***
Не знаю, в чем моя вина,
Но я раскаяния полна!
Хоть у меня и нету «дела»,
Но я просить бы вас хотела
Смягчить карающий закон;
Не знаю, впрочем, есть ли он.
Не знаю, впрочем, ничего:
Что, почему и отчего?
Что это, буря или шквал,
Землетрясенье иль обвал,
Или свирепый ураган,
Или разбойничий наган,
Сразивший мирных на пути?
Как объяснение найти,
И как понять на миг хотя б
Злодейства мрачного масштаб!?
Иль это Гитлер, строя козни,
Легко посеял семя розни
Путем несложных провокаций;
И в мир больных галлюцинаций
Повергнут сбитый с панталыку
Наш обезумевший владыка?
Объятый страхом жалкий трус,
Вступил он с клеветой в союз
И, не смиряя ужас низкий,
В НКВД шлет тайно списки;
И над страной туман кровавый
Навеял дикою расправой,
Сгубившей лучших миллионы!
Иль сам из пятой ты колонны,
Наш вождь, учитель и отец,
Замаскированный подлец,
Кремлевский жулик, псевдогений,
Как составлял ты план сражений,
С бухты-барахты, для почину,
Чтоб сдать фашистам Украину,
И не принять в соображенье
К Москве их жадное стремленье!?
Не знаю, впрочем, ничего:
Что, почему и отчего?
Не знаю, в чем моя вина,
Но я раскаяния полна.
***
Жди меня.
Я за проволокой, в мастерской сапожной
В грязном фартуке за верстаком сижу.
То, к чему привыкнуть невозможно
Я в сознание никак не уложу.
Пусть рука усильем методичным
Колет шилом, дратвою ведёт,
Сердце в прошлое свершает путь обычный,
В дорогое мысль стремит полёт.
Вижу, ты из «Капитанской дочки»
Вслух готовишь заданный урок,
И горжусь я, что почти до строчки
Раз прочитанное ты запомнить смог.
И во власти мастерского слова
Долго, долго были я и ты.
Мы потом в натуре Пугачёва
Находили разные черты.
Ты в то утро не шалун, не дерзкий,
Был задумчив, молчалив и мил.
Сам утюжил галстук пионерский,
Аккуратно книжки уложил.
Худенькая, хрупкая фигурка,
Детских глаз сияющий агат,
Это имя озорное, Юрка,
Что ребята со двора кричат.
Пусть ты взрослый, пусть я постарела,
Разметала нас с тобой гроза.
Всё же счастью не было б предела
Заглянуть в любимые глаза.
Тормошили б мы кота Мартына,
Разгадали б в «Огоньке» кроссворд,
Прежней дружбы матери и сына
Зазвучал бы связанный аккорд.
Я когда-нибудь закончу эти строки
Радостно, близ милого лица?
Или вихрь странной катастрофы
Всё сметёт до самого конца?
Часто, часто, лёжа в ночь бессонную,
Ледяную сдерживаю дрожь:
Я боюсь, чтоб веточку зелёную
Не подрезал ошалелый нож.
Я сама покуда на «Титанике»,
Реквиема слушаю волну,
Обречённые, покорные, без паники
Мы уходим медленно ко дну.
Всё ж, покуда жизнь не измерена,
До последнего не завершилась дня.
Я ни в чём, родной мой, не уверена.
Будь здоров, живи и жди меня.
1941
Женщинам, отправленным в этап для сжигания сучьев на лесоповале
Я вижу Севера суровое величье,
Я вижу синюю мерцающую даль,
И кротость ваших лиц в их красоте девьчьей,
И ваших глаз усталую печаль.
Убором снежным пышно разодетый
Я вижу вековой дремучий лес,
И в скорбном мужестве немые силуэты,
……………………………………………………………….
И по колено ледяной компресс,
И конвоир с ружьем наперевес….
Костров бушующих оранжевое пламя,
И едкий дым, и треск сухих ветвей,
И сердце каждое, тяжелое, как камень,
С туманным обликом оставленных детей.
Ах, неба синего бездонная безбрежность,
И спутник горя – серебристый смех,
И ваша хрупкость и пугающая нежность…
Я вижу вас, я вижу всех.
***
Много же мужества было у каждой,
Чтоб продержаться два года. Однажды
Свет засиял в нашей мрачной могиле –
Весточку детям послать разрешили.
Коротко: адрес, два слова привета.
Как задыхались в тот день от волненья!
Как с нетерпеньем ждали ответа!
Месяц и больше в тоске и смятении.
Страстно откликнулись бедные птенчики,.
Затрепетали конверты- бубенчики…
