***
Спи, младенец, год за годом,
Баюшки-баю;
Четырем твоим свободам
Я отходную спою.
Я писать указы стану
Твердою рукой,
Дам покой тебе, смутьяну:
«Со святыми упокой!»
Если мало эскадронов,
Слабо хлещет плеть –
Для тебя я и патронов
Не хочу жалеть.
Приложу к тому все силы,
Чтоб создать покой:
Нет покойнее могилы,
«Со святыми упокой!»
Я из дядек буду старшим,
Вот тебе мой сказ,
И наклею над монаршим
Треповский указ.
Там — свобода арестантам,
Здесь — свободным крест;
Разъясню манифестантам
Царский манифест.
Хороните павших с миром,
Говорите речь,
Ей в ответ, сливаясь с клиром,
Прогремит картечь.
Брызнет кровь, по ленте красной
Потечет рекой…
Спи, младенец мой прекрасный,
«Со святыми упокой!»
Я – порядка оборона,
Всюду озарю
Светом факелов Нерона
Конституции зарю.
Спи, дитя, под сводом склепов,
Нас не беспокой;
Пропоет свободе Трепов:
«Со святыми упокой!»
1905
Молитва
Тучи темные нависли
Низко над землей,
Сон оковывает мысли
Непроглядной мглой…
Воли нет, слабеют силы,
Тишина вокруг…
И спокойствие могилы
Охватило вдруг.
Замирают в сердце муки…
На борьбу опять
Опустившиеся руки
Нету сил поднять.
Голова в изнеможеньи
Клонится на грудь…
Боже мой! Услышь моленье,
О, не дай заснуть.
Этот сон души мертвящий
Бурей разгони
И зажги во тьме царящей
Прежние огни.
Февраль 1888
КРЕЩЕНИЕ ГОСПОДНЕ
I.
Среди песков пустыни Иордана,
Где высатся ряды угрюмых скал,
Где бродит волк голодный и шакал,
Звучала речь Святая Иоанна,
Как к покаянию народному призыв,
Толпы людей, как волн морских прилив,
Стекалися к убежищу Предтечи
И слушали пророческие речи
Отшельника. Постами изможден,
Питаяся акридами и медом
И власяницею суровой облечен,
Святой Пророк являлся пред народом
И в пламенных, бичующих словах
Учил его и обличал в грехах.
Когда ж избрал, как символ очищенья,
В водах реки Крещенье –
Уверовав в учение его,
Шли многие креститься у него.
Он возвещал пришествие Того,
Кому ремень от обуви Его
Он равзязать по прах не был достоин.
Он говорил собравшимся о Том,
Кто сотворил Крещение огнем
И Духом Пресвятым, о Том – Непогрешимом,
Кто в житницу пшеницу соберет
Лопатою, солому-же сожжет
Он на огне Своем неугасимом.
II.
И, вот, когда минуло тридцать лет
Спасителю, оставив Назарет,
Ко проповеди этой и Крещенью,
К суровому и чистомуученью
При шел и Он.
Пророк не знал Христа,
Но так была безрешна и чиста
Спасителя Святая красота,
И нечто столь высокое в Нем было
И светлое, что душу поразило
Отшельника величием своим,
Когда Христос явился перед ним
У берегов цветущих Иордана!
Любовь и страх объяли Иоанна,
И он, что был к греху неумолим,
Святой Пророк, кидавший обличенье
в лицо царям, озваченный смущеньем,
Ничтожным вдруг почувствовал себя
Пред Иисусом. Надо от Тебя
Креститься мне, о Господи, и Ты ли
Пришел ко мне? – в волнении твердили
Его уста, его смиренный вид.
Но отвечал Спаситель благодушно:
– Оставь теперь, зане так надлежит
Нам истину исполнить! – И послушно
Он Господа веленье совершил.
Когда ж из волн Спаситель выходил.
В сиянии открылся свод небесный,
И золотом в лазури голубой
Над Ним с небес спустился Дух Святой,
И свыше глас послышался чудесный:
– Сей есть Мой Сын возлюбленный, на Нем
Покоится Мое благоволенье! –
И понял Иоанн: то было откровенье,
И преклонился Он пред Господом Христом!
О. Чюмина
Печатается по книге «Религиозно-нравственные стихотворения, относящиеся преимущественно к земной жизни Господа Иисуса Христа, Божией Материи Святых», Санкт-Петербург, 1903 год.
В ТУМАНЕ
Густой туман, как саван желтоватый,
Над городом повис: ни ночь, ни день!
Свет фонарей — дрожащий, красноватый
Могильную напоминает сень.
В тумане влажном сдавленно и глухо
Звучат шаги и голоса людей,
И позади тревожно ловит ухо
Горячее дыханье лошадей.
Под инеем — ряд призраков туманных —
Стоят деревья белые в саду;
Меж призраков таких же безымянных
В толпе людей я как во сне иду.
И хочется, как тяжкий сон кошмарный,
Тумана влажный саван отряхнуть,
Чтоб сумерки сменил день лучезарный
И ясно вновь могли мы видеть путь.
ДВОРЕЦ В АЛУПКЕ
Где серой тучею над уровнем долин
Надвинулся Ай-Петри исполин,
В тени платанов, роз и лавров,
Которые сплелись в чарующий венец,
Подобие Альгамбры древних мавров, –
Белеет сказочный дворец.
Над входной аркою арабской тонкой вязью
Начертаны слова – входящему привет.
Все дышит здесь таинственною связью
С волшебным вымыслом и былью дальних лет.
Где белые из мрамора ступени
Оберегают мраморные львы,
У моря и в тени узорчатой листвы
Порой в лучах луны мне грезилися вы,
Свободы рыцарей, халифов славных тени.
Мне чудились пиры и в окнах блеск огней,
Оружья звон и ржание коней…
Но тих и пуст дворец, как пышный мавзолей,
Повсюду плющ обвил чугунные решетки,
И лунные лучи, задумчивы и кротки,
Скользят, как призраки в безмолвии аллей.
ВЫСОХШИЙ РУЧЕЙ
Весной в траве журчал ручей
Под вечной зеленью крушины,
С зарей звенели там кувшины,
Им вторил смех и звук речей,
И топот стад у водопоя…
Но вот, под жгучим игом зноя,
Иссякла светлая струя:
Безводным ложе у ручья
Таким сухим и жестким стало,
Как взор, давно не знавший слез,
Глядящий мутно и устало.
Его песок полузанес,
И он оставлен и покинут —
Пока из тучи грозовой
Опять струи воды живой,
Как слезы жгучие, не хлынут.
* * *
Над землей струилась ночь незримо
В красоте торжественной своей
И во мраке подземелий Рима
Засветились тысячи огней…
В церкви, их сиянием залитой,
Фимиам кадильницы струят,
Архипастырь кроткий и мастистый
Совершает всенощный обряд.
И звучит молитвенное пенье,
И слышны великия слова:
“В людях мир, земле благоволенье”
В ночь святую Рождества.
И патриций в тунике нарядной,
И бедняк без крова и угла, –
Все полны надеждою отрадной,
Вера всех могуча и светла.
Знают все, что жертвою измены
Пало много братьев и друзей,
Посреди чудовищной арены,
Под когтями острыми зверей…
Христиан не устрашают казни,
Не влечет мирская суета,
Встретить смерть готовы без боязни
Все служители христа.
О, верни нам, Боже, Веру эту,
Эту крепость духа возврати,
Дай блеснуть божественному свету
И на нашем сумрачном пути!…
ЛИСТОПАД
Раздвинулись тучи густые,
Луч солнца упал с высоты,
Кружатся листы золотые,
С дерев облетают листы.
В падении их молчаливом
Покорная дышит печаль,
Прозрачно жемчужным отливом
Подернулась бледная даль.
Кой-где остриями соломы
Щетинится поле вдали,
Ветвей обнаженных изломы
Местами висят до земли.
Безжалостный след ураганов!
Но солнечный луч в вышине,
Прорвавший завесу туманов —
Мечта о далекой весне.
Старого парка молчание,
Ветра чуть слышится вздох,
Стихло под горкой журчание,
Быстрый ручей пересох.
Чашею бледно лазурною
Кажется здесь небосклон,
В чаще меж старых колонн –
Статуя: девушка с урною.
Статуя словно расколота,
Цоколь ее поврежден,
Падают в урну времен
Листья червонного золота.
В вечность уходят часы,
И в уходящем мгновении —
Жизни былой дуновение,
Призрак минувшей красы.
* * *
Пред Пасхи празднеством явясь среди суровых
Первосвященников — гонителей Христовых,
Сказал Искариот Спасителя врагам:
— Что вы дадите мне, когда Его предам?
— И плату отсчитав, синедрион в восторге
Скрывал от остальных о заключенном торге..,
Дни приближалися… И на Петра вопрос:
Где Пасху праздновать? — ответствовал Христос:
— Ступайте, в городе вам встретится идущий
Поспешно человек, кувшин воды несущий,
Скажите лишь ему: “Учитель нас прислал,
Зане Он говорит, что час Его настал.
Веди ж нас в горницу, где б мог с учениками
Он Пасху совершить!” И тот, идя пред вами,
Укажет горницу, что устлана ковром,
Большую, светлую и с убранным столом
— Там приготовьте все. — Услышав это слово,
Исполнили они веление Христово;
И все нашли, как им сказал в беседе Он.
Когда же сумраком оделся небосклон,
Приблизился Христос спокойными шагами,
В одежде праздничной и с ясными очами
И, первый перейдя чрез храмины порог,
— С Апостолами Он за трапезу возлег.
Спускалась над столом висячая лампада,
В открытое окно повеяло из сада
Благоуханием и сумраком ночным.
Лицо Спасителя сияло неземным
Христос взял в руки хлеб и, преломив его,
Сказал: — Вкусите все от Тела Моего.
— И чашу вознеся, налитую до края Вином.
Он произнес, ее благословляя Десницею Своей:
— Сия есть кровь Моя Завета Нового!
Все пейте от нее,
Прольется кровь сия грехов во искупленье!
— Словам Учителя внимали в умиленьи
Апостолы, дивясь загадочным речам.
Он тихо продолжал: — Я сказываю вам,
Что приближается мгновение разлуки.
— Но тут воскликнул Петр: — В темницу и на муки,
Везде пойду с Тобой, Учитель,
и любя — Всю душу положить готов я за Тебя!
— Но молвил Иисус с печалью затаенной,
Подняв к нему Свой взор, благой и просветленный:
— Не пропоет петух, как, жизнь свою храня,
Ты отречешься сам упорно от Меня.
И трижды в эту ночь оставлен всеми буду.
— И снова бросив взор на мрачного Иуду,
Сказал: Что делаешь, то делай же скорей!
— Иуда поднялся, он стал еще бледней,
Во взоре впалых глаз светилося страданье,
— Но миг, один лишь миг продлилось колебанье…
Он вышел, опустив глаза свои к земле,
С печатью Каина на вспыхнувшем челе.
Пока, скрываемый ночною темнотою,
Он шел к судилищу, — с Апостолов толпою
Спаситель выходил, готовяся идти
Один по Своему тернистому пути,
Готовясь мукою ужасною Распятья
Снять с грешников клеймо давнишнего проклятья
И, обновляя мир для правды и любви,
— Все преступления омыть в Своей крови,
И вместо древнего закона отомщенья
— Внести с Собой завет любви и всепрощенья!
ЛУННЫЙ СЛЕД
Над морем — полная луна;
Подобный борозде —
След лунный бросила она,
Дробящийся в воде.
И мы плывем в лучах луны,
Внимая тишине,
Лишь весел наших чуть слышны
Удары по волне.
Куда ведет нас лунный след —
В потерянный ли рай:
В обитель милых дальних лет
Полузабытый край?
Там — вечно ясен небосвод,
Там — дивной сказки свет.
Но в этот край закрыт нам вход,
Туда — возврата нет,
Его мы юностью зовем,
Мечтой к нему летим,
И этот край, пока живем —
Для нас невозвратим.
Но есть страна за далью дней,
Таинственно-светла,
И тихо приближает к ней
Нас каждый взмах весла.
* * *
Пусть, в битве житейской
Стоя одиноко,
Толпой фарисейской
Тесним ты жестоко;
Пусть слово свободы
Толкуют превратно;
Пусть лучшие годы
Ушли невозвратно, –
В стремлении к свету,
Встречаясь с преградой,
Будь верен обету
И духом не падай!
Пусть миром забыты
Святые уроки,
Камнями побиты
Вожди и пророки;
Пусть злоба невежды
Восстанет стеною;
Пусть гаснут надежды
Одна за одною, –
Всю жизнь не миряся
С позорной пощадой,
Погибни, боряся,
Но духом не падай!
Вой злобы трусливой,
Намёк недостойный –
Встречай молчаливо,
С улыбкой спокойной.
***
Прекращенье парламентской сессии
С соблюденьем законнейших форм –
Неужели же это – репрессии,
А не путь либеральных реформ?
Если рот закрываю всей прессе я
Иль тюремный готовлю ей корм –
Неужели же это – репрессии,
А не путь либеральных реформ?
Тяготеют к союзам профессии,
Но боюсь я партийности уз,
Неужели же это репрессии –
Наш «тюремный союзов союз»?
Если казни на нашем конгрессе я
Утверждаю порой без забот –
Неужели же это – репрессии,
А не путь к дарованью свобод?
Если люди весьма прогрессивные
Совершают «сибирский поход» –
Это меры едва ль репрессивные,
Но к свободам прямой переход.
Мы дела совершим богатырские,
Не сойдя с министерских платформ,
И да скроют равнины сибирские
Всех противников наших реформ!
ОСЕННИЕ МЕЛОДИИ
I
Хмурый день. Над темной далью леса
С пожелтевшей редкою листвой —
Опустилась серая завеса
Капель влаги дождевой.
Как дитя, осеннее ненастье,
Не смолкая, плачет за окном —
О былом ли невозвратном счастье,
Промелькнувшем чудным сном?
О красе ль благоуханной лета,
О весне ль, царице молодой?
Но звучит во тьме рыданье это
Надрывающей тоской.
И под шум и стон осенней бури,
В бесконечно долгие часы.
Тщетно жду я проблесков лазури,
Как цветок — живительной росы.
И в мечтах, увы, неисполнимых,
Жажду сердцем солнечных лучей,
Как улыбки чьих-то уст любимых,
Как сиянья дорогих очей.
II
Сегодня после дней холодных и ненастных,
Победно разогнав гряду тяжелых туч,
Приветом летних дней, безоблачных и ясных,
Опять с небес сияет солнца луч.
Листва ласкает взор богатою окраской
И, позабыв туман и стужу, и дожди,
Что кажутся теперь несбыточною сказкой —
Невольно ждешь тепла и света впереди.
Сегодня, после дней тяжелых ожиданья,
Тревоги за тебя и ежечасных мук,
Читаю я слова заветного посланья
И отдыхаю вновь душою, милый друг.
Теперь недавний страх мне кажется ничтожным,
В душе, как в небесах, становится ясней,
И снова счастие является возможным,
И верю я опять возврату прежних дней.
АПОСТОЛ ПАВЕЛ В ЕФЕСЕ
«Горе тем, кто призывает
Всуе Господа Христа
И позорно запятнает
Волхвованием уста.
Над главою лжепророков
Не почиет благодать!
Вам, служителям пороков,
Вам ли бесов изгонять?
Да пожрет собою пламя,
Истребляя их дотла,
Ваши свитки – это знамя
Гнусной ереси и зла!»
Так вещал апостол Павел,
И велением небес
Укрепил он и наставил
В вере Божией Ефес.
ПРОБУЖДЕНИЕ ВЕСНЫ
Тревожны вешние закаты!
Горит румянцем талый снег,
Горят сердца у нас, объяты
Воспоминаньем вешних нег.
Из дивных градов затонувших
Несется звон колоколов,
Так отголоском дней минувших
Звучит напев знакомых слов.
Они волнуют, вызывают
Из душных комнат на крыльцо,
И легким ветром обвевают
Разгоряченное лицо.
В них слышится наноминанье
О светлых мыслях и делах,
Как в поэтическом сказанье
О слышанных в ночном молчанье
На дне морском колоколах!
Как лепестки акаций белые
Весной от ветра облетают,
Снежинки легкие, несмелые —
Кружатся в воздухе и тают.
Исходит трепет пробуждения
И веет влагой от проталин,
Звон капель в мерном их падении
И переливчат, и хрустален.
И те же звоны переливные
В прозрачном воздухе роятся,
Ручьи весенние, призывные —
С победной песнею струятся!
С последними лучами алыми
Земля седую сбросит дрему,
И твердь лучами вспыхнет алыми
Навстречу солнцу золотому!
ЛЕПТА ВДОВИЦЫ
Исчезли волны фимиама,
Во храме кончился обряд,
И вот, в сокровищницу храма,
В казну его, посильный вклад
Спешит внести и стар и млад.
С вельможами и богачами
Простой рабочий наравне.
Христос, сидевший в стороне,
Следил задумчиво очами
За их толпою, окружён
Учениками. Видел Он
Сиявшие довольством лица
И бледность грустного чела.
Но, вот. Он видит: подошла
С другими бедная вдовица;
Две лепты тихо опустив
И робко голову склонив,
Как бы стыдяся подаянья,
Она поспешно отошла.
И Он сказал: – Она дала
Всех более: всё пропитанье
Своё на добрые дела.
Те, не страшась себе убытка,
Кичатся щедростью пред ней:
Они давали от избытка,
Она – от скудости своей.
РАЗЛУКА
Ты помнишь, как ночью беззвездной
Мы шли над шумящею бездной?
Туман заволакивал дали,
И волны во мраке рыдали.
Ты помнишь, как ночью безлунной
С мечтою прекрасной и юной
Мы долго безмолвно прощались,
Сквозь слезы мы ей улыбались?
И ропот валов монотонный
Звучал, как напев похоронный,
Как позднее к счастью воззванье,
Как скорбное с счастьем прощанье.
И волны тоскливо шумели,
Им вторили жалобно ели,
Одни лишь, под гнетом печали,
Мы в час расставанья молчали:
Как узник, подвергнутый мукам,
Не выдав ни словом, ни звуком
Того, что в душе мы таили,
Что здесь навсегда хоронили.
Отче наш
Отче наш на небеси!
Мы все, от мала до велика –
Перед Тобой равны, Владыка.
Помилуй грешных и спаси.
Тебя, царящего над нами,
Прославим сердцем и устами.
Да будет во вселенной всей
Творца и Бога Имя свято!
Сойдя с Синая, Моисей
Закон Его вещал когда-то,
И в храме – Отрока Христа
Благословенные уста.
Земное кончив бытие,
Земных соблазнов сбросив сети,
Простые сердцем, словно дети,
Да внидем в Царствие Твое,
Ведомые из тьмы порока
Глаголом пламенным пророка.
Пусть в небесах и на земле
Свершатся Божии веленья.
Спаситель – жертва искупленья
С кровавым потом на челе,
Сын Авраама в час закланья –
Пример высокий послушанья.
Народ, пришедший издали, –
Насытил Ты семью хлебами.
И нам, растроганный мольбами,
Ты хлеб насущный ниспошли,
А вместе с ним, Отец Верховный,
Даруй просящим хлеб духовный.
Виновным, Господи, прости,
Как, милосердный без границы,
Ты отпустил грехи блудницы –
И наши вины отпусти,
Пускай волной благоуханья
Прольются слезы покаянья.
Во искушенье не введи!
Тельца почтили золотого
Толпа народа и вожди,
Но слово дивное Христово
Пройдет века и времена:
– Оставь! Отыди, сатана!
Нас от лукавого избави,
Яви могущество Твое
Во всей его великой славе,
Вернув усопшим бытие.
Для жизни новой та же сила
Дочь Иаира воскресила.
Да придет Царствие Творца,
Его престол, Его держава,
Да будет в мире без конца
Его могущество и слава,
Во мраке жизненных пустынь
Да воссияет свет! Аминь!
1902
Из цикла «Библейские мотивы»
Молитва Иакова
Книга Бытия, гл. XXXVII, ст. 10.
– «Я жил у Лавана богатого; ныне
Спешу возвратиться в отчизну мою;
Я много добра приобрел на чужбине;
Все есть у меня: и рабы, и рабыни,
Но я пред тобой, как проситель стою!»
Страшась и желая свидания с братом,
Так молвил Иаков, к Исаву послав…
И вестник его возвратился с закатом,
Сказав, что с толпою идет к ним Исав.
Смутился Иаков, исполнен кручиной,
И надвое свой разделил караван…
Меж тем опустилася ночь над долиной
И с синих холмов заклубился туман…
И пал он во мраке ночном на колена,
И к Богу отцов с упованьем взывал:
– «О Боже! Чья милость ко мне неизменна –
Не Ты ли в отчизну меня призывал?
В пустыне безводной Ты был мне вожатым
Среди отдаленных неведомых стран,
И посуху я перешел Иордан…
Щедротам великим Твоим и богатым
Нет меры! Покровом Своим осеняя,
Спаси же и ныне от мщенья Исава,
Лишенного мною священного права, –
От мщения брата помилуй меня!
Во гневе ему незнакома пощада.
Меня устрашает Исава приход:
Боюсь, что погибнут и матерь, и чада,
И с ними прервется Иакова род.
Но, Боже! прощая мое вероломство,
Раскаянье видя мое и тоску,
Сказал Ты: «Безчисленным будет потомство
Твое, уподобясь морскому песку!»
Ездра на молитве
Первая книга Ездры, гл. IX, ст. 5.
Я пал пред Господом в отчаянье великом,
И громко я взывал: – О, горе нам! Увы!
Погрязшие в грехе превыше головы,
Дерзаем мы предстать перед Господним ликом.
Еще со дней отцов презрели мы закон,
Угасли светочи, и мрак настал кромешный,
И предал Ты во власть языческих племен
Царей, священников и весь Израиль грешный.
Мы в рабстве, но и тут Ассирии владык
Ты умягчил сердца и сжалился над нами,
И ныне мы сошлись под древними стенами,
Дабы из пепла вновь Ерусалим возник.
Неемия и спутники его перед стенами Иерусалима
Проехал я молча вратами долины
К источникам царским и дальним вратам,
И были развалины града пустынны,
Лишь смерть и безмолвье гнездилися там.
В землю ложились полночные тени,
Вдали раздавалось рычанье зверей,
Терновник колючий опутал ступени
Разбитых рукою врага алтарей.
И долго взирал я на них, опечален;
Разрушены стены, врата сожжены,
Солим величавый – лишь груда развалин,
В оковах и рабстве – отчизны сыны.
Взглянул я на братьев, пришедших со мною,
И слово воззванья сорвалося с уст:
«Взгляните, окутанный мглы пеленою,
Наш город священный разрушен и пуст!
Воздвигнем лежащие в прахе твердыни,
Исполнив пророка священный глагол,
И там, где царит запустение ныне, –
Созиждется Господу новый престол!
Из бездны страданья, позора и страха
Возникнет, для жизни иной обновлен,
Победно восстанет из дольнего праха
Главою венчанной Сион!»
КАНТАТА
Кантата.
Когда, поэтъ, настроивъ лиру,
Ты струнъ касался золотыхъ, —
Мечты твои являлись міру
Въ напѣвахъ ясныхъ и простыхъ.
Ты славилъ милость и свободу,
Побѣду истины и свѣтъ,
И этимъ русскому народу
Любезенъ будешь ты, поэтъ.
———
Какъ многоводная рѣка,
Свѣтла, чиста и глубока
Твоя поэзія родная;
310
Печаль земли тебѣ близка,
Понятна радость неземная.
———
Въ лицѣ твоемъ вся Русь вѣнчаетъ нынѣ
Родной поэзіи творца;
Какъ твой пророкъ, томившійся въ пустынѣ,
И ты глаголомъ жегъ сердца.
Явись же ты народныхъ думъ владыкой
И да сольется все въ единодушный крикъ:
«Слухъ о тебѣ пройдетъ по всей Руси великой,
И назоветъ тебя всякъ сущій въ ней языкъ»!
Восстановление храма
Хвала Творцу, хвала Ему и слава!
Воспойте все хваления Ему!
Прощает Он ходившему лукаво
Пред Ним в грехе народу Своему.
Опять в сердцах сияет веры пламень;
При звуке труб и пении псалмов,
Положен вновь краеугольный камень;
Восстанет Храм, как узник из оков.
Конец слезам, изгнанники Сиона,
Возрадуйтесь, возвеселитесь все,
Воздвигнется святыня Соломона
Пред вами вновь, во всей ее красе!
Забыта скорбь, изгнанье и обида,
Поют хвалы священник и левит,
И снова гимн ликующий Давида
Среди толпы молящихся звучит.
Лишь плачут те о разоренном Храме,
Кто знал его в величии былом,
И слушают, поникшие главами,
Они в тоске ликующий псалом.
Но тонет в хоре общих ликований,
В восторженном и шумном торжестве
Безследно звук их старческих рыданий,
Как облака в лазурной синеве.
<1896>
***
Тучки воздушно-туманныя
Тихо клубятся во тьмѣ;
Думы тревожныя, странныя,
Смутно проходятъ въ умѣ.
Вновь-ли воскресло забытое?
Жду-ли чего впереди?
Жало тоски ядовитое
Чувствую снова въ груди?
Близкаго-ль горя угрозою
Чуткое сердце полно?
Вновь-ли несбыточной грезою
Втайнѣ забилось оно?
Кто эти сны безотчетные,
Эти видѣнья пойметъ?
Схожи они, мимолетные,
Съ зыбью на зеркалѣ водъ!
