«Есть темы, к которым журналист приходит как бы со стороны. Столкнулся он с такой темой по заданию редакции или по случайности вышел на нее, сделал передачу или статью – и больше не возвращается к ней, может быть, никогда. Но у каждого журналиста обязательно есть заветная тема, которая родилась в самом его сердце, которая составляет часть его души. Тема, которой он живет всю жизнь. Для меня такая тема – Великая Отечественная война, военное детство, которое я пережил сам.
Дети войны. Это я и мои сверстники, которые первоклассниками сели за парты осенью далекого 44-го. Одни только что вернулись в освобожденный Петрозаводск из эвакуации. Другие – после финских лагерей принудительного содержания, откуда Красная армия освободила их всего три месяца назад…
Да, мы дети тех суровых, огненных лет будем последними свидетелями Великой Отечественной войны, которая началась 64 года назад солнечным июньским днем 41-го года. А поскольку мы сполна разделили военные судьбы наших родителей, то осмелюсь взять на себя право сказать, что, наверное, мы не просто свидетели, но и участники той войны. Да, мы – тогда пятилетние – шестилетние – и участники и почти все инвалиды той войны. Разве не так?
Лишенные отцов, ушедших на фронт, мы с измученными нашими матерями плыли в эвакуацию на беззащитных от вражеских бомб баржах, тряслись под бомбежками в так называемых «теплушках» самых медленных на свете поездов.
И если не все из нас были тогда ранены, если не все попали за колючую проволоку концлагерей и если не многие из нас жили в холодных партизанских землянках, то и те, кто был в эвакуации, разве не были изувечены? Или не опалила наши души война? Или не отняла у нас детство – самую счастливую пору единственной человеческой жизни? Или «похоронки» на наших отцов не были теми же пулями и осколками, которые, убив наших отцов, долетали и до нас с переднего края и вонзались прямо в детское сердце?!
Разве раны изуродованных наших дедов, отцов и старших братьев не оставили ран и в нас?
В чем дело не знаю: раньше война вспоминалась реже, теперь же все чаще тревожат душу сцены из военного детства, трудные дни эвакуации. Будто это осколки, оставшиеся в душе от военного детства, зашевелились теперь, шестьдесят с лишним лет спустя. А может, еще и в другом дело. Прежде живы были многие из фронтовиков, и их память о войне была главной памятью народа, страны. А сейчас, когда многих из них нет, память о войне обострилась в нас. Словно, уходя из жизни, передали они свою память нам, которые своим израненным детством разделили с ними все тяготы военного лихолетья.
Да, у истории и у памяти свои законы. Время, наверное, подошло и нам, мальчишкам военной поры, сказать свою слово о тех суровых годах…
В июле 43-го пришло первое письмо из Белоруссии, где жила и ныне живет вся батина родня. Письмо от деда моего Якова Федотовича. Всю войну он был на оккупированной территории в партизанском краю. Днем в маленькой деревне Райково хозяйничали немцы, а к ночи убирались они подальше от леса в большое село Кушлики. Боялись партизан. Деду было уже за семьдесят, но чем мог он тоже помогал партизанам приближать день победы. Дед писал, что после разгрома фашистских войск под Сталинградом гитлеровцы залютовали пуще прежнего. Что младшенького его сыночка расстреляли они в Боровухе, в нескольких километрах от родной деревни, а внука Васю угнали в Германию.
Уже после войны, когда вернулся домой внук – мой двоюродный брат Вася, рассказал он о страшных днях, проведенных в лагере смерти – в Бухенвальде.
…Потом пришло письмо от дяди – Ивана Андреевича Шнитко из Берлина. Глаз было не оторвать от фотографии гвардии капитана, от его орденов Красного Знамени, Отечественной войны, Красной Звезды, Александра Невского…
Осенью 46-го в отцовской деревне Райково, что в Белоруссии, увидел я еще одного своего дядю-фронтовика, двоюродного брата отца, Героя Советского Союза, гвардии полковника Дмитрия Даниловича Валентика. Звания героя он был удостоен еще в финскую войну, а Великую Отечественную закончил командиром авиационной дивизии… Я так и не удосужился поговорить с ним о его фронтовых путях-дорогах. Все думал как-нибудь потом. А теперь уже поздно. Только в 1984 году после моего очерка в газете «Известия» из десятков писем бывших однополчан Дмитрия Даниловича, откликнувшихся на эту публикацию, я узнал, что это был за человек, какой смелый и умелый летчик и как обожали его однополчане.
Как быстро летит время! Многие из моих родственников-фронтовиков, кого я упомянул здесь и кого не назвал, живут в моей памяти молодыми. А между тем почти никого из них уже нет в живых. Да, как жаль, что тогда, когда уже по мирной нашей земле они ходили в выцветших от зноя и пота, в пропахших порохом гимнастерках, при всех наградах на груди, как жаль, что тогда мы так мало расспрашивали их о войне. Впрочем, мы и сами так много знали тогда о войне, а рядом, куда ни брось взгляд, были герои, что и в голову не приходило расспрашивать. А о трудных ратных делах своих фронтовики говорили, пожалуй, меньше всего. Разве что за столом, выпив водки, когда со слезами на глазах и грустными песнями вспоминали погибших друзей.
В десятках тысяч семей вот так тихо, незаметно, в вечной нашей житейской суете ушли навсегда, безвозвратно ветераны Великой Отечественной. И не осталось нам в наследство и десятой доли того, что хранила их фронтовая память, что неизбывной болью годами болело в их сердце. Того, что должны бы мы знать и вечно помнить, хранить, передавая от отца к сыну, от сына – к внуку…
Да не оскудеет наша память! Да не отречемся мы от своей истории, от великого подвига нашего народа, советского солдата. Именно так – советского. Ибо армия была едина и сильна дружбой солдат всех национальностей Советского Союза. Все они защищали в том смертельном бою единую Родину.
Да не выбросится никогда этот День ни из наших календарей, ни из нашей памяти, ни из нашего сердца! Когда же и если – не дай Бог это случится – мы перестанем зваться русскими, россиянами».
