Осеннее
Еще не открывая глаз
И вспоминая все, что снилось,
Я чувствую, что в первый раз
Окно испариной покрылось.
Я знаю, что еще темно,
Ночь держится в последних звездах,
Мне нужно встать, открыть окно,
Вдохнуть осенний, свежий воздух.
Но я не встану, пусть в окне
Рассвет блуждает в темных шторах,
Я буду, лежа на спине,
Подслушивать осенний шорох.
Я знаю, ночью был мороз,
Потрескивают половицы,
И ветер с поля весть принес
О двух дробинах в сердце птицы…
Светает поздно, ночь длинней,
И в этом осени начало.
Как жаль, что теплых, летних дней
И вспоминая все, что снилось,
Я чувствую, что в первый раз
Окно испариной покрылось.
Я знаю, что еще темно,
Ночь держится в последних звездах,
Мне нужно встать, открыть окно,
Вдохнуть осенний, свежий воздух.
Но я не встану, пусть в окне
Рассвет блуждает в темных шторах,
Я буду, лежа на спине,
Подслушивать осенний шорох.
Я знаю, ночью был мороз,
Потрескивают половицы,
И ветер с поля весть принес
О двух дробинах в сердце птицы…
Светает поздно, ночь длинней,
И в этом осени начало.
Как жаль, что теплых, летних дней
Все лето я не замечала.
Еще осеннее
Как много, много, много раз
Осенний лес воспет.
К раздумью каждого из нас
Зовет багряный цвет.
Он щедр, он звонок, он горяч!
Хоть он печалит всех,
Как скрипки неутешный плач
Сквозь затаенный смех.
Но в этот раз идет лдна
Осенняя пора,
Особой прелести полна,
Особенно пестра.
Бесшумно паучок повис,
А тишина звенит.
Дубок бросает желудь вниз,
А сам глядит в зенит.
Он в небо крону устремил
С решимостью такой,
Как будто от недобрых сил
Хранит земли покой.
Индейское лето
Причесались поля для озимого сева
И легли вдоль дороги и справа и слева.
Деревенские галки слетают на жниво,
Ходят важно и клювами тычут лениво.
А в лесу, где деревья редеют и рдеют,
Тишина как в Нью-Йорке, в Индейском музее,
Где стоят, запылясь, нежилые вигвамы,
Где индейские ткани развешаны в рамах.
Ткани красных, коричневых, желтых узоров,
Где посуда разбитая – глиняный ворох,
Там же сложены в кучу мокасины и перья,
Томагавки, тотемы, приметы, поверья –
Все, чем были когда-то индейцы богаты,
Все, в чем рылся Лонгфелло, ища Гайавату.
Это индиан соммер – индейское лето,
Бабье лето, горячего рыжего цвета.
И когда мне в холодной воде из колодца
Поутру желтый лист невзначай попадется,
Я уж знаю, что с летом придется проститься,
Улетела последняя певчая птица,
Что на юге кончается сбор винограда,
Что подкрался мороз и стоит за оградой.
Весеннее
Что? Пушки? – Нет, грохочет лед.
Землей, водой весна идет!
Гляжу в окно – набухли почки.
Обрезать яблони пора.
Сосульки в мокром узелочке
Несут мальчишки со двора.
Дымится в ростепели дружной
Снег на пригорке за селом…
Я прячу шубу – груз ненужный
С его искусственным теплом.
Зимнее утро
Пороша на ночь выпала чиста,
Лежит, не тая,
Корочкой покрылась.
И воробьев пугает нагота:
Кричат, взлетая,
Кажут легкокрылость.
А утки, косолапы и грузны,
В снежок нырнули,
Как, бывало, в воду.
Они не знают радостей весны:
Приплод июля
Кучинской породы.
Как чистишься ты, утка, весела,
ты моешь перья
Банщицы не плоше,
И хвостиком трясешь, и крылья развела,
Полна доверья
К голубой пороше.
С ней больше, чем с хозяйкой, ты дружна,
Хотя хозяйка
Сыплет, не жалея
На чистый наст овсяного зерна,
Чтоб ты, лентяйка, стала тяжелее.
