаться хотя бы на миг,
Но ветер сей тайный мой знак не постиг…
Мне все еще кажется сказкой предзимье,
Но утро блеснуло чуть инеем синим.
Ковром расстилаясь, шуршит подо мной
Листва золотистой своей бахромой…
* * *
Из камня я сердце мужчины ваяла,
Как ангел добра, лишь касаясь крылами,
И с нежностью матери вольное пламя
В уста полусонные тихо вдувала.
Как долго мечту я вверяла надежде:
Пусть камень холодный, но он как в теплице
Песчинкой алмазной вот-вот заискрится
И станет творением Бога, как прежде.
ТОМЛЕНИЕ
Я больна глухой тоской по небу,
По плывущим тихо облакам.
Мне бы научиться так же слепо
Плыть к своим далеким берегам.
Мне бы научиться постоянству
У луны, у солнца и у звезд.
В параллельные войти пространства
По дорожке непролитых слез.
Мне бы с высотою обручиться,
Всем святым наукам отслужив:
Мне бы Божьей властью заручиться,
Неохватный мир в себя вместив.
ВЕРЮ
Я искренне верю: мечта моя сбудется,
Она еще, правда, парит в облаках,
И рана всему вопреки зарубцуется,
Свечу не задуют метели впотьмах.
Я искренне верю: казан вновь наполнится,
Я буду аул до утра угощать,
Когда на байге белокрылая конница
Научится знамя Степи защищать.
Я искренне верю: любовь не для тления,
Мне выпала честь: для бессмертья страдать.
Исполню свое на земле назначение –
До цели заветной рукою подать.
ОЛЖАСУ СУЛЕЙМЕНОВУ
Есть биография и есть судьба поэта,
Чей дух возносится до огненных стихий.
Сын млечных звезд, в своих ночных полетах где-то
Пируя с музами, нам шлет свои стихи.
Томимый скукой лет, средь бытия земного,
Кто он: великий грешник иль святой пророк?
Кочевник, наделенный властью Слова,
В своих творениях непостижим как Бог.
Не с женщиной стихи обручены – а с тайной,
И потому слагаются почти навзрыд.
Торжественно-печальный взгляд поэта не случайно
По лучикам изменчивым скользит.
И выплывают из туманов изваянья,
Послушно облекаясь в рифмы и слова,
Вселяясь в звездную поэму без названья,
Где не окончена последняя глава.
ФЛЕЙТА ГАССАНА
Боже, прости, что в угаре похмелья
Я расточал с безоглядностью пыл
И, ослепленный экстазом веселья,
В терпком вине свое сердце топил.
В летние ночи под бархатом мрака
С флейтой Гассана гулял, как в раю.
Но ненаглядная пери, однако,
Душу похитила, видно, мою.
Словно из сказки явилось то диво,
Взор мой смущая невинной красой:
Очи – не очи, а два чернослива,
Страстно блестели, умыты росой.
Сон, наважденье? Но эта богиня
Савской царицею грезится мне.
Тайной какою, не знаю, пленила
Волю мою, как в магическом сне.
Власть волшебства в этом чуде открыл я
И сиротливость свою ощутил.
Боже, верни мне орлиные крылья,
Снова взлететь мне достало бы сил.
Как же до башни мечты дотянуться?
Птицей подстреленной быть не хочу.
Лучше на землю мне снова вернуться:
Грех прикасаться руками к лучу.
Гурия сердца, стань музой Турана,
Скрой под чадрою невинность лица,
Краше газели в поющих барханах
Будь и останься такой до конца!
ПЕСНИ ПЕСКОВ
Близ угрюмых развалин седого Отрара,
Среди огненно-красных песков под луной
Одинокою странницей бродит отара, –
Подружившись навек с тишиною немой.
Что же ищет она в одичавшей пустыне,
Навсегда потеряв свой беспечный покой?
Ей неведомы страсти мирские отныне.
Пахнут росные травы тоскою другой.
Здесь другая рождается песнь океана,
Чьи песчаные волны крылами ветров
Расписные узоры под сенью тумана
Оставляют как символ безвестных следов.
Добела раскаленные солнцем барханы
И ковыль заунывный не просто пейзаж,
Грациозно проходят сквозь ночь караваны,
Заставляя невольно поверить в мираж.
Даже слышится звон колокольцев старинных,
Украшающих шеи двугорбых старух,
Белостатных красавиц, когда-то невинных,
А теперь навсегда воплотившихся в дух.
Преисполнены таинства эти созданья,
Просветленные жизнью уже не одной.
Под узорчатым сводом шатра мирозданья
Заслужили кочевницы трон золотой.
… Это кажется только, что плачет пустыня:
Ее голос, как кюй, разливался точь-в-точь
И луна не случайно, как спелая дыня,
Налилась щедрым соком в ту летнюю ночь.
ВЕСТЬ
Щерится небо над Степью Великою,
Звездные долы застыли в молчанье.
Златодержавную Мать Солнцеликую
Я ли покину из доли печальной?
Что потеряете, то не восполните:
Счастье прозренья без слез не приходит.
Руки Агари заботливой вспомните,
Боль за отечество в женской природе.
Вещие песни азийской печальницы
Сдобрены солью скитаний безмолвных.
Выпало столько на долю избранницы –
Благо творящей для мира Мадонны!
Щерится небо над Степью Великою,
Звездные долы в туманах раскинув.
Ночь оглашается тихими кликами
Родоначальницы саков и скифов.
ПОДРУГЕ
Елене Зинченко
Ты пришла из полынного душного лета,
Источая диковинный запах полей;
Золотыми лучами по пояс согрета,
Повторяя походку самих журавлей.
Как полночная мгла в паутине небесной,
Первозданностью мира манила к себе –
Неизвестной тоской, нерастраченной песней,
Красотой, подобающей божьей рабе.
Это что? Сновиденье, мираж или было:
Безмятежность и женственность смуглых ночей,
Предвкушение тайн без притворного пыла
И жемчужины слез из вселенских очей.
Истекают водою по капле мгновенья.
Эхо гулкой реки пронесется, как вздох.
Лишь душа, устремленная в Лоно Прозренья,
Повторяет уроки минувших эпох:
Возвращается вновь изначальная память
Из пучины забвенья, как вспышки огней.
Этим всполохом нежных зарниц не истаять,
И становятся звенья бессмертья прочней.
…Только правды той нет, на миру обнаженной,
Тех олуненных встреч среди белых берез.
По-библейски прекрасны славянские жены,
Словно небо, одетое в рубище звезд.
Нет и платья того из ярчайшего ситца,
Нет желания в шлейфе речений блистать.
Но и в белый январь твоя самость как птица,
И твоя по-ахматовски царственна стать.
ШАИР ИЗ ШИРАЗА
Задолго до европейского Ренессанса
именно на мусульманском Востоке
была разработана
художественная концепция гуманизма
и словарь изящной словесности
впервые пополнился термином “гуманизм”,
“человечность” – а д а м и й а т.
Его автором был великий Саади.
Гражданин мира.
Из Хорасана, Герата, Шираза
Песнь растекалась, ручьями звеня.
Долгие речи под кроною вяза
Ниц повергали когда-то меня.
Жгучей печалью при жизни томимый,
В сердце бегим постучался шаир.
Миру навеки оставивший имя,
Сутью своей по-младенчески сир.
В кытах, касыдах, газелях Саади
Голос эпохи звучит как набат*.
Дервиш-мыслитель-мечтатель Саади
Неистощимою силой объят.
Он – повелитель умов и тиранов –
Главный закон адамьята постиг.
Солнцем Рассвета обласканный рано,
Не снизошел до хулы и интриг.
В прах мы уходим, из праха являясь.
Племя Адамово тело одно.
Мудрость восточная Истины кладезь:
Право на выбор нам Богом дано.
Время Бабура не кануло в Лету.
Древний Туран восстает из огня.
Станьте пророками снова, поэты,
Знаки отличия свято храня.
*От арабского наубат – барабанный бой.
ВОПЛЬ
“Ой, распахнитесь Врата Откровения,
Мачехой злою мне стала судьба,
Жизнь догорает на поле забвения, –
Кличет за прялкой земная раба, –
Солнце укрылось за хмурою тучею,
Чем накормить мне родного мальца?
Жалкие крохи – от случая к случаю,
Коль потеряли кормильца-отца”.
Тоньше, чем нить, паутину терпения
Вьет златоперстой рукою она,
Средь тишины голубиного пения
Истовой верою в Бога полна.
ДЖУЛЬЕТТА РЕКАМЬЕ
По мотивам известного портрета Жерара
Высокая выпала честь для Лиона.
Звезда этой женщины кем зажжена?
С античных подмостков времен Илиона
Нисходит, ведомая кистью, она.
Наперсницей Музы слыла не случайно
И первопричина тому – Красота.
Изваяна светом, окутана тайной,
Улыбка вселенной легла на уста.
Колдует, колдует король светотени,
Лелея творенье любви не дыша.
В одном из небесных теперь воплощений
Достигнет библейского рая душа.
Нежнейшие клики, нежнейшие зовы…
О, эти предмысли узреть не дано!
С божественной женщины сняты покровы,
И новым свеченьем горит полотно.
Не всем предназначено быть изваяньем.
Откуда источник добра и тепла,
И с чем соприродно дитя обаянья? –
Ту тайну Джульетта с собой унесла.
ПРИКОСНОВЕНИЕ
В ее душе – приливы моря,
В глазах далекая тоска.
По небу в золотых узорах
Нежнее нежного рука.
И на устах – улыбка света,
Лицо красиво без прикрас.
Она в лиловое одета
В глубокий, непорочный час.
К земному ангельским презреньем
Движенья тайные полны.
Волнует лишь прикосновенье
И вздох тревожной тишины.
Предугадание сближенья
Двух неразгаданных миров.
И боль до слез в изнеможенье,
Коль осязаешь вечный зов.
ВЕЧЕРНИЙ СВЕТ
Прошелестели листьями страницы,
Ревнивый ветер треплет их во сне,
Отполыхали в августе зарницы –
Гуляния ночные при луне.
Мне верилось, что сладкий сон продлится,
Ничто не предвещало той черты,
Где может счастья бег остановиться
И вмиг проступят лики черноты.
Увы, я не виню вас, милый, верьте,
За выбор неожиданный такой.
Жизнь – карусель, и в этой круговерти
Вы заслужили для души покой.
Не потускнеют в памяти мгновенья,
Блеснувшие огнями надо мной.
Запомнились высокие сравненья –
Но нет, ни с ней, ни с женщиной земной…
В ЗАМКЕ АЛЬГАМБРА
Снится мне вновь, из огня и шафрана,
Пылкой Гранады загадочный свет.
В полумерцающей мгле ресторана
Я танцевала под звон кастаньет
Танец восточный красавиц Ирана.
Падали звезды на лунные плечи,
Таяли грезы в миндалинах глаз.
В тот удивительно-сказочный вечер
Я Андалузии всласть отдалась.
Миг упоенья! Он так скоротечен…
Помню. Все помню. Медлительно, странно
С моря волна надвигалась к волне.
Замок Альгамбра!
Там в воздухе пряном
Плач мавританский послышался мне
Сквозь песнопенье аятов Корана.
Сколько столетий в слезах и обидах
Здесь пронеслось и пролилось в уста.
Я поднялась по ступеням без гидов –
Затрепетала душа неспроста,
Словно вернулась эпоха Насридов*.
Витиеватою вязью арабской
Мраморный купол ансамбля тиснен.
Здесь, на земле пребывая испанской,
Я постигала Плеяду времен,
Благоговея пред Словом с опаской.
Если окинуть историю взглядом,
В ночи ее распахнувши окно,
Можно увидеть:
на пиршестве рядом
Запад с Востоком из рога вино
Пьют и смеются.
Мне снится Гранада…
Толедо – Гранада – Мадрид 1983
*В 1238 году Мухаммед Ибн аль-Ахмар из рода Наср поднял восстание против Альмохадов и, поддержанный населением Гранады, основал государство Насридов. Гранада стала столицей эмирата, владения которого простирались вдоль южного побережья Средиземного моря, от Геркулесовых столбов до Альмерии. Время правления Ибн аль-Ахмара, основателя Альгамбры, ознаменовалось высшим расцветом эмирата. Он стал как бы небольшим оазисом в огромной католической Испании. Второго января 1492 года объединенные войска Кастилии и Арагона овладели Гранадой. Пала цветущая столица к тому времени единственного на Пиренейском полуострове государства Насридов. Последний из правителей династии Абу Абдаллах вручил ключи от дворцового комплекса Альгамбры Фердинанду и Изабелле и навсегда покинул город. Знамя св. Иакова взвилось над древнейшей башней альгамбрской цитадели.
СИМУРГ И СОЛОВЕЙ
Отчего соловей, позабыв про покой,
Упивается всласть неубывной тоской?
Красотою палим, день и ночь напролет
О рубиновой Розе призывно поет:
“К моей песне устами неслышно прильни,
Это лютни слеза в родниковой тени.
Оттого что теперь хоть одну даже ночь
Без тебя мне прожить в этом мире невмочь.
Я в смертельном бреду, я в любовном чаду,
Твой ответ как награду небесную жду”.
Только райская пери молчаньем полна,
В хорасанских садах несравненна она.
Там играет човган, там пирует земля,
Огнецветными красками взор веселя.
В час цветенья весны соловью невдомек,
Что же мир этот сир, отчего так убог.
Раньше срока певец сладострастья исчах,
О расплатах не думают в юных годах.
Словно нищий в мольбах, раб невольной любви
Возбуждает печалью желанья свои.
Чем объят еще он, кроме Розы своей,
Чья исчезнет краса через несколько дней?
Эти сны наяву, как часы пролетят,
Пыльный ветер сорвет лепестковый наряд.
“Соловей, соловей, от обмана очнись,
Пылкий взор обрати на мгновение ввысь.
Ту безмерную даль можно сердцем объять
И, как Феникс из пепла, воскреснуть опять.
Знай: сокровища мира сокрыты от глаз,
Только тени повсюду преследуют нас”.
Так взывает удод* сквозь густеющий мрак,
Но серебряный плач не умолкнет никак.
Выше сил соловья – ключ прозренья найти,
Власть бессмертной души постигают в Пути.
Семь долин предстоит пересечь за моря
Для искателя тайны из тайн – Короля.
Его имя Симург. Он живет на горе,
В золотом оперенье подобен заре.
С голубиных высот вот уже столько лет
Источает из уст ослепительный свет.
Там, под сводом лучей, у сияющих врат
Хоть на миг соловей оказаться бы рад.
Но не всем суждено это право иметь,
Чтоб до Сердца Вселенной так смело взлететь!
* Здесь: удод – суфий.
“Нетленные краски Востока”, май 2002
