***
Я расплатилась щедро, до конца
За отрада наших встреч, за нежность ваших взоров,
За прелесть ваших уст и за распроклятый городок,
За розы постаревшего лица.
Теперь вы выпьете всю горечь слез моих,
В ночах бессонных неторопливо пролитых…
Вы прочитаете мой длинный-длинный свиток
Вы передумаете произвольный, всякий стих.
Но чрезмерно тесен рай, в котором я живу,
Но сверх меры сладок яд, которым я питаюсь.
Так, с каждым днем себя перерастаю.
Я вижу чудеса во сне и наяву,
Но недоступно то, что я люблю, в текущий момент,
И только одно соблазн: забыться сном и не очнуться,
Всё ясно и без труда – сужу, не горячась,
Все ясно и легко: покинуть, чтоб не возвратиться…
***
Я люблю в старых книгах цветы,
Тусклый запах увядших листов.
Как они воскрешают черты.
Милых ликов, непрожитых снов!
Павловск I
Полудня зимнего янтарные лучи,
Как трав степных дрожащие волокна,
В обмерзшие тянулись окна,
И в синей тени вдруг поблекла
Вся жизнь, глядящая в опаловые стекла.
Как взгляды медленны и руки горячи!..
О, если б таяли, как грусть немого взгляда,
Огни последние угаснувших углей,
Чтоб в памяти возник туман аллей,
Потопленных в шуршаньи листопада
Павловск II
Стройность елей,
Акварели Из серебряно-зеленых…
Отражения в затонах
Золотистого пруда
Паутинного моста
И зеленого креста,
В облаках лучом пронзенных…
Лист осенний блекло-яркий,
Меж ветвей колонна, арка,
Тишина зеркальных вод,
Неба бледно-синий свод…
Вот — Сказка Павловского парка.
Лето 1918 г.
Воспоминание в Царском Селе
На улицах ковер травы зеленый…
Вот бедный городок, где стала я влюбленной,
Где я в себе изверилась сама.
Вот грустный город-сад, где много лет спустя
Еще увижусь я с тобой, неразлюбившим,
Собою поделюсь я с городом отжившим,
Здесь за руку ведя беспечное дитя.
И, может быть, за этим белым зданьем
Мы встретим призрачную девочку — меня,
Несущуюся по глухим камням
На никогда не бывшие свиданья.
Но если есть такой, увидеть полечу
Его во сне и буду помнить свято,
Как Божьею рукой ткань лепестков измята
И свет какой дан лунному лучу.
Поклонник красоты, и влюбчивый, и пылкий,
Поставь подобие таких цветов в альков,
Гляди на линии склоненных стебельков
Я плакала от радости живой,
Благословляя правды возвращенье;
Дарю всем, мучившим меня, прощенье
За этот день. Когда-то, синевой
Обманута, я в бездну полетела,
И дно приветствовало мой отважный лет.
ВОСПОМИНАНЬЕ
Ущипнул мороз исподтишка, –
Мне совсем не больно, не обидно,
Только жалко, что уже не видно
Розовато-медного кружка.
Звонкие, задорные слова…
Справа – тоненькая белая подковка…
Ты мне поднял воротник неловко,
Оглянулся… и поцеловал.
ноябрь 1920 г. Царское Село
«Мне поздно идти назад…»
Мне поздно идти назад –
От гибели нет спасенья,
И выпитый мною яд
Уже дарит мученья.
Огонь разлился в крови,
Мутнеющий взор застыл,
И слух уже уловил
Шуршание чьих-то крыл.
В другие миры унесет
Душа этот алый закат…
Мне страшен со смертью полет…
Но поздно идти назад.
20 января 1921
«Прости мне ложь и гордые признанья…»
Прости мне ложь и гордые признанья,
Прости мне боль, что я дарю охотно…
Жизнь для меня – картины расставанья.
Поблекшие старинные полотна,
Разбитые, облупленные рамы
Хранят сокровища задумчивой печали…
Не для меня курились фимиамы,
Но мною многие болели и страдали.
Прощусь со всем, чем я жила когда-то,
Но что теперь ненужно и постыло…
Одною радостью душа моя богата,
Одною радостью, живой и белокрылой.
Май 1921
***
О, все вы, все вы были правы…
Измучена, убита я, ослепла…
Но не умолк огонь моей отравы,
И уголь теплится под серой грудой пепла.
В грудь бездыханную несется звон металла,
И возникает воли строй железный.
Пусть я всегда бессильна и устала,
Мой узок путь над этой светлой бездной.
И труд опять и нужен мне и сладок.
Кому-то робкое мое искусство нужно.
Веду я в мир печаль моих загадок
Из этой яви, нежной и жемчужной,
Из этой яви, где светлы и пряны
Движенья душ под смех наивных песен.
Откуда, болью жизни осиянный,
Уходит свет в наш мир, что зол и тесен.
Когда, ища пути домой, в эмали
Заката розовой ловила отблеск рая,
Снежинки тонкие спирали подымали
И вечер стал прозрачен, умирая.
И я поверила, что надо жить для смерти,
Для огорчений и для жгучей боли.
И все вы, все вы, чистые, поверьте,
Что Бог зовет и подойти позволит.
24 ноября 1921
***
Когда-то, мучаясь горячим обещаньем,
Давно мне данным и живым поныне,
Я путь вершила по седой пустыне,
Считая дни с необъяснимым тщаньем.
Когда-то, радуясь свободе обманувшей,
С хвалой в звенящем медью горле,
Я видела, как синь свою простерли
Часы в даль будущую от минувшей,
И мчалась мысль, как облако над степью,
Его края желанья окрылили…
И боль прошла, как запах белых лилий,
Замкнула жизнь нерасторжимой цепью.
О, тесен круг безвыходных мечтаний!
О, душен мир, в который залетела!
Незрячий дух и трепетное тело
Не знают исполненья обещаний…
Но если боль иссякнет, мысль увянет,
Не шевельнется уголь под золою,
Что делать мне с певучею стрелою,
Оставшейся в уже затихшей ране?
10 декабря 1921
***
Настойчивый звон, чуть слышное эхо…
Разбег безмятежный по пропасти краю…
Медлительный взлет… И вот замираю
Надолго, навеки ль? От смеха
До слез осторожное слово не звало…
О нежная, бойся! О, бойся пожара –
Полуденный холод полночного жара
Не сможет унять, и волнение ало.
Стройнее и ближе, зарей осиянный,
Чуть видимый оку, приблизившись плавно,
Встаешь успокоен, счастливый и сонный,
Глядишь сквозь ресницы с влюбленностью фавна.
21 декабря 1921
***
Спросили меня вчера:
«Ты счастлива?» – Я отвечала,
Что нужно подумать сначала.
(Думаю все вечера.)
Сказали: «Ну, это не то»…
Ответом таким недовольны.
Мне было смешно и больно
Немножко. Но разлито
Волнение тонкое тут,
В груди, не познавшей жизни.
В моей несчастной отчизне
Счастливыми не растут.
27 декабря 1921
***
У нас есть растения и собаки.
А детей не будет… Вот жалко.
Меня пожалеет прохожий всякий,
А больше всех докторша, милая Наталка.
Влажной губкой вытираю пальму,
У печки лежит шоколадная Зорька.
А некого спрятать под пушистую тальму
И не о чем плакать долго и горько.
Для цветов и животных – солнце на свете,
А для взрослых – желтые вечерние свечи.
На дворе играют чужие дети…
Их крики доносит порывистый ветер.
1921-1922
***
Когда ты разлюбишь меня
(А это придет, наверно),
Я буду хранить суеверно
Всю прелесть последнего дня.
Сейчас я тебе дорога ,
Потому что, сказал, – красива,
Но скоро уже фальшиво
(А я становлюсь строга)
Твои слова зазвучат.
И я запрещу – молчи же!
И бисер опаловый нижет
Огонь острием луча!
Февраль 1922
***
Я хотела бы видеть тебя почаще,
Целовать иногда твои робкие губы,
Все другое постыло, не мило, не любо,
Даже день предвесенний, молодой и блестящий.
Мне так много сказать тебе шепчет совесть,
Мне так радостно ждать от тебя ответа…
Я больна огнем золотого света,
Я не в силах слушать скучную повесть.
Я теперь проклинаю суровое время
И узоры часов, и минут напевность,
Поднимается вот жестокая ревность,
Эта цепкая боль, осужденная всеми.
Для ребяческих игр выбираю луга я,
А во мне уже бродит моя отрава…
Ни на что от тебя не имею права,
А с весною меня заменит другая.
23 февраля 1922
***
Я больше не могу, мне очень тяжело,
Неровно мы наш подвиг поделили.
Могу тебе сказать: «О друг мой: или – или!»,
Но наше будущее хрупко, как стекло.
Слова последние останутся за мною.
Мне не страшна грядущей дали мгла.
Но миг сегодняшний, жалею, не могла
Сказаться ни усталой, ни больною,
Чтоб вновь в бессвязных мыслях отойти
От будней призрачных, таких уже неблизких.
И видеть зной в луны и солнца дисках,
Что льется мне на сонные пути.
В пещере маленькой, где праздничные ясли,
Не сковывают и не тают льды,
Идем по кругу медленной звезды,
Пока мы оба к жизни не погасли!
13 марта 1922
***
Как мало слов, и вместе с тем как много,
Как тяжела и радостна тоска…
Прожить и высохнуть, и с лёгкостью листка
Поблекшего скользнуть на пыльную дорогу.
Как мало слов, чтоб передать точнее
Оттенки тонкие, движенье и покой,
Иль вечер описать, хотя бы вот такой:
В молчании когда окно синеет,
Мятущаяся тишь любимых мною комнат,
А мерный звук — стекает с крыш вода…
Те счастье мне вернули навсегда,
Что обо мне не молятся, но помнят.
13 марта 1922
***
Ты прав…
Я иногда пишу над печкой яркой
Тобой или другим навеянные строки,
А вечер тянется, прекрасно-одинокий…
Не ожидая от судьбы подарка,
Ношу в себе приливы и отливы –
Горю и гасну там, на дне глубоком.
Встречаю жадным и смущенным оком
Твой взгляд доверчивый и радостно-пытливый.
И если снова молодым испугом
Я кончу лёт на черном дне колодца,
Пусть сердце темное, открытое забьется
Тобой, любимым, но далеким другом.
Март 1922
***
Сегодня я ждала особенно тревожно,
Глядела за окно на наш широкий двор.
Там новый, чистый снег блистательный ковер
Постлал, красивый красотой неложной…
Казалось мне, что ты недалеко идешь,
Ускорив шаг при приближеньи к дому.
Гашу в себе знакомую истому,
Бужу в себе обыденную ложь…
Узнаю вечера еще, еще длиннее,
Еще тревожнее живую тишину…
Уже пора готовиться ко сну,
Одним и тем же ровно пламенея.
Март 1922
***
Когда последний час дневной
Сольется с сумраком ночным,
О ты, который мной любим,
Приди ко мне, молчать со мной…
2 июня 1922 СПб
***
Слова, бесплодные слова…
Как мне сдержать поток горячий?
Смеется друг, подруга плачет
И в радость верует едва.
А радость есть – она для каждой
Чуть-чуть проснувшейся души.
Благодеянье доверши.
Ты, подаривший вечной жаждой!
Июнь 1922
***
Целый год я смотрела на бедную землю,
Целовала земные уста.
Отчего же внутри неизменно чиста
И словам откровений так радостно внемлю?
Оттого ли, что боль я носила в груди,
Или душу мою охраняли святые?
Только кажется вот — облака золотые
Принесут небывалые прежде дожди.
Июнь 1922
***
Ну, помолчим минуту до прощанья,
Присядем, чинные, на кончике дивана.
Нехорошо прощаться слишком рано,
И длить не надо этого молчанья.
Так будет в памяти разлука горячей,
Так будет трепетней нескорое свидание,
Так не прерву посланьем ожиданья.
Не приходи, разлюблен, ты – ничей.
Так сохраню засохшие цветы,
Что ты, смеясь, мне положил за платье,
И руки сохранят желанными объятья,
И взоры дальние останутся чисты.
7 ноября 1922
***
Люблю, оторвавши глаза от книги,
Увидеть, что за окнами уже поголубело
И тень абажура изящнейший выгиб
Чертит на скатерти ярко-белой.
Мне так хорошо, так удивительно спокойно,
И верится в будущее, как ребенку.
Вот увидите – стану живой и стройной,
Снова буду искрящейся и тонкой.
Вспоминаю, что только что пробило восемь,
Надо подбросить в огонь полено.
И так радостно видеть, что в комнате просинь
Очаровательного земного плена.
10 марта 1923
***
Я жду тебя, как солнечного мая,
Я вижу о тебе мучительные сны,
Не замечаю медленной весны,
К губам цветы разлуки прижимая.
И все-таки могу еще уйти,
Как раненая упорхнуть голубка,
А ты не выплеснешь недопитого кубка,
Не остановишься в стремительном пути.
«Источник благодати не иссяк», –
Сказал монах, перелистнувши требник…
Служитель церкви для меня – волшебник,
А ты – почти разоблаченный маг.
И боль, что далеко не изжита,
Я претворю в безумье. Сила
Растет… Я дух не угасила,
Но я изверилась, и вот почти пуста.
27 марта 1923
***
Я не стану тебя упрекать,
Я сама виновата во всем,
Только в сердце такая тоска
И не мил мне мой светлый дом.
Я не знаю, как, почему
Я убила любовь твою.
Я стою на пороге в тьму,
Где просила себе приют.
Как никто не помог мне жить,
Не помогут мне и уйти.
Я скитаюсь от лжи до лжи
По неведомому пути.
Я не знаю, чего искать,
Я убила любовь твою.
И во мне такая тоска.
И такие птицы поют.
27 апреля 1923
***
За слезы многие меня накажет Бог;
Я столько трачу сил на темное горенье,
Что каждый страждущий меня б отметить мог
Печатью холодности и презренья.
Все боли, сжегшие меня, ничтожны и мелки,
Но малый мир я не могу разрушить.
И голоса звучат все реже и все глуше
В просветы алые безвыходной тоски.
27 апреля 1923
***
Вот скоро год, как я ревниво помню
Не только строчками исписанных страниц,
Не только в близорукой дымке комнат
При свете свеч тяжелый взмах ресниц
И долгий взгляд, когда почти с испугом,
Не отрываясь, медленно, в упор
Ко мне лился тот непостижный взор
Того, кого я называла другом…
***
До сих пор качается колокольчик:
Пять минут, как ушел прохожий…
В озаренной солнцем прихожей
Я стою недвижно и молча…
Ах, как будет мне хорошо сегодня –
Это был старичок суровый…
Он сказал мне доброе слово:
«Будь спокойна, раба Господня…»
1923
***
Деревья срублены, разрушены дома,
По улицам ковер травы зеленый…
Вот бедный городок, где стала я влюбленной,
Где я в себе изверилась сама.
Вот грустный город-сад, где много лет спустя
Еще увижусь я с тобой, неразлюбившим,
Собою поделюсь я с городом отжившим,
Здесь за руку ведя беспечное дитя.
И, может быть, за этим белым зданьем
Мы встретим призрачную девочку-меня,
Несущуюся по глухим камням
На никогда не бывшие свиданья.
9 мая 1923 г.
***
Те же слова, что и годы назад,
Они для меня свежи и не вянут.
Только, взглянувши себе в глаза,
Я теперь до дна не достану.
Только, опомнившись на лету
В лёте стремительном и безумном,
Вдруг удивлюсь, как души растут –
Полно, таинственно и бесшумно.
И станет не жалко кровавых лет,
Пропевших в сердце алую рану.
Все те же слова, как угли в золе,
Они не угасли, они не вянут.
19 мая 1923
