* * *
Жарко. Болит голова.
Чувствую лето в весне.
Хочется на Острова, —
Радости хочется мне.
Встреча сегодня была…
Много их было зимой.
Ночь в первый раз так светла,
Но неужели — домой?
Снова меня утомил
Нежностью этой пустой.
Нет у меня больше сил
Ласковой быть и простой.
Вот почему я бледна
И так упорно молчу.
Пусть я ему не жена —
Другом я быть не хочу!
Петроград, 1921
Снова…
И снова ресторан, вино.
Назойливый оркестр.
А сердце… сердцу все равно,
В нем нет давно уж мест.
Зачем здесь столько чуждых лиц,
Одни других пошлей?
Туземцы всяких заграниц
И родины моей.
И отыскать надежды нет
Среди последних — Вас.
Вот там скрывает блеск лорнет
Совсем не Ваших глаз.
Нелепо музыка гремит,
Горят, горят огни.
Кто пожалеет, защити
Меня в такие дни?
Ковна, ноябрь, 1921
Чудеса дрессировки
I.
Улыбаться я буду любезней,
На душе моей станет легко,
Когда выйдет прекрасный наездник
В темно-розовом плотном трико.
Легким шагом вбежит на арену,
Выводя вороного коня,
И (как радостно знать!) непременно
В крайней ложе отыщет меня.
Улыбнется — и в этой улыбке
Целый мир открывается мне;
Зазвучат трафаретныя скрипки.
Он стоит на бегущем коне.
Он бросает всей публике розы…
Я тюльпан получаю одна.
Муж мне шепчет смешныя угрозы, —
Я не слушаю, я влюблена.
II.
Антракт. Мы идем в конюшню,
В конюшню прежде всего.
Я скучаю, я так равнодушна…
Но зорко ищу его.
Мой муж говорит с жокеем.
И гладит двух желтых львят.
Ах, вот он! Сначала не смеем
И только глаза говорят.
Решаюсь, — какой Вы смелый!..
А… скоро Ваш бенефис?
— Восьмого. Не в этом дело.
Вы — лучше наших актрис.
— Цените меня немножко,
Ведь Вы счастливей других.
Вот львята, жокей и кошка, —
Я, право, здесь не для них.
Мой муж мне делает знаки…
— Я завтра приду одна.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
На арене, готовясь к аттаке,
Трубят четыре слона.