Найденный глаз
Этот глаз я нашла в траве
средь острых листьев
Я взяла его в руки легко
как прозрачный белок
и оживляла дыханьем
Переливала из ладони в ладонь
а в нем мелькали запечатленные им картины
Я хотела чтобы отделились
случайные мимолетные мертвые
от тех глубинных
что навсегда в него запали
Я не знала чей это глаз
а хотела открыть в его памяти
запись любви и ненависти
Перебрасывала его из ладони в ладонь
осторожно чтобы не уронить зрачок
Баюкала его чувствуя что мои руки
становятся легкими и мягкими будто
голубиные крылья
А он постепенно темнел
как может темнеть
только глаз найденный в мокрой траве
Постепенно становился похожим
на стоячую воду
в сумерки
В глубине, на дне зрачка
кружили неясные блестки
Я ждала чтоб они устоялись
Наконец они сложились в картину
Теперь я увидела лица
матери и отца
Они на меня глядели
Протягивали ко мне руки –
белые костяные погремушки
Я увидела нагую женщину
она кружилась в незнакомом танце
все медленнее и медленнее
Из ранки на ее плече
вытекала струйка крови
У этой женщины было мое лицо
Венец творенья
Венец творенья не человек
Венец творенья стебель укропа
Не улыбайтесь именно так
Венец творенья стебель укропа
Приятель носа
и огуречного рассола
союзник листа хрена
и веточки вишни
хорист симфонии зеленой
дубовых бочек
он сохнет терпеливо
под потолком висящий
в связке своих братьев
Многоперстый
он озаряет Сочельник
и праздник Пасхи
Он не выдумает ни пороха
ни шрифтов Гутенберга
никого не отравит
даже если б хотел
не напишет
ни “Пана Тадеуша” ни нюрнбергских законов
не заседает
в Совете Безопасности
Однако же стебель укропа
заслуживает расположенья
Земли и Неба
Его архитектура совершенна
его цвет и солнечная терпеливость
заслуживают гимна
Безгрешный
и чистый
он держит небо над огородом
до поздней осени
защищая первый иней
от обманного октябрьского тепла
Но есть такое мненье
ученое мненье
что на лугах небесных
нет для него места
“Снился мне конец света”, – говорит Янка С.,
учительница из Скарышева
Небо раздвинулось и сквозь огромную щель
вдоль меридианов вылетали вверх
сцены из старых книг и старинных картин,
статуи из белого мрамора,
Парфенон
и Лувр
Черный Кёльнский собор
взметнулся
из озера, на котором лежал, как перевернутая вверх дном
яхта, и таща за собою шлейф Снов улетел в
бездну над нами. Когда этот поток вещей прекрасных
исчез в черной проруби неба, мои дети
остались голыми. Они были сильны и прекрасны.
Блестящие сухожилья,
жемчужно-розовые мышцы, твердые ногти.
Но от их лиц постепенно отклеивались имена. Были только
Движенье и Голод.
Мы шли через город, но я не могла удержать
вокруг их плеч тонкий жизнетворный туман,
который теперь исчезал в туннеле созвездий,
как мерцающая кожа змеи. Это был мой грех.
Прозрачный бинт с Иероглифами Боли
улетал в тьму ночи. Тьма Знаков
гасла. Перед нами зажигался на пустом небе
свет начала. Эмбрион мира носился над
водами.
Перевод Натальи Астафьевой
