***
Мохнатый, как медведь, огонь
Урчал, ярился — тронь
Бежал, оскаливши клыки,
Как бурый пленник на цепи
Вслед за ловцом сквозь темный лес.
Томится дева: «Точно бес —
В крови, котенком у огня
Зовете вы меня,
А я сквозь темный лес бреду…
И догорю в аду».
Мохнатый, как медведь, огонь
Докучливый мотив.
В потемках мир — попробуй тронь:
Космат, ворчлив.
Перевод А. Николаевой
Песня за прялкой
Мельникова дочка
Чешет свои косы,
Точно пух лебяжий,
Мягкий да белесый…
Кружатся очески вьюгой снеговой,
Улицы пустынные заросли травой.
Светлая корона –
Волосы у ней,
И дрожит, мерцает
Дерево теней.
Старушонка злая поплелася прочь,
Облизала свечку и настала ночь.
Кошка из потемок
Щурится брезгливо
На мамашу Мышку
И мышат пискливых.
(Это миссис Гранди, старая карга,
Стирка ежедневно, кроме четверга).
“Мышкам-белоручкам
Не давать ни крошки!
Мыши, чтобы кушать,
Прясть должны для кошки”.
Миссис Мышь и три её тощие сестрицы
Лижут снег, шуршащий, как снопы пшеницы.
Мельникова дочка
Чешет волоса,
Зыбкою волною
Падат коса.
Рот её прохладный – луговая мята,
А на сердце тяжсть – тяжелее злата.
Шепчут мыши-тени:
“Мягкий пух поделим,
Подобьем халаты,
Гнездышки устелим,
Все равно все кончится шорохом теней,
Сколько б не кружилось Время – прялка дней.
Перевод М. Бородицкой
Падает Дождь
(Воздушные налеты, 1940. Ночь и рассвет).
Падает Дождь –
Темный, как этот мир, черный, как слепота, –
Тысяча девятьсот сороковой
Гвоздь для Креста.
Падает Дождь,
Точно пульс отдается в висках, и все громче стучит молоток
Над Землею Горшечника – гром нечестивых сапог
По Святому надгробью – Дождь над Кровавой Землей,
Где плодятся надежды-пигмеи и кормится разум людской –
Червь ненасытный с Каиновой головой.
Падает Дождь
У подножья Креста, где Распятый томится всю ночь.
О, помилуй всех Лазарей и Богачей, милосердный Господь!
Ибо льет этот Дождь
На золотую парчу и покрытую язвами плоть.
Падает Дождь –
Кровь из распахнутой раны Распятого на земь струится,
В этой груди все страдание мира таится:
Боль догорающего уголька
В сердце самоубийцы, и тьмы бессловесной тоска –
Стоны слепого медведя,
Которого хлещет кнутом, выгоняя на травлю палач…
Зайца подбитого плач.
Падает Дождь –
“Пустите же, я дотянусь до Бога –
Вон Кровь Христова льется в небесах!” –
Кровь из чела изъязвленного тихо стекает,
Чтобы омыть истомленные смертною жаждой сердца,
Страшным пожаром объятые, в пятнах запекшейся боли –
Как лавры кесарева венца.
Но послышался голос Того, кому выпало жить на земле
И младенцем в хлеву меж немыми скотами лежать:
“И доныне люблю вас, и Кровь – свет мой чистый -за вас проливаю опять”.
Перевод М. Бородицкой
Темная песня
Огонь был, как медвежий мех,
Как бурый мох…
Медведь лохматый шёл в цепях,
Сквозь лес дремучий шёл впотьмах
С безжалостным поводырём.
Вздохнула девушка: “мой дом
Не здесь. вы думали, что я
Как кошка грелась у огня,
А я сквозь бурелом брела.
В моей крови такая мгла!”
Огонь был как медвежий мех,
Он слышал всех.
Ворчал мохнатый шар земной
Во тьме ночной.
Перевод М. Бородицкой
Далее – переводы В. Кормана
Мудрец и глупец
Глупец присел на бурый
валун, что в землю врос.
Был схож с ослиной шкурой
окрас его волос.
Он долго ныл безрадостно,
что очень одинок –
вдруг кто-то молвит благостно:
“Иду к тебе, дружок !
Я тот осёл, что Августу,
спросившему про Акциум,
триумф его предрёк !”
Леди со швейной машинкой.
(Перевод с английского).
В полях, зелёных, как шпинат,
расчерченных что циферблат,
высокий дом предстанет взорам.
Весной вокруг, как шаль с узором,
лежит цветочное панно –
хоть чуть наивно и смешно.
Внутрь входят, отыскав лазейки,
лучи – как птички-канарейки.
Но там же слышен нудный звук,
назойливый машинный стук.
У Вас кудряшки, как петрушка,
прикрыли лоб и оба ушка.
Сидите Вы всегда с шитьём,
а жизнь уходит день за днём.
Уйти в шитьё от жизни – средство,
чтоб как-то скрыть её уродство.
Стучит иголка. Суета…
А мне в ней слышится мечта
скорее застегать мой разум,
чтоб стал он тих и мягче разом.
Но нет ! Не выйдет ! Волен он.
Хоть землю, море, небосклон
вошьёте в плед свой лоскутами,
так на здоровье ! Грейтесь сами !
Утренняя погудка.
(Перевод с английского).
Джейн, Джейн !
Длинная журавка, сонная красавка !
Солнце на дворе.
Стыдно дрыхнуть на заре !
Расчешись под песенку
и скачи на лесенку.
Все балясинки блестят –
дождик лил всю ночь подряд.
Все политы, все помыты
и торчат, как сталактиты.
Где ни ступишь – стук да звон:
в каждой звучный обертон.
Все ступеньки гладки,
да скользки и шатки.
После каждого дождя
все дрожат, по ним сходя.
Наперёд давай-ка сходу
доберись до огорода,
только клумб не раздражай,
амаранты не срывай.
Разожги на кухне пламя,
с разноцветными огнями:
тот – как репка, тот – морковь.
Ставь кастрюлю и готовь !
Хохолок твой на ветру
резво вступит с ним в игру…
Джейн, Джейн !
Длинная журавка ! Сонная красавка !
Я бужу тебя не зря.
Занялась уже заря.
У озера
(Перевод с английского).
Шли двое тропкой, оставляя белый след.
“Но вы ж сегодня вспоминаете, конечно,
как раньше мы уже брели здесь ?” – “Да и нет !
Ведь это был декабрь, холодный, бессердечный”. –
“Все листья свесились ослиными ушами,
когда восторг в нас закипал в последний раз.
Тут гроб той радости, и тут, смеясь над нами,
их шелест слушает теперь ваш муж Мидас”…
Они, как пагоды, брели меж снежных кочек.
И нити с облаков протягивались в лес,
вызванивая колокольчиками почек –
для похорон любви – мелодии небес.
