ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ
Перевод и предисловие Анатолия Кудрявицкого
ИДТИ, ПРЕВОЗМОГАЯ ВОЗДУХ
В какой стране большинство поэтов пишет под псевдонимом, а не под собственными именами? В Китае. Такая там традиция. Вот и поэтесса, о которой пойдет речь, избрала себе поэтическое имя – Жанг Эр, звучное и воздушное, подобное полету жаворонка. При всем при том ее собственное имя – Минзия Ли – звучит не менее изысканно. Эта красивая молодая женщина родилась и выросла в Пекине, с юных лет писала стихи, изучала английский язык, стала профессиональным переводчиком с английского. Переводила она и поэзию.
В середине 80-х Жанг Эр, известная уже в Китае молодая поэтесса, знакомится с приехавшим в ее город известным американским поэтом и философом Леонардом Шварцем (его в последнее время начали переводить на русский, было уже несколько публикаций). В 1986 году они поженились, и Леонард Шварц увез ее в Нью-Йорк, где они живут и сейчас. Жанг Эр много публикуется в самых разных литературных журналах – в США, в Европе, на Тайване и, конечно, в Китае. Леонард Шварц стал переводчиком ее стихов на английский.
Я познакомился с этой парой летом прошлого года в Москве, куда они и еще пять американских поэтов были приглашены на русско-американский поэтический фестиваль, Так получилось, что из всех американцев только эти двое не знали ни слова по-русски и потому не были обременены несколько навязчивым вниманием нашей московской литературной “тусовки”, что делало их вполне открытыми для общения с человеком в какой-то степени англоязычным. Я подружился с этой необычной парой, а может быть, и типичной для университетской интеллектуальной Америки. Они ходили по июньской Москве – Шварц, чем-то неуловимо схожий с Дастином Хоффманом, и его обаятельнейшая жена; все им было интересно, все нравилось.
Очень любопытно было слушать первое выступление Жанг Эр в Москве. Китайская просодия совсем не похожа на плавную русскую – она сродни акцентному стиху, но тоническое ударение в этой поэзии не резкое, оно напоминает звон серебряных колокольчиков. Вслед за Жанг Эр Леонард Шварц прочитал переводы ее стихов на английский. Это и на английском были хорошие стихи, однако в англоязычной традиции перевода не ставится задача отобразить звуковую организацию текста.
Мне показалось заманчивым попы-таться сделать это по-русски. Жанг Эр начитала на диктофон для меня несколько своих стихотворений, и я, зная теперь, как это звучит, и пользуясь к тому же английскими подстрочниками, сделал несколько переводов. Самым характерным для Жанг Эр является звук в стихотворении “Капля дождя”:
Трудно ли против ветра идти?
Нет, превозмоги лишь воздух.
Трудно ли по ветру идти?
Нет,покорисьтеченью.
Вековые традиции китайской пейзажной лирики живут в этих стихах. Традиции эти предусматривают в том числе и философское осмысление пейзажа, пусть даже городского, и состояние души человека, пейзаж этот воспринимающего. И то, и другое есть в стихотворении Жанг Эр, да и чувствуется, что ощущение душевной непогоды, равно как и привычка к ходьбе “против ветра”, слишком хорошо ей знакомо.
Жанг Эр восхищается стихами изве-стного американского поэта Джона Эшбери (которого она переводила на китай-ский), а именно – “способом, с помощью которого поэты, подобные ему, разнообразят свой язык, используют многие пласты его, богатую и разнородную фактуру. Слова повседневной речи, уличный жаргон, классические обороты и усредненный стиль – все это превращается в своего рода сплав, перетекает друг в друга”. Жанг Эр и сама умеет, по ее выражению, “превращать поверхностные слова в текстовые глубины”. Жизнь в США, пребывание в американской литературной среде не могли не повлиять на ее стилистику. Например, стихотворение Жанг Эр “Интерьер” могло бы выйти из-под пера американцев Марка Стрэнда или Чарльза Симика, “поэтов безмолвия”, как называл их Бродский. Вот эти, наверное, самые американские из стихов поэтессы:
Блеск большого зеркала очерчивает
комнату, где день за днем
он изучает свое отраженье,
яснеющее постепенно.
Такая самоуглубленность неизбежно заставляет все время иметь перед внут-ренним взором и собственное прошлое. А прошлое Жанг Эр – это весьма неохотно расстающийся со своим тоталитарным прошлым постмаоистский Китай, где распущенные волосы “уже создают иллюзию свободы” и неотступно “ощущение взгляда на коже, сейчас и всегда”. Именно здесь сформировалось у поэтессы уме-ние “идти, превозмогая воздух”; однако ведь не каждый в такой же мере стоек! Это порождает у Жанг Эр грустные раз-мышления о том, что “улыбки под масками скоро будут такими же,: как у масок”. Да и вообще ее стихотворение с примечательным названием “Руины” – весьма мрачное “остранение” китайской действительности:
Маски семейные из земли извлечены;
с ними и лица, что не покажешь людям, –
портретами на стене городской,
за которой нет города,
и на то есть свои причины.
Такие вот Жанг Эр пишет стихи, совсем не похожие на нашу поэзию и все же чем-то неуловимым близкие нам, тоже через многое прошедшим. Близки нам и ее поиски поэтической традиции, которую можно было бы сделать основой для современного стихотворчества. Мы ведь тоже вряд ли представляем себе, какой дорогой пойдет современная русская поэзия – останется ли верной заимствованной несколько веков назад европейской традиции так называемого “регулярного стиха” или перейдет на свободный стих, истоки которого – в русских былинах и даже в библейских сказаниях. Немногие из наших поэтов пытаются осмыслить пути развития отечественной поэзии с той же глубиной, что Жанг Эр.
Что же касается самой поэтессы, не так давно, осенью 1997 года, в Нью-Йор-ке вышла первая книга ее стихов в переводах на английский, выполненных Леонардом Шварцем. Называется книга “Зимний сад”. Тираж вполне московский – 250 экземпляров. На то это и “зимний сад” – он не для толпы.
КАПЛЯ ДОЖДЯ
Трудно ли против ветра идти?
Нет, превозмоги лишь воздух.
Трудно ли по ветру идти?
Нет,покорисьтеченью.
Капля дождя
в пространстве растворена.
Ветра с шести сторон
несут назад ее, а затем вперед.
Ветра с шести сторон
приходят, и вот уже сломан зонт
и флагом висит,
словно славное знамя дождя.
ИНТЕРЬЕР
Блеск большого зеркала очерчивает
комнату, где день за днем
он изучает свое отраженье,
яснеющее постепенно.
Что же там, на книжной полке,
беспорядок ли, как после чистки орехов?
Ему трудно дышать, он кладет
каленый орех в горшок цветочный.
Руки его не ощущают боли,
они все еще неспособны
вобрать жар от соседних
воспаленных слов.
Печь на странице еще горит,
тем временем владыка-ритм
беззаботно переступает
через порог молчанья.
РУИНЫ
Маски семейные из земли извлечены;
с ними и лица, что не покажешь людям, –
портретами на стене городской,
за которой нет города,
и на то есть свои причины.
Нарочитые жесты,
ощущение взгляда на коже, сейчас и всегда.
Мы идем за тачкой могильщика,
и на то есть свои причины.
Когда роешь колодец,
мокрая почва светлеет, и вот уже бел сухой песок.
Амбиции обрушили замок,
и на то есть свои причины.
Переименуем улицы эти, что утратили имена,
волосы заплетем, что рассыпались,
иллюзию создавая свободы…
Улыбки под масками скоро будут такими же,
как у масок,
и на то есть свои причины.
Опубликовано в «Литературной газете» № 28 (5707), 8 июля 1998 г.
© Анатолий Кудрявицкий, 1998 – перевод
